Кукушка часть2

Это вторая часть.  Остальное потом.
Если что не понятно, то прошу сначала ознакомиться с первой частью. (Кукушка часть 1). Спасибо.

         
         "Что такое кукушка? "Кукушка" - это способ русских бабушек носить на голове платки."

КУКУШКА. ЧАСТЬ 2.

Предисловие.

Большинство глав этой части повести написаны мной совместно с Бертом, космическим другом Павла.  В этой части, еще больше, чем в первой, используется ненормативная лексика.  Я не являюсь ее сторонником, более того, являюсь противником использования мата в художественной литературе.  Однако, большинство героев книги, особенно этой части, получились довольно-таки грубыми созданиями.  В частности, деревенские жители, которые вышли на шахматную доску в этой партии книги.  Вы можете представить себе деревенского мужичка, который скажет: «Блин, да иди ты на фиг»!  Нет, он скажет несколько по-другому.
Если кто-то заметит, явно отрицательные персонажи, которые в конце этой части оказываются победителями и хозяевами жизни, не употребляют нецензурных выражений вообще.  Но дело не в этом.  Просто им больше повезет.
Итак, мы с Бертом начинаем.  Погнали!

1. МУЗЫКАНТ ДИМА И ЕГО ДРУГ ЖУРНАЛИСТ КОСТЯ.

«Раз, раз», - сказал в микрофон длинноволосый небритый рокер.  «Пи-и-и-и-и-ум», - вякнула гитарная струна.  «Так, Миша, на этот микрофон будем петь», - снова сказал рокер, обернувшись к басисту, уже не через динамик.  Две минуты тишины, десять секунд стука барабанов.  Кашель солиста, усиленный колонками.  Поехали!  И начался задорный панк-рок!  Текст песни был примерно следующий:
Они спрятаны неизвестно где
Это ужас для похожих на Сару Коннор
Они могут найти нас даже на луне
Внутри у них большое количество патронов
Это сила которая может убить
Это игры для безумных фантазий
Не хотят они есть не хотят они пить
Они уничтожат диктаторов Азии
Это трансформер для детей
Это трансформер ребятам
Это ловкость и умение рук
Это ловкость!
Поиграй, поиграй, поиграй со мной
Ты узнаешь на что способен трансформер
Ты узнаешь что значит играть с огнем
Ты узнаешь, узнаешь, но будет поздно
Это трансформер для детей
Это трансформер ребятам
Это ловкость и умение рук
Это ловкость!

Эта группа выступала пока только в петербургских ночных клубах, но никто не мог еще знать, что уже через полтора года они будут записываться в Лондоне, а их хиты будут круглосуточно крутиться на московских псевдо-рок радиостанциях.
Через сорок минут концерт окончился, и тот самый длинноволосый рокер Дима, сидел за столиком со своим другом, журналистом Костей.  Пили «Jim Beam».  За счет Кости.  Дима был пока что просто бедным музыкантом.  Говорили о музыке, о новом прикольном русском фильме «Особенности национальной охоты», о Ельцине.  А еще о том, что Костя две недели прожил в псковской деревне, и настолько набрался там экзотических эмоций, что «решил, бля, написать книгу».
- Слушай, - говорил Костя, затянувшись сигаретой, - ты же там вырос.  Не, меня там, среди этих избушек реально прикололо, я месяца через два опять туда съезжу, хочу с бабками побольше пообщаться, но книжка пока тонкая получается.  Меня Филатов обещал вообще на большой тираж проспонсировать, но я хочу побольше тем туда затолкать.  Мы с тобой тогда говорили по телефону, меня интересуют всякие деревенские истории.  Может все-таки вспомнишь что?
- Да блин, Кастет, историй до фига можно вспомнить, только трудно это все на бумагу переложить тебе будет.  Да и народ у нас такой, что не поймет из твоей книги ничего.
- Да ладно, расскажи.  Поймут.  Я тебе дам сначала прочесть, если че, то отредактируем.
- Отредактируем? – Дима засмеялся.
- Ну, - Дима плеснул себе и Косте виски, - Давай тогда за хоббитов, как договаривались.
Жуя лимон, Дима продолжал.
- Хочешь, я расскажу, как один придурок-практикант задницу крапивой подтирал?
 - Крапивой?
- Да.  Это мне бабушка рассказывала.  Дело году в шестидесятом было.  Представляешь, он не знал что такое крапива.  Моя бабушка на скотном дворе дояркой работала.  И приехал к ним из Москвы, вроде бы, на практику первокурсник.  На зоотехника учился.  Приспичило ему по-большому.  Ну, он городской, москвич, откуда вообще такие берутся, кстати, спрашивает у доярок: «А бумаги у вас нету»?  «А зачем тебе», - спрашивают.  Ну, покраснел, объяснил, как мог.  Так они посоветовали ему травки нарвать.  Лопухов там всяких.  С трудом верится, но про коварные свойства крапивы он не знал.  Последствия можешь себе представить.
Костя посмеялся, затем налил виски.
- Смешно, но довольно-таки пошловато.  Хотя, для книжки может и сойдет.  Еще чего-нибудь вспомнишь?
И тогда Дима рассказал Косте три загадочных деревенских истории, две из которых – про бабушку Лизу, с которой Дима был знаком лично, и которые произошли с ней все в том же Старом Губино, куда уехал Виктор, и до куда уже почти добрался Илья.

2. ПЕТР ВАСИЛЬЕВИЧ И ДМИТРИЙ ВИКТОРОВИЧ
(совершенно случайные люди в этой части книги)
     ИЛИ КАК МОГЛО БЫ БЫТЬ

