Вадим Сыромясский. Критические ситуации

Вадим Сыромясский
Критические ситуации

У каждого своя жизнь. У каждого свое большое горе. Его не следует навязывать другим, потому что впереди их ждет свое.               
Некий гражданин Нидерландов решил приобрести на свои сбережения надежную немецкую машину. Он собрал свою дорожную сумку, взял пачку стодолларовых  купюр, сунул ее в задний карман брюк, застегнул липучку и отправился на вокзал.
Сидя в вагоне экспресса, он неотрывно смотрел в окно и фиксировал изменения на пути следования, происшедшие за последние десять лет. Сохраняя позу отстраненности от вагонного окружения,  он время от времени оживлялся, и прикладывал руку к тому месту, где покоилась заветная сумма. При этом он испытывал радостно приятное чувство, которое отличалось от того, которое обычно связывают с прикосновением к этой части тела.
Где-то на полпути к цели путешествия он, движимый категоричным зовом природы, встал и отправился в туалет. Выполнив необходимые действия, он встал, застегнул ремень и послушный известному автоматизму нажал на педаль сливного бака. Запасенный объем воды устремился в сливное отверстие и с характерным журчанием исполнял свою функцию. Но слух пассажира уловил некий необычный шелест на фоне журчания воды. Он непроизвольно обернулся и увидел потрясающую воображение картину. Как бы листая глянцевые страницы журнала, поток воды слизывал из пачки зеленые банкноты, и выносил их за пределы отверстия в полу вагона. Преодолев оцепенение, пассажир схватился за задний карман, и тут же осознал всю жестокую реальность постигшей его катастрофы. Будучи человеком решительным, он бросился к проводнику.
Стараясь выиграть время, он пытался кратко и доходчиво довести до сознания проводника суть происшедшего события. Скептически слушавший его гарант порядка в вагоне, поднял взор, чтобы убедиться во вменяемости пострадавшего, и вдруг воскликнул:
-Mein Got! Zein Tausend Dollar liegt auf Eisenbahn!
Он бросился к стоп-крану системы экстренного торможения. Заскрипели тормоза, и поезд плавно остановился.
Проводник и пострадавший бросились к выходу. За ними устремились те пассажиры, кто слышал разговор, и желал оказать помощь в спасении денег. Те же, кто остался равнодушным к чужому горю, думали про себя:
- И почему это мы должны отказывать себе в удовольствии прибыть точно по расписанию в объятия ожидающих нас людей из-за того, что какой-то разгильдяй не умеет беречь собственные деньги?
Те же, кто ехал в других вагонах и не мог знать о причине остановки поезда, вели себя в соответствии со своим национальным менталитетом. Флегматичные голландцы подумали:
- Неужели эти стервецы террористы уже добрались в наши благословенные края?
Француз, громко смеясь, возглашал:
- Господа, не стоит сразу впадать в панику. Эти жалкие трусы и у вас потребуют сначала деньги за то, что они откажутся от реализации своих коварных замыслов.
Компактная группа испанцев, прислушиваясь к разговору, дружно начала хулить своего премьера:
- Спасибо нашему Аснару, что мы уже не можем спокойно ступить за порог своего дома. Ему, видите, не терпелось ввязаться в американскую авантюру в Ираке, чтобы усмирить собственных сепаратистов!

Пока шли эти разговоры, группа спасения добежала до последнего вагона и увидела то, что рисовало их воображение. По правому рельсу вдоль железнодорожного полотна пунктиром тянулась полоса, выложенная мокрыми потерявшими первоначальный лоск долларами. Каждый собирал эти дурно пахнущие бумажки и передавал их хозяину. Последний сдувал с них мусор и укладывал в аккуратную стопку. На его лице восходило солнце надежды.
Когда операция успешно завершилась, и поезд продолжил свой путь, пострадавший пересчитал наличность. Ему возвратили четыре тысячи долларов из одиннадцати тысяч потерявшихся.

