Заслуженный профессор

На одном из факультетов вуза работал ученый совет. Это был высший орган факультетского самоуправления. Раз в месяц члены его собирались на заседания и чинно обсуждали вопросы, предусмотренные планом работы, «спущенным сверху». По итогам обсуждения принимались важные решения, большинство из которых тоже предварительно «спускалось сверху». Члены же совета самой вескостью и расстановкой своих речей показывали, что действуют совершенно независимо.
Председателем совета состоял декан факультета Гурьев – приземистый и коренастый мужичок средних лет. Он имел несколько заместителей, но в совете его «правой рукой» был молодой преподаватель Назаров, отправлявший должность ученого секретаря. Он предварительно проговаривал с Гурьевым «повестку дня», вникал в суть заранее заготовленных решений, организовывал на заседания чинных профессоров и отпечатывал многочисленные бумажки. Назаров носил дымчатые очки – возможно, в подражание Гурьеву.
На исходе учебного года возникла патовая ситуация: полномочия ученого совета истекали. Необходимо было формировать новый, и опять на Назарова падала немалая работа: беготня, пустопорожние беседы и – гора бумажек. Естественно, всё предварительно оговаривалось с Гурьевым. Процедура была напряженная, заняла около месяца и завершилась благополучно. Назаров, в душе человек творческий, сдав дела «наверх», вздохнул с облегчением и благополучно забыл о них до следующего учебного года. Летом он мечтал заняться наукой.
… Лето минуло быстро; новый учебный год начался. В один хмурый октябрьский вечер Назаров зашел в кабинет к Гурьеву. Все потенциальные посетители уже разбрелись по домам, и Назаров, которому еще предстояло вечернее занятие, решил потолковать с деканом о совместных научных проектах. Гурьев как раз сидел с бумагами, относящимися к их общему делу.
Разговор завязался безотлагательно: Гурьев споткнулся об одно из спорных мест читаемого документа и призвал Назарова в помощь. Через несколько минут задача была решена.
Беседа перешла на другое. В стекла барабанил дождь. Неспешно толкуя и покуривая, Гурьев и Назаров сидели уже с полчаса.
Железная ручка наружной двери повернулась, явственно обозначив, что кто-то доискивается «самого». Распахнулась и внутренняя дверь кабинета, и через порог переступила седая профессор Вержбицкая.
На Вержбицкой было серое пальто, а в руке – хозяйственная сумка. Узенькие глазки, зло прищурясь, бегали по интерьеру. Профессор, швырнув на стол кепку, расположилась супротив Назарова.
– Здравствуйте! – впившись в него глазами и как-то нехорошо покачивая головой, извергла Вержбицкая.
Ясно было, что приветствие общее, но почему-то именно на Назарова падал взгляд колючих глазок.
– Присаживайтесь, Агнесса Алексеевна, – немного потерянно проговорил Гурьев, словно не сообразив, что профессор уже восседала за его столом.
– Кстати, очень хорошо, что вы тут, – изрекла Агнесса и ткнула корявым перстом в Назарова.
– Вы, собственно, Агнесса Алексеевна, по какому вопросу? – будто бы извиняясь, озадачился Гурьев.
Назаров, не отрывая взгляда от Вержбицкой, слегка наклонил голову и чуть приосанился.
– А по какому вопросу, дорогой мой Павел Григорьевич, – отчеканила Вержбицкая Гурьеву, но все не спуская глазок с Назарова, – это вот ему лучше знать!
Вержбицкая ткнула пальцем в Назарова снова.
Тот не шелохнулся, только еще немного наклонил голову. Кажется, он действительно начинал понимать, о чем пойдет речь.
– И это что же получается! – воскликнула Вержбицкая уже почти экстатически, хлопнув узловатой дланью по деканскому столу. – И чем же это наша кафедра только заслужила!.. Выходит, другим кафедрам – кругом дорога, и только кафедра античной филологии …
Вержбицкая явно искусственно «накачивала» себя сама, для пущей развязности даже соорудив из корявых пальцев кулаки.
– Да в чем, собственно, Агнесса Алексеевна, ваш вопрос? – недоумевал Гурьев.
– Так, Павел Григорьевич, – Вержбицкая резко повернулась к Гурьеву и теперь насела на него (Назаров слегка выдохнул). – Ответьте мне пожалуйста, кто формировал новый ученый совет?
– Как же, это известно: кафедры факультета, – снова недоуменно изрек Гурьев.
– А почему же эта процедура прошла мимо кафедры античной филологии?
Вержбицкая привстала, опершись руками на стол, и придвинулась ближе к Гурьеву. Казалось, еще мгновение, и правая рука ее будет призывно выброшена вперед: «На штурм Зимнего!» – дескать.
– То есть как – мимо … – смутился Гурьев. – Вот Константин Валерьевич в мае раздавал по кафедрам образцы решений … Кафедры проводили заседания …
– А почему же, интересно, до кафедры античной филологии не дошло сведений? – визжа, сорвалась Вержбицкая в сторону Назарова.
– Простите, Агнесса Алексеевна, – уверенно отпарировал Назаров, – бумаги были розданы на все кафедры, не исключая и вашей.