До деревни нужно было ехать восемь часов на автобусе, до райцентра, а там – еще час на попутке по бездорожью.
Илья сел на автобус поздно вечером, и в райцентр приехал утром.  Попутку ловить не стал.  Решил пешком.  Идти двадцать километров – почти день.  Зато интересно, да и погода хорошая.  Правда не так давно прошли сильные дожди, и дорогу размыло до безобразия.  Так что новые кроссовки уже через двести метров стали похожи на грязные вонючие чуни.  Часа через два с половиной Илья осилил полпути.  Дорога хоть и была противная, но зато проходила через живописную местность – березовые рощицы, лужайки…  Солнышко… Птички…
Привал.  Илья перепрыгнул через канаву и сел на камень.  Достал из рюкзака термос с бутербродами.  Поел.  Закурил.  Впереди, где дорога делала поворот и пропадала, послышался нарастающий гул.  А вот, минут через пять, показался и его источник – забрызганный до крыши кабины глиной гусеничный трактор ДТ-75.  За грязными стеклами не было видно тракториста.  Миновав Илью, пока тот допивал чай, трактор так же постепенно и скрылся в направлении райцентра, и его гудение растворилось среди чириканья птиц.
Илья неспешно шагал, прыгая через лужи, и уже давно слышал шум, похожий на равномерное сопение паровоза.  Километра через два дорога вышла к небольшой реке с низкими берегами и уперлась в деревянный мост.  Относительно крепкий, но то, что по нему могут ездить трактора, у Ильи вызвало сомнение.  А по реке к мосту подходил миниатюрный ржавый пароходик, похожий по размерам на макет, или речной буксир.  Илья в изумлении остановился и стал наблюдать, как метрах в ста до моста, пароходик начал отрабатывать задний ход (колеса сбоку завертелись в обратную сторону), и, почти у самого моста, с грохотом бросив якорь, остановился.
Из миниатюрной рубки на такую же крошечную палубу вышел невысокий загорелый мужичок в роговых очках, тельняшке и старых трениках с заплатками на коленках.  Он потянулся, как это делают люди, когда встают утром с постели, и начал раскуривать трубку.  Однако, заметив стоявшего на берегу с открытым ртом Илью, он тут же испуганно пригнулся и нырнул назад, в рубку.
В рубке было грязно.  Штурвала не было, его заменял руль от автобуса производства Ликенского завода.
- Петр Васильевич, - зашептал мужичок в очках другому, тоже в очках, но повыше ростом, лысому и в пиджаке.
- Что случилось? – ответил тот аристократическим, как у Александра Ливера, голосом, оторвав от глаз бинокль, в который он рассматривал противоположный от Ильи берег.
- Там, на берегу, кто-то есть.
- Ну и что?
- А вдруг это та самая слежка?  Ведь Спиридонов, когда мы уходили из Волхова, сказал, что в этих местах мы можем наткнуться на агентов.
- Но он говорил, что следить будут курсанты.
- Ну!  Там курсант и стоит.  Только переодетый.
- Хорошо.  Дмитрий Викторович, я сейчас беру наше ружье, выхожу на палубу, и убиваю этого негодяя.  Как только услышите выстрел, немедленно спускайтесь в машинное, и попробуйте отработать «Полный назад».  Дойдем до озера – сделаем разворот.
- А почему, почему назад-то?
- Потому что, Дмитрий Викторович, перед нами низкий мост.  Дальше ходу нет.
Петр Васильевич вышел с ружьем на палубу и увидел на краю берега Илью, все еще обалдевшего от удивления.
- Эй ты, курсантишка, подойди-ка сюда ко мне поближе!
- Не могу, - крикнул Илья.
- Почему? – удивился такому ответу Петр Васильевич.
- Потому что, если я сделаю шаг, то наверное, окажусь по шею в воде.
- Да, действительно, - задумался Петр Васильевич и спросил:
- А кто тебе приказал за нами следить?
- Никто.
Такой ответ совсем озадачил Петра Васильевича.  Да и к тому же, Илья не был похож на курсанта – не бывает курсантов с длинными волосами.  Дальше между ними произошел следующий диалог:
- Водку пьешь?
- Пью.
- Плыви сюда!
- Не могу!
- Почему?
- Мне в Старое Губино надо!
- А это на реке?
- Ну да.
- Мы тебя довезем.
- А рюкзак? А одежа?
- Раздевайся и бросай все сюда! Докинешь?  Вот, ****ь, зараза какая!  Какая там слежка, если к нам на судно не попасть!
Илья начал размахивать рюкзаком, чтобы перебросить его.
- Стой!  Не бросай.  Ты кто вообще такой?
- Я?  Студент!
- О!  Ексель-моксель!  Давай сюда!
Илья вспоминал потом весь остаток жизни семь дней на реке, проведенные им в беспробудном пьянстве с двумя выжившими из ума доцентами, которых выгнали с одной из кафедр «корабелки» за раздолбайство, воровство и алкоголизм.

3. ПРИЕХАЛ.

После перестройки богатым в деревне стал считаться тот, у кого есть корова и свинья. Дядя Саша* (см. справочник Часть2 – «Вера»), по паспорту Александр Петрович Самойлов, был богатым. Со своей женой Марией Ивановной, чухонкой, которую он привез в Старое Губино после службы в армии, они держали корову, полугодовалого поросенка, трех овец и десяток кур. Кроме того, он считался в деревне своего рода интеллигентом: у него был трактор. Еще при Горбачеве выданный совхозом трактор дядя Саша считал своим собственным, берег его, как казак любимого коня, и говорил: «На пенсию сошлют, ни за что машину не отдам! Приватизирую»! «Где денег-то возьмешь? Дурак ты старый», - отвечала Мария Ивановна, его жена. «И так все пропьешь скоро»! Мария Ивановна, или тетя Маша, была уже на пенсии. В прошлом передовая доярка, она была настолько порядочной женщиной, и, при этом несправедливо ревнивой к мужу, что вполне заслуженно имела среди односельчан репутацию стервы. А дядя Саша был трудолюбивым, честным и добрым мужиком, что не мешало ему частенько впадать в продолжительные запои. Но даже будучи пьяным, в отличие от всех остальных колхозников, он никогда не поднимал на жену руку.
Виктор в своем письме к Илье очень подробно написал, как из райцентра добраться до Старого Губино. И вот, уже несколько часов Илья шагал по большаку. Дорога шла то через лес, то через поля, отгораживаясь от них глубокими, заросшими камышом канавами. Несколько раз большак превращался в главные улицы забрызганных грязью небольших деревушек. А за тем – опять поля, в конце которых, то подступая ближе к дороге, то отдаляясь, чернел лес.
Илья достал из кармана письмо. Судя по нарисованной в нем рукой Виктора карте – следующая деревня это и есть Старое Губино. Илья же уже думал о том, какой сюрприз преподнесет он другу, когда постучится в двери дома, в котором живет у своего дяди Виктор.
Лес с левой стороны стал сменяться кустарником, все ближе подходившим к дороге. Но скоро эти заросли резко закончились, и метрах в трехстах от дороги на живописной горке появилась деревня. Илья остановился.
Времени было восемь часов вечера. Впереди, по правую сторону от дороги виднелась грязная ферма, где гудела дойка*. Прямо перед Ильей дорожную насыпь прорезала здоровенная бетонная труба, сквозь которую со стороны фермы тек ручей, который, выбегая из трубы разливался так, превращал в непроходимое болото поле между дорогой и холмом, на котором стояла деревня. «Ну и как теперь в него попасть»? – подумал Илья про Старое Губино.
Впереди на дороге зажужжал мотоцикл. Илья закурил и нерешительно двинулся дальше по дороге. «Сейчас узнаю», - думал Илья. «Наверное, здесь есть поворот».
Показавшаяся на дороге черная точка постепенно превратилась в мотоциклиста, которому Илья стал махать руками. «Стой, дескать, тормози»!
На видавшем в этой жизни всевозможные виды «Восходе» без глушителя сидел очень полный парень, лет двадцати. В резиновых сапогах, черных, брюках, и в черной куртке из кожзаменителя, он напоминал чем-то провинциального шерифа из американских вестернов. Все дело портили только засаленные рыжеватые волосы и отсутствие ковбойской шляпы.
- Что? – крикнул он, остановившись рядом с Ильей.
- Это Старое Губино?
- Каво?
Илья махнул рукой. «Заглуши, мол, тачку». Мотоцикл заглох.
- Теперь *** заведешь, - пробасил парень и наклонился к карбюратору.
- Ну, извини. Это Старое Губино?
- Ну… - протянул парень и с любопытством оглядел Илью.
- Слушай, а как в него пройти-то?
Парень повернулся и показал рукой на дорогу:
- Да вон, сейчас поворот налево будет, за конюшней. Как раз в деревню.
- Вот спасибо! Слышь, а где здесь Виктор такой, из города, живет, не знаешь?
- Виктор? – парень поковырял в носу толстым грязным пальцем, - Самойлов, что-ли?
- Ну да! Самойлов!
- Так он же уехал, - выпалил парень.
- Как уехал? Он мне тут письмо прислал три дня назад. В гости приглашал, к дяде своему.
Кровь хлынула к лицу. «Ну вот и прокатился, дурак, телеграмму был сначала»…
- Точно уехал. Недели две, наверно, уже.
Естественно, Илья теперь не знал, как ему поступить. Единственный выход – переночевать у кого-нибудь, а наутро – домой, в город.