***
Молодой подающий надежды научный сотрудник Института атмосферных явлений женился на своей обаятельной сотруднице. Она жила с мамой в большой благоустроенной квартире, которую оставил им ее рано ушедший из жизни отец. Молодые решили пожить вместе с матерью, пока не укрепят свое собственное материальное положение. Начинающий ученый покинул свою холостяцкую келью в институтском общежитии и перешел под крыло двух властных и харизматичных женщин. Человек, увлеченный наукой, он уже с первых дней своей семейной жизни почувствовал, что ему теперь придется разрываться между любимым делом и любимой женщиной. Мама, которая приходилась ему тещей, безраздельно господствовала в доме и была непререкаемым авторитетом в любых вопросах бытия. На первых порах, пребывая в состоянии любовной эйфории, он старался не придавать этому обстоятельству большого значения, и беспечно надеялся, что все обойдется.
Мать была безмерно рада, что ее дочь устроила свою судьбу, и с первых же шагов приняла на себя роль лоцмана корабля их   семейного счастья. В доме царил твердый, раз и навсегда установленный, порядок. Каждая вещь знала свое место. Каждый должен был свято соблюдать заведенный распорядок жизни. Если зять задерживался на работе, женщины ужинали в установленное время сами. Если он сильно задерживался, то его ужин томился в большой кастрюле с горячей водой. Теща, не выходя из своей комнаты, спрашивала:
- Виктор, тебя устроит теплое рагу или его следует подогреть на огне?
- Что вы, что вы? – смущался зять. Я люблю теплую пищу.
Когда он засиживался у компьютера, увлеченно решая очередную проблему атмосферных возмущений, она со скрытым раздражением сетовала:
- Ну, сколько можно торчать у этого чертового аппарата? Идите уже в постель. Так вся жизнь пройдет у вас мимо!
Он, скрипя сердце, гасил монитор и отправлялся спать.
По выходным супруги, по молодости, до полудня валялись в постели. При этом начинались киевские маневры. Теща сновала между кухней и своими апартаментами, гремела кастрюлями, без надобности переставляла стулья  и совершала другие телодвижения, которые должны были демонстрировать ее неудовольствие.
Пришло время, и родился ребенок. Доходов стало меньше, расходов больше. Наука осиротела. Напряжение в атмосфере нарастало.
Когда муж засиживался в библиотеке, жена ему раздраженно выговаривала:
- Сколько ты еще собираешься возиться с этими твоими грозовыми разрядами? Посмотри, ребята из соседнего отдела диссертации пекут как блины на масленицу! Кстати, ребенку уже давно пора купить хорошую коляску.
Он отмалчивался, а отчуждение темной тенью вползало в их обитель. Все чаще его преследовала мысль: так дальше жить нельзя.
Однажды, после очередной ночной разборки он долго гулял по улице, приводя в равновесие нервную систему. Потом с решительностью самоубийцы вошел в дом и объявил в пространство:
- Желаю вам счастливо оставаться! Я ухожу, и ноги моей больше не будет в этом доме!
И, не ожидая реакции своих мучителей, начал собирать  бритвенные принадлежности.
- Опомнись, что ты говоришь, неблагодарный человек! – пошла в атаку теща. – Будь ты проклят, и чтобы тебе не было покоя, как ты отнял его у нас!
Взорванная проклятием семья разрушилась. Дальше – больше. Через неделю сгорела дача – отрада и убежище тещи. Через месяц умер годовалый ребенок. А осенью беглый зять ввязался в уличную драку и позже был осужден на пятнадцать лет тюрьмы.
