В Каратау вечером всегда очень спокойно. 1-1

В Каратау вечером всегда очень спокойно.


…




Из письма рядового в/ч № ХХХХХХХХХХ Саида Умар-ходжи, изъятого из почтового оборота после перлюстрации замполитом Киреевым К.А.:
«… Отец, я прошу тебя – сходи в Соктар и расскажи мулле Бабаджану такой случай:
Меня отпустили в увольнение и я сначала зашел к нашим русским знакомым, что бы получить от вас посылку и деньги. У них дома очень интересно и на полках лежат камни с ракушками внутри, какие мы во множестве видели в Гиждуванском тумене, когда ездили туда покупать у узбеков гуза. Эти русские сказали, что бы я шел в кино и посмотрел там фильм «Пираты ХХ века» и дали бесплатно билет. Сами не пойдут – у них болеет отец, но мне кажется, что он не болеет, а сильно пьян.
Я сидел в кино в темноте, в большом кинотеатре «Авангард» и рядом со мной сидела красивая гречанка, которая положила мне на колено свою горячую руку. Кажется я ей понравился, хотя сильно вонял потом. К тому же в части нам запрещают подмываться и заставляют пользоваться бумагой и мне все время кажется, что от меня воняет не только потом.
Гречанка засунула мой указательный палец себе в рот и стала его облизывать. Я почувствовал, что она одела на палец кольцо и я перестал себя слушаться. Что она хотела, то я и делал. Мы в темноте вышли из зала и меня даже кто-то пнул и отругал очень нехорошо, ведь я плохо шел и наступал людям на ноги.
Меня посадили в черную машину и повезли в дом около ресторана «Эдельвейс». Провели на второй этаж, не помню, правда, в какую квартиру. Там уже была одна маленькая старуха в черном и толстый усатый грек. Старуха громко начала ругаться, похоже гречанка не думала, что дома кто-то есть. Они говорили на греческом и я понял слово «путана» и имя гречанки – Агапи.
Толстяк схватил меня за шиворот и повел через дорогу, за ресторан. Посмотрев по сторонам, он сильно ударил меня по голове и бросил в яму с водой. Но он не заметил детей, которые прятались за мусорными баками – тут дети в костях ищут себе альчики, а потом заметил и побежал за ними. Я смог вылезти из ямы и убежал за какие-то гаражи и там стеклом отрезал себе палец с кольцом, потому что так не мог снять, а носить дальше уже сильно боялся.
Я посмотрел хорошо на кольцо и смог прочитать четыре латинские буквы – «port», там были еще буквы, но их труднее было читать. Палец положил в карман и пошел в часть, думал мне его снова назад поставят. В части, в медпункте, посмотрели на мой палец и я удивился, что кольца уже нет, остался только белый след, словно я кольцо ношу уже очень давно.
Командир ничего не спросил – он хочет домой и все время курит анашу, а другим солдатам я сказал, что сам случайно отрубил топором. Хорошо, что им тоже все равно и они больше не спрашивали.
Я знаю зато, что вам не все равно и родителям надо говорить правду. Спроси отец у муллы, как я и что должен рассказать родителям невесты про такой случай и другим нашим знакомым, когда вернусь. И спроси еще, что это такое было.
Вы мне в прошлый раз прислали орехи и мед, а в этот раз орехи не прислали и теперь я ….».



…




Темноволосая незнакомая девушка Тахоа посмотрела на Крита Эссона сквозь бутылку. Его мокрое от пота лицо стало еще противнее, а глаза округлились и стали коричневыми. Берроуз писал: «Хочешь узнать человека – посмотри на него сквозь бутылку, а хочешь познать его – засунь ему бутылку в задницу и вылей туда содержимое». «Крит Эссон – свинья», - подумала девушка и легко отодрала от холодного стекла бумажную этикетку с чьим-то бородатым портретом.
В бар зашел ее сосед по автобусу и мысли приняли другое направление:
«Сколько я слышала у неуемном желании заниматься сексом перед смертью. Женщины просто сходят с ума и отдаются прямо на улицах. Вот – симпатичный парень, не расстается со своим компьютером, с ним наверное было бы хорошо. А я работаю, занимаюсь черт де знает чем! Этот Эссон просто прилип к симпатяге, а у того какие-то свои мысли и проблемы, хотя в мою книгу заглянул с интересом и, увы, сразу снова уткнулся в свой компьютер».
В дверях появился высокий бритый парень в кожаной куртке на голое тело, он оглядел пространство замутненным взглядом и направился прямиком к Тахоа. Девушка шумно вздохнула и уставилась на его ухо, увешанное массой сережек. Бритый подошел и раскрыл перед ее лицом свою ладонь, там была надпись – «privet». Тахоа прошипела: «Убери свои govnodavy, ubl’udok». Пароль, отзыв – все как в старые добрые времена…