– Вы мне врёте! – заорала Вержбицкая и хватила по столу ладонью.
Гурьев моргнул. Назаров остался по-прежнему недвижим. Он не переводил глаз с Вержбицкой.
– Простите?.. – вопросительно осведомился Назаров.
– До нас не доходили сведения!.. Кафедра античной филологии была обойдена!
– Но, Агнесса Алексеевна, в совете есть ее представители, – возразил Гурьев.
– Да? И кто же это, интересно? Я требую предъявления приказа о составе совета!
Гурьев молча протянул бумажку, заверенную ректорской закорючкой и гербовой печатью.
– Ах, да вы имеете в виду Зудина с Пименовой? – сообразила Вержбицкая, сбившись было с панталыку в гневе. – Да они же не мои, Павел Григорьевич: они ваши. Это вы их ввели как своих заместителей.
– Так что же, – Гурьев почувствовал, что первый натиск стихает, и немного осмелел – от этого они перестали представлять интересы вашей кафедры?
– О-о … – зло усмехнулась Вержбицкая. – Уж Зудина-то я знаю, – поверьте заведующей кафедрой. А Пименова всё на заседаниях молчит. И к тому же вот, посчитайте, сколько здесь ваших представителей …
Вержбицкая принялась тыкать по ректорскому приказу узловатым пальцем. Она имела в виду кафедру отечественной фонетики, к которой одновременно имели несчастье принадлежать и Гурьев, и Назаров, и силилась высчитать ее представительство. Вержбицкая была из той породы, что даже людей привыкла исчислять килограммами.
– Шесть – сообразив, торжественно возгласила Агнесса. – А нас, если даже считать Зудина и Пименову, – только двое!
– Агнесса Алексеевна, – пытаясь уладить дело, пояснял почти что ласково Гурьев, – мы вводим вас: у нас есть еще одно вакантное место. Нас – шесть из двадцати четырех, т.е. одна четверть, а вас будет трое из десяти, иначе – почти треть!
Гурьев думал, что, перейдя на почву «системы килограммов» и предложив Агнессе почетное место, он сможет умаслить ее. Но – не тут-то было. Она моментом ввернула новые притязания.
– Нет уж, Павел Григорьевич! Вместе со мной от кафедры античной филологии в совет должны войти профессор Спиридонова и доцент Цыплакова!
– Сожалею, Агнесса Алексеевна, – покачал разочарованно головой Гурьев. – Это невозможно. Поверьте, я очень ценю Спиридонову и Цыплакову и ничего против них не имею, но по Положению – у нас только одно вакантное место.
– Ну, тогда и я не пойду! – постановила Вержбицкая, возможно, рассчитывая ввергнуть бесстыдников в уговоры. – Бог с ней, с заведующей кафедрой, заслуженным профессором, посвятившим пятьдесят лет вузу (почтенная Агнесса Алексеевна, жалобясь на подлость судьбы в лице Гурьева и злокозненного Назарова, конечно, имела в виду свою персону), но – представители кафедры!
– А этот еще, – Вержбицкая ткнула в сторону Назарова, – имеет наглость звонить мне и приглашать на заседание совета!
 – Да, новые люди пришли, – блажила Вержбицкая, всё никак не «слезая» с Назарова, – новые!
Назаров слегка озадачился, с одной стороны, огорошенный любезностью заслуженного профессора, более подобающей рыночной азербайджанке, а с другой, и вовсе переставая понимать, чего же хочет Вержбицкая. Вроде бы, просится в совет, а теперь, оказывается, – «имеет наглость» …
«И чего ж ей надо?» – меланхолично раздумывал Назаров. Он потянулся было к карману с сигаретами, но, смекнув, что курение в своем присутствии в такой ситуации Вержбицкая почтет за публичный позор, остановился.
– Так что, Павел Григорьевич, – неожиданно умозаключила заслуженный профессор Вержбицкая, теперь уже не обращая внимание на «этого» Назарова, будто и не имеющего отныне отношения к разговору, но все еще «имеющего наглость» присутствовать в деканском кабинете, – прощайте! За пятьдесят лет работы в вузе со мной еще никто так …
Непосвященному могло бы показаться, что Агнесса Алексеевна и впрямь вот-вот бросится в слезовую. Но, воспитанная в славных традициях красной профессуры, Вержбицкая сжимала кулаки, видимо, страстно желая расквасить носы и переломить очки обоим подлецам. Пожалуй, только то, что их было двое, сдерживало ее. Однако, решив по случаю приплести для эффектной концовки элемент «морали», Вержбицкая на прощание бросила:
– А вообще-то с пожилым человеком …
Вержбицкая сцапала со стула хозяйственную сумку. Пудовые шаги отощавшего от непосильных трудов заслуженного профессора заглохли где-то в конце коридора.
Выдержав паузу, Гурьев и Назаров одновременно закурили.
– Ну и дела … – протянул, выпуская дым, Назаров. – И что же теперь нам с нею делать?
– Да ничего, – ответил Гурьев апатически. – Ни-че-го.
Назаров, задумавшись, чуть ухмыльнулся и покачал головой.

5 декабря 2004 г.