4. ОСТАЛСЯ.

ДНЕВНИК ИЛЬЯ Н-ВА.
15 (перечеркнуто) 16 июня 199… г.
«За сегодняшний день столько бреда, что я решил завести дневник. Как баба какая-то, но, похоже, что я реально влип в какое-то интересное приключение. Сейчас уже первый час ночи. Что тревожит – непонятное поведение Вити. Три дня назад от него пришло письмо, где он звал меня сюда, в деревню, отдохнуть. Сегодня я сюда приехал, к его дяде, а его здесь нет! Он уехал две недели назад. А дяде своему сказал, что скоро вернется. А еще предупредил его, насчет меня, что приедет его друг (т.е. я), на каникулы, так пускай никуда не уезжает, и его, Виктора дождется. Оставил дяде денег, чтобы меня тут кормили. Я что, маленький? Сколько его ждать – неизвестно, я хочу попробовать добраться до деревни, где есть почта, это десять километров отсюда, и попробовать вызвонить Витю в городе. Вообще, здесь прикольно, и я решил его дней 7-10 подождать.
Его дядю зовут Александр Петрович, и, судя по всему, это очень добрый человек. Типичный алкоголик-пьяница. Он уговорил меня пожить у них. Он живет с женой, Марией Ивановной. Как мне показалась, она стерва, но хозяйка добрая. Накормила меня до отвала всякой деревенской едой. Вкусно! Его дом стоит на отшибе деревни. Отсюда видна река Ловать, которая течет внизу, в глубокой долине. Вообще, места здесь очень красивые, живописные, как на черносотенных лубках. Те люди, с которыми уже пообщался – поразили своей простотой. На клоунов похожи. Спать я буду в кладовке. Здесь, кроме шкафа с соленьями, стоит железная кровать на колесиках, с марлевым пологом, который привязан к низкому потолку. Кайф. И воздух свежий, и комары не будут кусать. А тут их до фига.
Такая тишина, после дороги – в ушах гудит. А лежа на кровати можно опустить вниз руки и достать из бочки прошлогодний соленый огурец.
После того, как мы с дядей Сашей обговорили (это было сложно - у него через каждое слово мат с прибаутками) то, как я буду у него жить, он куда-то ушел, и через двадцать минут вернулся с полтора-литровой (из под лимонада Hershi) бутылкой самогонки. А скоро пришел еще один местный мужик – Яков. Местный охотник-браконьер. Тоже с самогонкой. Я сейчас очень пьян. Самогонка вкусная, похожа на виски. Тетя Маша поорала на них и ушла спать. Яков мне не понравился – у него какой-то тяжелый взгляд, а глаза бегают.
Где Виктор?
Говорят, здесь есть молодежь. Интересно познакомиться. С одним представителем я уже познакомился. Это Паша Богданов. Учится в ПТУ, в райцентре. Много тоже матерится. Жертва деградации. Мне запомнилось про мои сигареты, когда я его угостил сегодня на дороге (они ее называют большаком): «****ец, заебись, Лаки Страйк». Местный крутой парень – у него есть мотоцикл.»
Всю ночь Илью будил петух, который кукарекал где-то за стенкой через каждый час. Илья просыпался, даже несмотря на то, что напился и смертельно устал после тридцати километров пешком. Понятное дело, кукареканье за стенкой – непривычный для городского человека звук. Это не грохот ночных трамваев на Петроградке. Тем не менее, утром Илья чувствовал себя прекрасно. Тетя Маша разбудила рано, со словами: «Сынок! Спишь, небось поесть захотел. Встань, поешь, да ложись».
Еще вечером, когда ушел Яков, дядя Саша за стаканом ему рассказывал: «Яков, у нас, бля охотник. Дурной парень. Стреляет круглый год по кабанам, по уткам. Как-то зиму назад волка подстрелил. Приволок тушу во двор и говорит Анюте, жене своей: «На, мол, шкуру с маткой снимите, продадим. На пилу денег будет». А у той запой был. А Яков опять в лес ушел. Пришел через неделю – Анюта пьяная. Туша во дворе так и сгнила. Оттепель была. Стреляет, стреляет, а все без лицензии, бля. У нас тоже приезжали два охотника из города. Давно. Заночевали в лесу. Ну, утром один проснулся – пошел к ручью, вода у них во фляге закончилась. А второй тоже проснулся, слышит треск в кустах, а не посмотрел, что друга нет. Да саданул из ружья по кустам, бля. Сразу насмерть. Говорили, отсидел пять лет, да и повесился потом».
Илья вздрогнул, вспомнив эту вчера рассказанную историю, попил холодного молока, и направился в магазин. «Интересно, что продается в деревнях»?
Старое Губино растянулось на одну длинную, километра с полтора, улицу. Примерно посередине стоял вытянутый в прямоугольник дом из желтого огнеупорного кирпича с большими окнами. Это и был магазин. Напротив стояла маленькая, но симпатичная, обшитая вгонкой, избушка в два окна*. На лавочке сидела древняя бабка в белом платочке кукушкой и, склонив голову, мяла в руках какую-то бумажонку.
- Здравствуйте, - кивнул ей Илья.
Бабушка как бы очнулась, и подняв голову, прошамкала:
- Сынок, поди-ка сюда. Прочитай, вот, мне, а то я старая, глазы не видят.
Илья подошел и взял бумажку. Это была телеграмма.
- Шестнадцатого вечером…
- А?- перебила его бабушка, - Глухая я.
- Шестнадцатого вечером, - закричал Илья. – Вернусь. Дмитрий.
- Вот дай тебе Бог здоровья, сынок. Мне Валентина-то, почтальонша, читала, да не верится мне все. Митька мой, балда, из тюрьмы выходит. Вот дурная головушка… - тяжко вздохнула бабушка. Потом взглянула на Илью и прищурилась.
- А ты чей парень-то будешь?
- Да я из Петербурга! – закричал он. – Приехал к Вите Самойлову в гости.
- А что это за петербурга такая?
- Из Ленинграда!
- А… - закивала бабушка головой, - Из Питера, значит…
Илья протянул ей назад телеграмму.
- Витя-то хороший парень. С моим Митькой они дружили маленькие. Митька мой тоже молодый, только волосы не такие длинные. Как звать-то?
- Илья! – крикнул он, затаптывая сигарету.
- Ну-ну… Приходи к нам вечером-то, к Мите. Небось, сразу соберется на танцы в Сокольево. Ой, вернется ли он, - снова наклонилась бабушка. - По дороге уже набедокурит. Ой, Митя-Митя…
Бабушка заплакала, а Илья направился к магазину.
В магазине кроме продавщицы никого не было. Прилавки были выставлены буквой «П». Слева на полках лежали пачки стирального порошка «Лотос» и тюбики клея «Момент». Справа, под стеклом, какие-то пуговицы, ремешки для часов и игральные карты. Посередине – буханки хлеба, ириски, засохшие пряники и резиновые сапоги. Да еще сигареты и водка «Rossiya». Илью посмешил ценник: «СИГАРЕТЫ БЕЛОМОР. 800 РУБ».
- Здравствуйте, - сказал Илья.
- Драсте, - ответила продавщица, уткнувшаяся в книгу учета, даже не обернувшись в сторону Ильи. Это была женщина, лет сорока, высушенная алкоголем и табаком. В синих тренировочных брюках со штрипками и черной застиранной футболке с надписью «Metallica». Это была Анюта, жена охотника Якова. Выбрав из «Беломорканала», «Космоса» и «State Line» «State Line», Илья взял еще бутылку местного пива и вышел.