…




«Пиво с собой возьмем?» – азартно спросил Володя уже у дверей вагона «Каратау-Москва» на перроне Казанского вокзала. Именно вагона, т.к. до самого Каратау доедет только этот вагон.
Мы недавно покинули колыбельку революции, каменную и от того очень неуютную. Оказалось, что прямого сообщения у Каратау с Ленинградом нет, вот и пришлось ехать в Москву. Мой друг и моя тень Маляб Абдурахманов поинтересовался:
- Владимир, а разве не Ленинград – ваша столица? –
- Ленинград – другая наша столица, столица человеческого материала, русских людей, наша страна – словно матрешка: и в далеком приближении последней, подлинной, столицей вполне может оказаться какое-нибудь никому неизвестное Пиндошино. –
- Или Каратау? –
- Или Каратау. Или Мендюкино. –
Видя такой пивной энтузиазм, я изобразил удивление: «Конечно, а то как же еще коренной иранец может по иному время в поезде провести, как без банки пива». «Баночного еще найди попробуй …», - озабоченно произнес Володя и под руку с проходившим мимо носильщиком отправился в сторону самого здания вокзала.
- Думаешь, он нарочно? – спросил я Маляба.
- Зачем? Ты себя вспомни, как обкурился гашиша на японском рейсе. Тоже нарочно? –
- А где, когда и с кем я еще мог так отдохнуть? –
- Вот то-то и оно! Попроси его гашиша достать, что ли. Хе-хе. – Маляб так буквально и смеялся, пофанемно, – «Хе» и «хе».
Володя вскоре вернулся вместе с носильщиком – шикарным типом: здоровый мужик в керзовых сапогах с дымящейся папиросой в зубах. А после общения с нашим другом из KGB у него на груди еще и огромный круглый значок появился, с белым голубем. Они шли вместе, носильщик толкал тележку с каким-то свертком и о чем-то весело говорил с Володей. Позже Володя рассказал, что его имя можно произносить по-разному – «Владимир, Вова, Вовка, Вовчик, Владимир Владимирович и даже Боб». Маляб, конечно, спросил:
- Это очень странно. Я могу всех Дмитриев называть «Дмитрий Дмитриевич»? –
- Нет, тут есть свои нюансы, это объяснять правда долго надо, еще все от имени отца зависит. Просто «Владимир Владимирович» - в нашей стране называйте так только меня и все. –
- В далекой арабской деревушке родился мальчик, которого назвали Ибн. У него потом тоже родился мальчик и его назвали Ибн. Ибн ибн Ибн. –
- Да, это так. Это так … - только и ответил Владимир.
Упаковку с пивом бросили на свободную полку в купе и стали устраиваться. Володя Владимирович шустро переоделся в спортивный зеленый костюм с лейблом «Adidas» и изумленно смотрел, как мы сняли одни и натянули другие брюки и пиджаки. «Европа-Азия …» - цокнул он языком и обернулся на стук в дверь. Вошла проводница и принесла чай – стаканы в подстаканниках, ложечки и кусочки сахара в бумажной упаковке.
- Володя, а можно купить такой подстаканник? – спросил я.
- В комиссионке только. Проводники списывают и туда тащат, а в общей продаже их не бывает. – разъяснил Владимирович.
- Как это случилось? –
- Государственная тайна! – Володя поднял палец вверх, - Долго рассказывать, это еще со времен революции, совершенно дикая история.
- Расскажи! –
- Да, да! Пожалуйста! – присоединился ко мне Маляб.
Поезд тронулся, за окном мелькнул рыжий молодой парень (Володя нахмурился) со множеством значков на джинсовой куртке и букетиками цветов в руках и Владимир начал свой рассказ:




…



Александр Эмих лежал на мягком матрасе и разглядывал плиту верхнего балкона, нависшего над ним. Детский голосок сверху декламировал:
«
Сидели два матроса,
Курили папиросы.
Один не докурил,
Собаке подарил.

Собака побежала,
Начальнику сказала.
Начальник удивился
И в бочку провалился.

А в бочке тараканы
Играли в барабаны.
А дедушка больной
Играет с колбасой.
А бабушка больная
И пузо – вот такая!

А в пузе ребятишки
Играли в кошки мышки.
Один не доиграл,
Все пузо разорвал!
»




…