Моя частица не

Зачем я снова прихожу к тебе? В этот дом? В этот подъезд? В твою жизнь: будни, выходные, праздники, критические. В этот парк, где дорожки помнят на вкус следы твоих подошв, когда те целовали гравий кроссовками? В это кафе, где цены не дают ни малейшего шанса расслабиться и наслаждаться лакомствами? Мне страшно, когда я вдруг теряю твой силуэт в разноцветной толпе блондинов, брюнетов, рыжих и еще непонятно какогоцветоволосатых людей. Мне страшно: я дергаюсь, внутренний камень проваливается вниз – до дна – в самые пятки. Мне страшно, когда вдруг шум улицы заглушает шепот твоих мыслей, и я перестаю их слышать. Мне страшно дышать, потому что ты не любишь меня. Мне страшно смотреть на людей, потому что в каждом из них ты, и ты не любишь меня. Мне видно издалека, что ты не любишь меня. Все знакомые говорили мне, что ты не любишь меня. Дети на заборе не раз писали, что ты не любишь меня. В газетах тоже писали, но я не желала замечать: отворачивала глаза, когда коллеги по работе приносили очередную статью и тыкали меня туда носом.  В телевизоре даже однажды показали, КАК ты меня не любишь, по-моему, было что-то вроде ток-шоу, но вот только жаль: не поставила видеомагнитофон на запись. И соседи не смогли записать – не успели сообразить, что передача для меня предназначалась. Говорят, собрала высокий рейтинг.
Я хожу за тобой по городу и не могу себе объяснить такое простое недоразумение: почему его (город) ты любишь, а меня нет? Чем он лучше меня? Я прихожу к тебе во снах – и ты не любишь меня. Ты натыкаешься на какие-то мои старые фотографии – и ты не любишь меня. Даже когда ты надеваешь связанный мною тебе шарф – ты все равно продолжаешь упорно меня не любить.
Да простят меня утренние лучи солнца за злюки-брови. Не хотела. Ведь все дело в том, что ты не любишь меня. Горячий кофе помогает выпить холодный ветер. Хотела его. Успокоилась, когда перелила в себя. Задышала кофейным запахом. Шевелюры деревьев расчесывает ветер. Меня не расчесывает никто: люблю ходить лохматой, безнадежно-обросшей. Прятаться. Чистыми улицами бегать от зноя. Носить прохладные ветровки. Тем более что никто не видит. Так даже приятно: быть неряхой для себя. Ты же  – не любишь. Не любишь, даже когда меня не стало. Ты знаешь, как все случилось 17 сентября, и повторять эту историю нет надобности. Меня просто не видно. Но ты упрямо – не любишь. Не приходишь на кладбище, потому что злишься. Не плачешь, потому что – не любишь. Не вспоминаешь, потому что слишком любишь себя, а вот меня – не любишь.  И чары призраков тут не помогут. И даже гипнотизеры.
Тихое и голое дерево безобразно на ветру, раскинув свои черные ветки и старые сучья, таращится по сторонам и изнывает от жуков-короедов. Его можно в последний раз побаловать – нацепить праздничные украшения и устроить карнавал с зажигательными танцами, а после – убежать под шумок вдвоем. Слинять, так сказать, под покровом ночной темноты. Но есть одно «но»: ты не согласишься, потому что боишься призраков и не любишь их.
Я сижу на скамейке, ковыряю носком ботинка ямку под скамейкой, читаю газету. На качелях развлекается ветер. Где-то долбят асфальт. Солнце село за тучу. Повеяло холодом. Черная ткань нагрелась и печет. В газетах уже давно не пишут о том, как ты не любишь меня: сколько можно обсасывать одну и ту же тему в течение нескольких лет. Совершенно нельзя. Но, подозреваю, что раньше из номера в номер граждан поджидали лукавые заметочки о том, как ты меня банально игнорируешь: не отвечаешь на звонки, проходишь мимо, не здороваясь. Тогда я отворачивалась лицом к воде и до боли закусывала нижнюю губу, чтобы никто не понял, что со мной происходит, но все почему-то как назло понимали и назойливо спрашивали: «Что, плохо тебе? Не любят тебя?» В такие моменты я просто уходила от ответа. Прочь. Думала, раз ушла, то и вопросов больше быть не должно. Но они периодически возникали. Иной раз в магазине что-нибудь примеряю, а продавец дай да и скажи: «Может, вам другой цвет больше пойдет? В этом, думаю, вас не полюбят». И так заговорщицки улыбается. По магазинам сразу расхотелось как-то ходить. Да что там магазины! Даже газетные ларьки уже издали селили во мне тревогу. Покупаю газету, а продавец протягивает на сдачу фразу: «Свежая газета, милая, да вот только в ней написано, что тебя снова не любят. Я еще утром прочитала».
И вот теперь я, как и раньше, без цели шатаюсь за тобой по городу, сжигая калории и накручивая километраж. А как хочется нырнуть в воду, но нет плавников, я не знаю, где глубоко, а где мелко. К тому же (скажу по секрету), призраки не тонут – их выбрасывает силой воды, а потом их не любят. Мне трудно привыкать к своему внешнему виду. Например, к тому, что в зеркале не отражаюсь. Хочу: простуженные легкие, чтобы их обожгла весна; быть звуком волны, выпить весь теплый воздух в округе; бросать яркие конфетные бумажки и пробитые талоны на снег и смеяться; прижиматься горячим лбом к холодным стеклам окон; доставать солнцезащитные очки из верхнего ящика стола, где они лежат постоянно, потому что это привычка такая, и надевать очки на нос, закрывая ими глаза, мурлыкая под нос мелодию. Но сегодня – небо ниже, чем обычно, что сразу же бросается в глаза, плюс ты не любишь меня. Именно поэтому ничего из моего списка не воплотится в реальность.
Цвети во мне громко, белым чистым цветом, без капли сомнения в том, что любишь меня. Цвети во мне без суеты и обмана, цвети настолько, насколько хватит сил. Только люби меня: ведь мне было так сложно придумать сценарий для фильма, где ты не любишь меня.
(с) июнь, 2004