5. НАЖРАЛСЯ, ВЫТОШНИЛО, А ПОТОМ ВСЕ ИЗМЕНИЛОСЬ,

Илье уже лучше.  Да, намного лучше.  Часа три назад, когда Илья и дядя Саша вернулись от Мити, Илья заблевал все кладовку.  Видимо, было что-то не то с самогонкой.  А сейчас уже лучше.  Нет похмелья, есть усталость от общения с человеком, только что вернувшимся из тюрьмы.  Есть холодный пот.  Есть желание трахнуть Соню, местную девицу.  Нет Сони.  Есть кувшин с холодным молоком.  Болит голова.  Громко бьется сердце.  Стук в голове отсчитывает глотки из кувшина: раз, два…  Есть одна сигарета.  Ее нужно выкурить на улице.
Илья слез с кровати, надел кеды и через двор* (в деревенском доме – пристройка к избе, где содержится скот) выбрался на улицу.
Осторожно, чтобы не скрипели, притворил за собой ворота.  Времени, было, часа четыре, уже начинало светать.  Где-то далеко, в другом краю деревни, лаяли собаки.  Вдруг, совсем рядом, в огороде, кто-то тихонько свистнул.  Прикурив сигарету, Илья открыл калитку и вышел в огород.
- Кто здесь? – и в сумерках увидел темную фигуру человека, стоявшего возле дровенника.
- Ильюш, это я.
Это был Виктор.

6. ТРИ ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ МУЗЫКАНТОМ ДИМОЙ СВОЕМУ ДРУГУ ЖУРНАЛИСТУ КОСТЕ.  ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. «ДОМОВОЙ».
В конце двадцатых годов Лиза уехала из деревни в город.  Хоть и не хотела отпускать ее мать, но в конце концов решилась: пусть попытает счастья, да и наукам выучится.  В училище Лиза не поступила, на РабФак сразу брать отказались: деревенская, без паспорта.  Так и попала Лиза в парткомовские уборщицы.  Изредка приезжала в деревню, и врала родным, что учится, дескать, на каникулы отпустили.
Вот и лето.  Опять дали ей большевики небольшой отпуск, и приехала она в деревню.  Мать: «Вот и студентка-комсомолка наша.  Ой, истосковались мы, Лизонька, по тебе.  Глянь, как братишка-то твой подрос»!   Отец: «Жениха-то в городе не сыскала?  А то смотри, Антоха Семенов по тебе давно вздыхает, все спрашивает про тебя».  Врала она все.  Никакая она не комсомолка.
Вечер.  Мать: «В избе жарко спать.  Я тебе в пуньке* (небольшой сарайчик в огороде для хранения сена) постелю.  Ночь.  Попрощавшись с Антоном, Лиза открывает пуньку.  В лицо – порыв ветра.  Ой, лихоньки мои, странная штуковина.  Ну, да ладно.  Заложила на дубинку дверь, чтобы не открыл никто снаружи.  Залезла в полог, устроенный матерью под потолком, на горе с сеном.  Ох и сладко будет спать на сене!  Это не в общежитии на пружинах под комсомольцами.  Глаза закрываются…  И дверь сама по себе заходила ходуном!  «Ох!  Кто здесь?  Антоша, ты»?  В ответ – сопение.  И дверь шатается.  Так плотно заложена была, а теперь – вот-вот сломается.  Не, это не Антон!
Лиза стала суетливо креститься и вспоминать «Отче Наш».  Дверь утихла.  А затем, Лиза открыла дверь – и в одной сорочке, через покос, босиком по мокрой траве домой, в избу.
- Я не понял, Дим, а что это было? - сказал Костя, загасив сигарету, и выключил диктофон.
- А здесь фишка в том, что сарайчик облюбовал себе на лето домовой.  Вот он и выгнал Лизу из своего жилища.