Потрясенная и поверженная этой серией непостижимых уму несчастий женщина лихорадочно искала ответ: за что? По чьей злой воле? Она анализировала свою прожитую жизнь и искала логику событий в цепи бед и несчастий, которые приносила ей судьба. И к своему ужасу обнаруживала их взаимосвязь. И в том, как не мирилась со свекровью, как тиранила собственного мужа, и как добивалась высоких показателей в учебе дочери, и как, в конечном счете, оказалась в центре трагедии ее семьи. Осознание принесло синдром вины и раскаяния, который превращал жизнь в сплошную пытку.
- Мне свет не мил. Я постоянно чувствую, как жизнь постепенно покидает меня, – говорила она своей старой приятельнице.
- Не торопись ложиться в гроб, – рокотала прямолинейная Анна Петровна, – у тебя дочь, которой нужна опора и поддержка в этой ужасной ситуации. Сходи в церковь к нашему новому настоятелю. Говорят, он многим помогает.
На следующий день Любовь Ивановна помчалась в церковь. Ее приветливо встретил настоятель молодой отец Валерий, который годился ей в сыновья. Он участливо и терпеливо выслушал  торопливый и беспредельно откровенный рассказ о постигших ее бедах и несчастьях в прошлом и настоящем. Затем он объяснил, как к этим делам относится церковь, и что она предпринимает, чтобы защитить человека на духовном уровне. Темные сила зла используют способность одного человека делать зло другому через заговоры, сглазы и, особенно, проклятия. Негативная энергия, поражая внутреннюю духовную сферу человека, может вызывать болезни, деформацию разума, агрессию во взаимоотношениях с людьми, отсюда, беды и несчастья. Обращаясь к Богу с просьбой о помощи и молитвами, церковь старается помочь несчастным и избавить их от негативного влияния. Нужно также заметить, что пославший проклятие не остается безнаказанным, – через семь лет оно возвращается к нему столь же карающим и разрушительным. 
- Через семь лет? – растерянно произносит женщина. – А как же быть тому, кто сделал это непреднамеренно или глубоко раскаялся в содеянном?
- Ну, семь лет – как правило. При высоком накале страстей возмездие может наступить тотчас. Знаете, как при большом взрыве, который поражает и наступающих, и обороняющихся. Что касается тех, кто взял грех на душу, а потом осознал и раскаялся в содеянном, то их спасение – в обращении к богу, искренней молитве, любви к ближнему и благих деяниях в пользу обездоленных и обиженных. Бог милосерден, – он идет навстречу тому, кто ищет спасения. Церковь не жаждет крови тех, кто оступился. Она делает все, чтобы помочь им вернуться к Богу.
- Кажется, я все поняла, святой отец. Безмерно Вам благодарна за сочувствие и поддержку!
Она покидала божий дом какая-то потерянная, просветленная и одновременно наполненная смутной надеждой.
Теперь  близкие и друзья не узнавали в ней прежнюю категоричную и амбициозную женщину. Когда Анна Петровна резко осуждала банду бусурманов с большой дороги, которые отняли ее сбережения на собственные похороны, и посылала им страшные проклятия, подруга жестом ее останавливала:
- Аня, побойся Бога! Не озлобляй сердце и не бери грех на душу. Лучше попросим Бога образумить заблудших: ведь они не ведают, что творят.
 
