Война

Война на два фронта. На востоке жарко под палящим солнцем, на западе повсюду подстерегают дожди. Вторые сутки ноги утопают в грязи, закованные в высокие ботинки на шнуровке. Впереди еще километры дорог, и кожа на лице привыкнет и к суровым ветрам, и к безжалостному солнцу. Наши войска окружены врагом в районе р. Сурдинка, зажаты в клещи коварного противника, вынуждены отступать по всем направлениям. Командование разрабатывает план освобождения наших войск, поэтому ночами горит керосинка и с десяток усталых отважных глаз устремлены на расстеленную, изрядно потрепанную карту местности. На дверях стоит часовой с автоматом наперевес, его лицо хмурое и серьезное: на войне не допустима расхлябанность, во всем должна сквозить собранность. Запасы продовольствия пока не подошли к концу, есть оружие – и это самое важное. Мы готовы жрать землю ради победы.
Днем занимаемся войной, а ночью любовью. До крови расцарапана шея (лишь бы не занести инфекцию) от таких боевых игр, а на плечах засохли, запеклись следы поцелуев. Жестокая, отчаянная борьба за то, кто достигнет пика наслаждения первым. Желание бьет на поражение, посему не прячь тело в бронежилет, не отворачивайся спиной – не поможет. Всегда в цель, всегда долгожданно, всегда моя добыча, завоеванная кропотливым трудом.
Если тебя задержали на блокпосту, значит, за дело: слишком привлекательно выглядишь в военной форме. Тебя терзали страстью и не хотели отпускать глаза другого цвета, не мои, и только одна мысль сквозила в голове у обладателя этих глаз: поскорее стащить с тебя все, что ему никогда не разрешу стащить с тебя я, и окунуться в бездну обладания тобой. Увы, он не дождался исполнения своих потаенных желаний: ты тоже умеешь отлично сопротивляться.
Стреляй по минутам, иначе они сами убьют нас. Ты ведь знаешь, как больно, когда тебя ранят. У тебя была однажды простреляна левая рука – та, что теперь так безмятежно покоится на моем плече. Я помню, как много было крови, бинтов и даже одна маленькая пуля. Ты так метко умеешь стрелять, посему не медли, отчаянно прошу тебя, задыхаясь от воспоминаний о боли. Мсти за меня, ты же знаешь, как дорого я стою – больше, чем вместе взятые жизни всех наших врагов. Застрели время, чтобы оно харкалось, а мы смотрели бы и улыбались.
Коварно подкрадывается утро, оставляя время только на то, чтобы собрать разбросанную по полу одежду. У тебя лишь один выход – выстрелить в рассвет, разбить вдребезги его только начинающую гореть лампочку – на наши головы вновь обрушится столь знакомый мрак.
Плавная музыка пулемета разносится где-то вдали и напоминает мне однажды услышанный мотив. Ужасными ночами согревает только огонь в печке-«буржуйке» да твои шаловливые руки. Смотри, что сейчас будет: я выниму из кобуры пистолет и буду делать выстрелы в стену, а напоследок – контрольный, обязательно, не сомневайся, друг мой. Если захочешь, убью тебя, а потом поплачу над твоим мертвым телом, последний раз взгляну на рассвет, поцелую тебя в лоб и впущу в себя пулю – настоящую зверюгу.
До смерти заблуждался тот, кто называл меня жестокой. Я брутальна в войне, но не в любви. Горящая свеча впускает в меня дьявола, и ты сейчас в этом убедишься на собственной шкуре. Подожди, положу вот только пистолет под подушку – на всякий пожарный. Помнишь, как у твоего виска свистела пуля, обмазанная ненавистью и поэтому летящая легко и четко по воздуху и раздирающая его? Помнишь, как рвало снарядами тишину? Как их мины взрывали наши танки? Как в горящей машине погибал друг? Мне не дано позабыть об этом. Это не должно больше повториться.