7. КОГДА НАКОНЕЦ-ТО ПОЯВИЛСЯ ВИКТОР.
Илья, конечно же, удивился.
- Э!  Это!  А где ты был-то?  А что ты здесь делаешь?  Что происходит-то?  Я, блин, из-за тебя сопьюсь тут! – примерный перечень восклицаний.
Илья подошел к нему, но Виктор почему-то сделал несколько шагов назад.
- Тихо, тише, не ори.  Подожди.  Я теперь живу в другом месте.
- В смысле?
- В прямом.
Илья оторопел.  Виктор же прикурил от бензиновой зажигалки сигарету, затянулся и продолжил.
- Это логичный вопрос.  Не обижайся.  Я сейчас не умею отвечать на логичные вопросы.
Илья молчал.  Он не знал, что говорить.  Он абсолютно ничего не понимал.  Виктор пригласил его.  Он приехал, а того здесь нет.  И вот, он появляется ночью, и несет какой-то бред.
- Витя, ты заторчал? – осторожно спросил Илья.
Виктор помолчал, глубоко затягиваясь.
- Нет.  И ты знаешь, я тебе не стал врать.
- А это ты?
- Илья.  Я не сошел с ума.  А ты мой друг.  Я, по крайней мере, так считал.
- И что, бля?  На *** вот эти твои фишки все? – опять начал срываться Илья.
Виктор подошел поближе, щелкнул «Зиппой» и поднес ее к своему лицу.
- Видишь?  Это я.  Я тебе постепенно все объясню.  Мне реально твоя помощь нужна.  Ты мне поможешь?
- Блин!  Да что случилось?
- Да тише ты.  Говорю тебе, объясню.  Поможешь?
Илья подумал, швырнул хабарик в траву.
- Да.
- Вот.  Помнишь, я тебе рассказывал про свое детство здесь, в деревне?  Про старушонку такую, корявую, которая «была всегда», а потом пропала куда-то, помнишь?  Эльзой ее звали.
- Ну да, помню.
- Ты же поверил мне тогда?
- Знаешь, Вить, вообще-то поверил.  Точнее, хотел верить.  С точки зрения науки, такие Эльзы – это полный бред.  Но хочешь, я тебе расскажу.  Тут в городе концерт был, прикинь «Queen» выступали.  А потом у меня был какой-то реальный глюк.  Я был трезвый, и ничего не курил.  Мне показалось, я сошел с ума.  Я заблудился в Универе.  А Универ превратился в какой-то бесконечный лабиринт.  Но клянусь, это было!  Так что, меня теперь ничего не удивит.
- Ага.  Знаешь Ильюша, похоже, мы с тобой попали, по любому вместе.  Ты мне сейчас расскажешь про Универ, а я тебе вот что скажу.  И поверь, я не вру.  Вот эта Эльза, она вернулась.  Я ее видел.

8. А ВОТ И ПАВЕЛ!  И ФОМА.
А на следующий день после встречи с Виктором Илья сильно напился с Пашой Богдановым.  И вот итог: Паша укатил на своем мотоцикле в Сокольево на дискотеку, а Илья валяется в зарослях осоки на берегу реки.
Проснувшись и открыв глаза, он увидел темно-синюю, восточную сторону вечернего летнего неба.  «Это – небо.  А я – Андрей Болконский, который чувствует ничтожность количества всей выпитой людьми за их многотысячелетнюю историю водки перед этим небом», - думал Илья.
Илья попытался сесть и сразу почувствовал сильную тошноту.  Склонившись набок, сделал желаемое организмом.  В голове застучала кувалда, но стало легче.  Что теперь?  А теперь, Илья, видишь ли ты, недалеко от тебя в реку впадает веселый журчащий ручей с чистой родниковой водой?  Пить?  Ну конечно!  И тут Илья увидел человека.
В двух шагах от Ильи стоял парень в брезентовой куртке цвета хаки, застиранных черных джинсах и резиновых сапогах.
- Эй, уважаемый, жизнь и так сложна.
Илья с сомнением оглядел пришельца, встал на ноги и ответил:
- Ну, так уж и сложна.
- Да.  Сложна, - парень почесал макушку своей лохматой темно-русой головы и, сунув руки в карманы, добавил:
- А ты ее еще больше усложняешь.
В городе это можно было бы принять за «заводку».  Типа, «дай денег (или закурить), а то ****ы получишь».  Но это – деревня, и здесь, как Илья уже понял, все как-то по-другому.  И тогда Илья спросил, каким образом он ее усложняет?
- Очень много пьешь.  И тем более, с Пашей.
Парень опять почесал голову и, засмеявшись, закурил дешевую овальную сигарету.
- Я, пожалуй, пойду.
И, повернувшись, пошел вдоль берега, подбирая по пути какие-то камушки.
Солнце скрылось за крутым, заросшим лесом, западным берегом реки.
- Слушай! – окликнул Илья незнакомца.
«Не может ли он сделать жизнь Ильи проще»?
«Сделать его жизнь проще?  Гм, может быть и может.  Но он, Павел, а его зовут Павел, не знает, как это сделать.  Как это сделать»?
- Дай мне сигарету, - попросил Илья.

ДНЕВНИК ИЛЬЯ Н-ВА.
25 июня 199… г.
«Сегодня я познакомился с неким Павлом, другом детства Вити.  Такой же странный чел, каким стал Виктор.  И не похож на деревенского.  Он говорит, что знает, что случилось с Витей, и где тот теперь пропадает.  Какой-то бред.  Павел говорит, что любит ходить в какие-то походы во времени.  Или я сплю, или брежу, или реально сош. с ума, или реально существует на свете фантастика и мистика.  Да здравствует Борхес!»

«Виктор»! – крикнул Фома, - «Витя»!
«Да, я здесь».
Значит, так.  Фома все знает.  Кукушка (Эльза)* вернулась.  Вернулась сегодня ночью.  Знает ли Виктор самое интересное?  Она поселилась в заброшенной избе Дуньки, той, которую три года назад увезли в богадельню.  Самое же интересное в том, что ночью кукушка приковыляла к избе и остановилась, опершись на палку.  Простояла так минут пять, а потом пришел Яков и сбил кувалдой с двери замок.  Кукушка дала ему деньги, и Яков ушел.  А она заперлась в этом доме.  Нет, ли, у Виктора выпить?
- Спасибо, Фома, - отвечал Виктор, - а пить я пока не пью.
Они, Фома с Павлом, этим вечером идут опять в поход, не хочет ли Виктор с ними?