 
***
Экстремальные ситуации сопутствуют людям с незапамятных времен и касаются их бытия не только в узком семейном кругу, но и в широком общественном плане. Общественное переустройство, войны, существующее неравенство и угнетение друг друга – вот те подмостки, где разыгрываются фарсы и трагедии. Тяжело приходится и вышестоящим, и нижележащим, угнетенным и обиженным.
Французский философ Мишель Монтень посвятил целое исследование проблеме стеснительности высокого положения людей. 
“ Не имея возможности достичь высокого положения, давайте в отместку его очерним”, – предлагает автор. Впрочем, здесь же он говорит, что найти в чем-либо известные недостатки не значит очернить; их можно найти в любой вещи, как бы хороша и вожделенна она не была, тем более что у высокого положения есть то преимущество, что с ним можно по собственному желанию расстаться. Мы вообще склонны переоценивать высокое положение, равно как и давать непомерную оценку решимости тех, кто на наших глазах презрел его.
Тягостность высокого положения часто проявляется в том, что никто не осмеливается вступать в настоящее соревнование с королями и президентами, как в спортивных достижениях, так и в умственных способностях. Если становится заметным, что своей победе они придают большое значение, каждый старается им поддаться и, чтобы не нанести ущерба их славе, всегда готов поступиться своей, прилагая лишь столько усилий, сколько нужно, чтобы оказать им честь. Это наиболее ярко прослеживается в импровизированных теледебатах, инсценированных боях на тенистых кортах с участием сердечника Ельцина или более поздних восточных единоборствах с его популярным в народе приемником. В свое время солидные ученые языковеды апеллировали к знатоку русской словесности И.В.Сталину. Истинные герои мировой войны уступали воинскую славу дутому маршалу Брежневу.  Не пахнет ли здесь лицемерием вместо высокого почтения?
Повелось это с давних времен. Крисон, состязавшийся в беге с Александром Македонским, поддался; Александр выбранил его за это, а следовало всыпать ему плетей. Его современник Корнеад говорил, что дети царей лишь верховой езде учатся по-настоящему. В любых других упражнениях им все уступают, чтобы они были первыми. А конь, не будучи придворным льстецом, сбросит с себя царского сына так же просто, как сына какого-нибудь грузчика.
Для того, чтобы столь нежной богине, как Венера, придать черты мужества и храбрости, свойств, присущих лишь тем, кто может подвергнуться опасности, Гомер вынужден был изобразить, как в битве за Трою она была ранена.
“Верховная власть, – говорит Монтень, – качество, которое подавляет все прочие, существенные и подлинные качества: они в ней растворяются, и им дано проявляться лишь в действиях, с ней непосредственно связанных и ей служащих,  – в делах царствования и правления”.
Уступая правителям во всем, что касается чести и славы, утверждают и укрепляют также их недостатки и пороки не только простым одобрением, но и подражанием. Каждый из свиты Александра старался держать, подобно ему, голову склоненной на сторону. А льстецы Дионисия в его присутствии натыкались друг на друга, толкали и опрокидывали все, что попадалось им под ноги, чтобы показать, будто они также близоруки, как он. По временам в моду входили разврат, вероломство, кощунство, жестокость, безверие в идеалы. В поздней истории неисчислимая рать партийных функционеров втихую пьянствовала и духовно деградировала по примеру своих вождей. Во второй половине двадцатого столетия миллионы китайцев жили умом своего кормчего.
Когда император Адриан спорил с философом Фаворином о значении некоторых слов, последний очень скоро со всем согласился. Друзья вознегодовали по этому поводу, а он им ответил: “Смеетесь вы надо мной, что ли? Как может он, начальствуя над тридцатью легионами, не быть ученее меня?”
Август писал эпиграммы на Азиния Поллиона: “А я, – сказал Поллион, – буду молчать. Неблагоразумно писать против того, кто может предписать мне отправиться в ссылку”.
И оба они были правы. Потому что Дионисий, не будучи в состоянии сравняться в искусстве поэзии с Филоксеном и в красноречии с Платоном, одного приговорил к работам в каменоломнях, а другого велел продать в рабство.

Таковы экстремальные ситуации человеческого бытия. Костер их то притухает, то разгорается ярким пламенем.

***
Рассказывают, что выдающийся английский физик лорд Кельвин обладал глубоким чувством  юмора. Однажды он принимал экзамены у группы студентов.
Заходит взъерошенный и весь какой-то помятый от ночных занятий студент. Лорд Кельвин сочувственно смотрит на него и говорит:
- Коллега, расскажите-ка нам, что такое электричество?
Студент тушуется, мнется и, наконец, говорит:
- Профессор, вчера вечером, когда я готовился к экзамену, я это знал, а сейчас забыл.
- Надо же, – сокрушается профессор, – вчера был один, который это знал, да и тот забыл!
Великий Эйнштейн тоже любил пошутить. Уже расставаясь с жизнью, он сказал:
- Ну вот, наконец, я теперь узнаю, как устроен мир.