В тебе сходятся для меня все рубежи, все линии огня, все оставшиеся после вчерашнего боя надежды на победу. Сейчас ты смотришь на огонь, непроизвольно разжигаешь точно такой же во мне, и я уже не в состоянии определить, какой из этих двух огней греет жарче, какой я хочу больше. Слышишь, по небу прокатился грохот от взорвавшегося вдалеке снаряда? Пока ты здесь, мне ничего не угрожает. Стоит тебе исчезнуть хотя бы на миг – я открою стрельбу по теням, подозревая каждую из них в предательстве. Лучше убей их всех, чтобы у меня не было соблазна в очередной раз сжать до боли в пальцах пистолет.
Командование занимается планом окружения и захвата противника, нервничает в предвкушении предстоящей операции, пропахло табачным дымом в поисках правильного решения. Мы не можем проиграть или сдаться. Это равнозначно смерти. Я один в поле воин. Даже ты изредка боишься меня. И хоть ты сейчас ближе, чем командование, мои мысли все равно с ними – собравшимися за круглым столом и устремившими свои взгляды на карту задумчивыми и мужественными людьми, перед чьими заслугами я преклоняюсь. Они готовы отдать все за Родину.
Обращу свои глаза на тебя (кто знает, вполне возможно, что это последний шанс быть с тобой). Мы все делаем правильно. Никогда не сомневайся в моей готовности жертвовать всем ради мирной жизни, ради тихого огня в костре, ради раскатов грома и пения птиц, ради шума листвы, ради твоего голоса и шепота, твоего профиля в стекле окна, за которым ночь.
Война выжгла у меня на спине свое ядовитое имя. И ты знаешь его местоположение на карте моего тела – где-то под правой лопаткой. И ты усердно пытаешься вывести это слово (гадкое по своей сути, но красивое по звучанию) любовью. Но любовь – не серная кислота. И тебе трудно, а я принимаю все твои напрасные усилия. Мне жаль, что помочь тебе я не могу: выводить оказавшиеся ненужными отметины на теле другого – забота и головная боль одного, но никак не двоих. А я не игнорирую твои усилия, я просто рождена с клеймом войны в сердце. Стреляй по минутам – последний раз попрошу тебя тихим голосом.
Последний удар кулаком о стену – наступает утро. Надо поспешить. Натешиться мы уже успели, не переусердствовали, посему сделаем еще одну насечку на деревянной стене. Их там уже бесчисленное множество, и каждая – как напоминание о конкретной ночи.
Уже ухожу. Уже рассвет. Не спрашивай, увидимся ли мы снова. Если будет угодно судьбе, то – да. Мое краткое «да» длится целую вечность и ломает твое представление обо мне. Вопросы неуместны на войне. Она длится уже так долго, что, боюсь, не смогу наслаждаться мирным временем, если доживу до него. Будет непривычно. Отпусти мою руку, пожалйста. Прощания у дверей всегда самые душераздирающие, мне стоило бы проделывать их под наркозом. А ты насквозь просматриваешь меня и видишь внутри черепной коробки желание остаться. Да, оно столь же сильно и так же бьет наповал, что и слышимая нами пулеметная песнь. Долбит все время в одну точку. Я не выдержу этой каменной пытки однажды, мой друг. И будет два варианта. И застрелить себя будет последним, и я выберу последний, долго не раздумывая. А ты никогда не присягай мне на верность, ведь никто не знает до сих пор, что будет завтра.
У висков свистят пули. Я никогда не оборачиваюсь – так учили на курсах молодого бойца. Внимательность расстелила свою простыню на лице, настороженность затаилась в ухе, точность просматривается в движениях. Я стала другой, выйдя на свет: нежность сменили четкие движения рук и ног, а ласки перешли в бережное отношение к автомату. Не промахнусь, пока война цветет в моем сердце. Это наша с тобой земля.
2003