Рано-рано утром в окошко кладовки, где спал Илья, постучали.
В маленькое грязное окошко он увидел Серую фигуру с рыжей головой.  В трусах и галошах вышел на улицу.
- Чего, - спросил зевая.
- Здарова!  Я Фома, Павла друг.  Собирайся, Павлик сказал, чтоб я за тобой сходил.
- Куда?
- Кукушка вернулась!
- Какая кукушка? – опять зевнул Илья, - Я с дядей Сашей в лес иду.  Он меня просил.
- Да ведь Эльза это!  Ну, тебе вроде как должны они были сказать про Эльзу.
- А!  Ну да, Витя говорил, - Илья проснулся, как понял, что снова сталкивается с какой-то нереальностью.
- Ну, не знаю, я дяде Саше обещал, - хотя и с Фомой пойти было интересней всего на свете.
- Да не бойся ты, .  Вернешься через полчаса.

9. СНОВА ПО ОБЕ СТОРОНЫ РЕКИ. ИЗ ПОХОЖДЕНИЙ ФОМЫ И ПАВЛА (СМ. ЧАСТЬ 1- СПРАВОЧНИК)
- Фома, - говорил Павел, - Почему ты опять пьян?
Что?  Почему пьян?  Нет, что-то здесь не так.  Надо, надо разобраться.  Вот пускай Павел сейчас, да, прямо сейчас скажет, прямо здесь.  Пусть скажет.  Друг он Фоме или нет?  Ну, а если друг, то почему постоянно достает Фому глупыми вопросами?  Мучает.  Пьян, не пьян…  Это его естественное состояние.  Ну, ластриколосы налили… Витя отказался, а Фоме похмелиться надо было, а то голова не соображала ничего.
- Ластриколосы сказали, что отзовут у тебя лицензию, - сказал Павел.
Да он, Фома, срать хотел на их лицензию.
- И без лицензии обойдусь как-нибудь, - распалившись, похожий на булгаковского кота-бемегота в приступе праведного гнева, орал Фома.
- Ну, ладно, успокойся, пойдем.
И они, не спеша, не принужденно болтая, пошли по направлению к кряжу.
Через некоторое время они уже плыли на лодке по течению тихой ночной реки.  Фома сосредоточенно курил папиросу.
- Знаешь, - говорил он Павлу, - что мне как-то не так сегодня.  Я все думаю про Кукушку.
Павел взглянул на друга.  В это минуту (может всему виной сумерки?) тот не был похож рыжего идиота с веснушками.  В глазах его светилось раздражение, смешанное с какой-то горечью, черты лица вместо обычных, кругловатых, были четко очерчены, что делало их властными.
- Да ладно, не беспокойся.
Павел всмотрелся в воду, набрал в носоглотке соплей и смачно туда плюнул.
- Илья, наверное, присмотрит все-таки за ней.
- Дело не в этом, - Фома выбросил в воду окурок. – Илье мы с Витей все объяснили, он вроде врубается, с чем он столкнулся, и это ему нравится.  Боится только.  Но я о другом.  Зачем она вернулась?  Раньше-то она никого не трогала, но зачем-то ведь вернулась?  Значит, ей что-то нужно?
- Да хрен-то с ней.  Я только боюсь, что наша местная нечисть оживится сразу.
- Павлик, - сказал Фома и замолчал.
- Что?
- Мы не умрем?
Павлу стало тревожно.  Он помолчал.  Не спроста Фома так спросил.  Интуиция его редко подводила.  Но Павел решил накинуть на себя беззаботности, зевнул, и, хмыкнув, весело ответил:
- А вот теперь уже не знаю!
Спустя некоторое время лодка уткнулась носом в заросли камышей и осоки.  Спрыгнув в воду, и вытащив ее на берег, Павел и Фома двинулись в гору, в темный ночной лес.  Что было дальше?  Дальше они была квадратная избушка, в которую они зашли.  Посветив фонариком, они увидели четыре бревенчатых стены без всяких окон, посредине избушки стол, на котором лежал полуистлевший покойник.  Здесь было не интересно.
Затем они встретили шумную компанию пьяных, нарядно одетых мужиков, в красных и белых рубахах.  С горящими факелами в руках, сверкая золотыми зубами и непрестанно хохоча, они уговаривали Павла с Фомой идти с ними искать клад.  Клад, мол, где-то здесь.  Там много золотых червонцев, на всех хватит.  И оно, это золото, всегда с ними будет.  Даже если потратишь, потеряешь, то все равно, вернется.
- Забавные, - говорил потом Фома, - Я их не видел раньше.  Почему мы отказались?
- Да ты что, Фома, ослеп? – удивлялся тот, - Это же черти!  Или ты до того спился, что чертей не узнаешь?
- Е-мое!  И правда!
А затем наступило утро.  И, когда Павел с Фомой вышли из леса в поле, за ними увязались две голые девки с распущенными волосами.  И все что-то шептали.  Павел и Фома бежали по мокрой траве, а те – за ними.  Отталкивали этих девок, они падали, снова вставали и вешались.  Наконец, Павел не выдержал.
- Фома! – сказал он строго.
- Чего?
- Хватит ее целовать.
- Да ладно тебе, а что?  Может отдохнем?  Они хорошие, наверно…
- А что? А что?  Ой, да мы же хорошие! – засмеялась та, что висела на Фоме.
- А то!  Сифилис нужен?
- Ах, ты подонок! – засмеялась другая и кинулась на шею к Павлу, - Ну поцелуй же меня, сволочь, я же люблю тебя!
- Ялух магастра тим! - крикнул Павел.
И, девицы, затихли, сползи к земле, испугавшись.  Затем снова засмеялись и побежали назад, к лесу.  Ага!  Им знакомы эти слова.  Помнят ли они торговца цветком папоротника?  Это он, Павел убил его два года назад.  Такой вот Павел суровый тип.  Ненавидит он фальшивую любовь и счастье за деньги.  Фоме: «Раздолбай.  У тебя есть Надька.  Красивая девушка.  С ней и забавляйся».
Вечером.
Вечером у них закончились папиросы.  Не пора ли домой?  Да, пора.  Путь к реке лежит все через тот же через лес.  А в лесу они встретили того покойника, который ночью лежал в избушке.  Только теперь он еще живой.  Лысый, беззубый мужик с печальными глазами.  В руках ружье.
С грустью в глазах он всмотрелся в Павла.  «Привет!»  «А ты че здесь?..»  И Павел через несколько секунд упал с простреленным плечом.  Эх!  Забыли взять посохи ластиколосов взять с собой.  Фома сразу пропал, а когда через несколько секунд вернулся, мужик с ножом в руках склонялся над Павлом.

Усталые, они стояли в Старом Губино возле магазина, напротив Митиного дома, и докуривали свои папиросы.  Павел трогал левой рукой правое плечо.  Было больно, хотя следов раны не было, только куртка в крови.  Сейчас докурят – и по домам.  Спать.
- Знаешь, сказал Павел, была бы водка сейчас, то выпил бы за ластриколосов.  За то, что они есть. И всегда спасают.  Они же убили его.
- Убили, - ответил Фома, - Убили и отнесли в эту избуху.  Так что, пойдем ко мне и выпьем?
- Ну давай, только Илью заберем сначала.
По дороге к Дунькиному дому Фома сказал:
- Я тут поговорил с ними насчет Кукушки, ластриколосы говорят, что знают, зачем она вернулась.  Что-то она здесь оставила, на болотах, какой-то клад.
- Где? Ну, ну, что еще сказали?
- Короче, вроде, где красный мох.  Старый вожак карликов знал, где и что.  Но так его же Виктор убил, когда еще школьником был…
- Вот так! – Павел плюнул.
- Ластриколосы, - добавил Фома, - говорят, что нельзя, чтобы она нашла его, этот клад.  Типа, беда будет.  И сказали, что Виктор обо всем этом уже знает.
- Куда он, бля пропал, - не выдержал Павел и выругался, - Надо его найти.  И ластриколосов найти вечером обязательно.

10. ЭГОИСТЫ.
Насупившись, Илья с ног до головы и обратно вниз рассматривал развязного Фому.  Илья психовал.
- Давай потом, сегодня днем встретимся, и мы тебе все до конца расскажем, - уговаривал Илью Павел.
- Ага!  А потом опять «потом»!  Да надоело мне это все!  Меня Виктор просто попросил помочь, так, блин, рассказывайте все!  Или пешку нашли какую-то?  Я бы уже давно свалил в город домой!  Что за фигня тут происходит у Вас?  Ну стою я тут уже час у дома, смотрю на него, и чего?  Смысл-то какой?
- Павлик, - сказал Фома, - ну не может он, наверное, в наши игры играть.  Пусть едет. Вите скажем.
- Да куда же он теперь поедет?  Его уже ластриколосы затуманили, он пропадет по дороге!
- Во!  Что вы тут рассказываете?  Кто меня затуманил?  Я теперь и сам никуда не поеду!
- Да тихо ты, Илья, - цыкнул Павел, - не кричи.  Иди, сходи с дядей Сашей в лес, а потом приходи к Фоме.  Мы там будем.  И Витю попробуем найти.  Пропал он куда-то.
Илья посомневался, а потом нерешительно протянул.
- Ну… Ладно.  Я приду.  Только вот сейчас, да?  Сейчас мне скажите, кто вы вообще, и кем Виктор стал?  Вы – демоны какие-то?  Или, типа того?
- Да ну брось ты, - ответил Фома, - Ну какие мы демоны?
- Ангелы?
Павел прыснул от смеха.
- Ну… - задумался Фома, - Павлик, мы ангелы?  Наверное, ангелы, - утвердительно закончил он.
- Брось, - сказал Павел.  Не ангелы мы.  Эгоисты мы.  Так наша сущность и называется – эгоисты.

11. ТРИ ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ МУЗЫКАНТОМ ДИМОЙ СВОЕМУ ДРУГУ ЖУРНАЛИСТУ КОСТЕ.  ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. «ЗМЕЯ».
 - Однажды летом, в начале июля месяца, один мужик из этой деревни и сын его, не помню, как их зовут, пошли косить.
Дима вскрыл новую пачку сигарет и начал ковырять там ногтями, пытаясь достать сигарету.  «Вот зараза», - сказал он.  Наконец, вытащив сразу три сигареты при помощи зубов, положив две на стол, а третью прикурив, Дима спросил:
- Кость, а тебя там косить не пытались научить?
- Ну, как бы нет, а чего?
- Да так, прикольная фишка.  Ну, слушай, - Костя затянулся и хотел продолжить.
- Погоди, а это когда было?
- Не знаю, наверное, до войны, а может еще и до революции.  Бабушка говорила, что этот мужик ей каким-то там дедом приходился.  Не то двоюродным, не то троюродным…  Так слушай.  Пошли они косить, рано еще утром.  На рассвете, наверно.  А как тебе сказать, сейчас сельское хозяйство в упадке полном, в совхозе там коров почти не осталось, свою скотину тоже все или пропили или продали по бедности, и все покосы зарастают.  Коси, где хочешь.  Никому трава и сено на фиг не нужно.  А раньше, когда у каждого по три коровы да десятка по полтора овец, с этим сложно было.  Каждый кусок земли на счету.  Все или вспахано, или выкошено.  И часто бывало, что покосы частные были и далеко от деревни, даже в лесу лужайки выкашивали.  И вот пошли они как раз далеко, на дальние там какие-то поля.
Косили все утро, и вот, когда солнце уже высоко было, а роса высохла, отец сказал, что все, на сегодня хватит.  Сейчас, мол, перекусим, отдохнем, и к дому.  Сели, перекусили, прилегли, да и задремали.  Сын как-то лег так, неудобно наверно, что голова назад склонилась, да и уснул с открытым ртом.  А когда отец проснулся, то увидел, как во рту у сына исчез черный хвост змеи.  Может быть, ужа, может быть гадюки, неизвестно.
- Бр-р-р-р, а бывает, вообще такое? – спросил Костя.
- Не знаю, может и бывает.  Бабушка рассказывала.  Она правда и небылицы рассказывать любила, но слушай дальше.
Отец перепугался, холодный пот сразу.  Подумал, что может быть померещилось ему это все, как вдруг сын проснулся, вскочил, ну и давай кашлять.  Покашлял, а потом и говорит: «Не могу, батя, ком какой-то в груди встал, больно».  А батя, головой покрутил, покрестился.  «Сынок, дышать можешь»?  «Могу, да только дышать тяжело, да и больно».  «Ну это перегрелся ты, пойдем домой».  И пошли домой потихоньку.
Пришли, отец сыну сразу лечь приказал, на жену наорал, чтоб не приставала к парню, а сам через все деревню к деду одному.  Вот деда я помню, как зовут, дед Осип.  Мне бабушка про него много рассказывала, он знахарем у них был, и жил долго очень, никто не помнил, какого он года.  Ну, в смысле, в каком году родился.
- Я понял, - кивнул головой Костя, наливая в стаканы виски.
- Давай, - протянул он стакан Диме.
Чокнулись, выпили.
- Ну вот, - жуя оливку, продолжал Дима. – Типа, вечный дед был.  Так никто и не видел, как он умер, кстати.  Он войну куда-то пропал, и никто не помнит, куда.  Короче, прибежал отец к этому деду и рассказал все.  Дед закрестился и сразу ему говорит: «Живо домой и сразу баню топи.  Пить парню не давайте!  Как истопишь баню, веди туда сына и меня зови.  Да натопи пожарче».  Ну, что, отец баню натопил, сына туда отвел, деда позвал.  Дед пришел и папашу выгнал сразу.  Иди мол, я твоего парня сейчас сам попарю.  Положил его на полок, на живот, да так, чтоб голова через край висела.  Плеснул кипятку на каменку и начал парить.  А парень орет.  «Не могу на животе лежать, грудь болит»!  А дед ему: «Молчи, дурак!  Рот открой и дыши грудью!  Это с жару у тебя, а жар жаром прогоняют!  Молчи!  Дыши глубоко!  Глубже!  Глубже»!  И еще кипятку на каменку кидает.  И сам уже на ногах еле стоит, но хлещет веником по спине и шее, и орет: «Дыши глубже, дыши глубже»!  И тут захлебнулся парень, закашлял, а дед вскочил на полок, нажал ему, то ли на поясницу, то ли на шею, не помню, парень дышать не может, глаза на лоб, а змея взяла, да и вылезла обратно, шлепнулась на земляной пол, и уползла куда-то.  Во так вот!

12. ЯКОВ И ЭЛЬЗА.
В его душе поселился козел
Любовь его целует змея
В его водку в стакане добавили кровь
А в подушке его вместо пуха – сырая земля
Яков нервничал.  Вот, тварь, какая, еще один клоп по столу ползет.  Пш-ш-ш… И нет его.  Раздавил его Яков окурком.
- Ну что ты хочешь от меня?  Ты уже битый час мне только и твердишь, что нужен я тебе.  Сколько мозги будешь долбить?  Говори, старуха!  Или пошел я.
- Сядь, Яша, сядь, - бегая вокруг Якова, вкрадчивым голосом бормотала Эльза. – Сядь.  Все расскажу тебе, все расскажу, ты только погоди маленечко.  Все расскажу.  На-ка, выпей еще стаканчик, выпей.
- Да выпил я уже, ну сколько можно?  Напоить меня, старуха, хочешь?  Ведь что-то подлое, чую, подлое что-то тебе нужно от меня.  Наливай!  Говори, что хочешь от меня, - Яков стукнул кулаком об стол.
- Погоди, Яша, скажу, скажу.
Яков в два глотка проглотил стакан водки и закурил папиросу.
- Ну?!
- Денег я тебе дам.  Много денег.  Только согласись, Яша.
- Да на что мне деньги твои колдовские?  На что соглашаться-то?  Не, старуха, не проведешь ты меня.  Все!  Пошел я.
- Нет, Яша, постой.  Не ври мне.  Жене своей ври, а не мне.  Нужны тебе деньги.  Митьке, дураку, не нужны, все равно пропьет, а тебе нужны.  Любишь ты их.  Я же знаю, ты не водку, ты деньги любишь.  Глупые, вы русские!  Думаешь, жила я здесь семьдесят лет отшельницей, да и знала никого.  Я тебя еще мальчонкой заприметила.  Я знаю, что нужны тебе денежки.  Пригодятся.  Соглашайся, Яша.
- Ну, ты ведьма! – и только сейчас у Якова начало понемногу плыть все перед глазами. – Не крути меня!  На что соглашаться-то?
- Тише, тише.  На-ка, выпей еще водочки.  Греет она хорошо.  Ты не бойся, Яша.  Никого убивать, грабить, не надо.  Помоги мне в лесу один сундук найти, я и рада буду.  И награда тебе будет.  Я же богата, Яков, очень богата.  Там вещица одна, в сундуке.  Потеряла я ее.  Давно потеряла, да старость подходит, никак мне без нее.  И сыскать сама не могу.  Найди мне ее, озолочу тебя, да уйду от вас, русских, не буду смущать, помоги мне, Яша, старая я…
Как во сне уже Яков слышал бормотание старухи.  И говорила, говорила, дурманила до тошноты она Якова.  Уже совсем расплывалась от водки в его глазах эта старуха, с короткими, совсем не по-старушечьи не седыми черными волосами.  Плыли и слова ее:
- В лесу, лесу, за бурым мхом, от землянки верст десять, к болоту, там метка на камне, не копай, найди метку, да меня потом приведи туда, а там уж я сама, озолочу тебя и уйду…  Богата, очень богата…  Сгину потом, пропаду…
А вечером, проспавшись, Яков вспомнил бородатого карлика, смотревшего на пьяного, одурманенного Якова из-за печки.
«Вот дурак!  Что же я наговорил-то там!  Что же сделал я?  Ничего не помню.  Неужели душу продал за водку»?

ДОПОЛНЕНИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ.

ИЗ ДИКТОФОННЫХ ЗАПИСЕЙ СДЕЛАННЫХ ВИКТОРОМ (ПОКА НЕ СЕЛИ БАТАРЕЙКИ).  ПОДСЛУШАННЫЙ ИМ РАЗГОВОР ЭЛЬЗЫ И «НВК» В ЛЕСУ.
Э: Новак?  Эты ты ест?  Коммен!  Коммен!  Коммен эссен!
Н: Магастра фукет шат.  Яков гратулят тод.  Муссен дит.  Яков тар, фал, чап магастра!  Семенов гра-гра!  Семенов гра-гра волен тод Яков фор.  Мо Семенов гра-гра!
Э: Тиш, Тиш, Новак.  Эссен.  Эрфолен.  Гра-гра шездат душгазал эссен.  Зэхен дат фук душгазал.  Них Яков тод!  Дангерация!  Лят шазге эрх финдиш голдашер!
Н:  Тим ялух перепетишгра-гра!
Э: Эрго!

ПРИМЕЧАНИЯ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ
Дойка – машинная дойка на скотном дворе.  Обычно громко гудит.  Слышно за два километра.
Двор – хлев.
Пунька – сокр. от «Пуня» - небольшой отдельно стоящий сарайчик для хранения сена.
Дунька – одинокая бабка-пьяница, которую в конце восьмидесятых годов отвезли в богадельню (дом престарелых), так как она окончательно выжила из ума.
«Они идут этим вечером» - походы Павла и Фомы – см. справочник (Кукушка часть1)
Лицензия (ластриколосы хотят отнять у Фомы лицензию) – автор сам не может понять, о какой лицензии идет речь.
Лицензия (выдали Илье лицензию) – здесь я уже начинаю догадываться, что это за штука.  Похоже, это право на жизнь в четырех измерениях.  Но это пока лишь догадки.  Вот ластриколосы, они, похоже знают, что это за лицензии такие.  Но молчат.  Зато их посохи приносят в пути счастье.
Торговец цветками папоротника – см. справочник (Кукушка часть1).  Убит Павлом.
НВК – Новый Вожак Карликов.
Новак – так зовут НВК.
Семенов – Так на самом деле звали старого вожака карликов, убитого Виктором (см. справочник (Кукушка часть1)).

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.
Продолжение следует