Встреча с великим

Южное небо начинало бархатно розоветь на востоке, один за одним закрывая яркие глаза звезд. На глазах выцветало еще совсем недавно кинжально яркое сияние неоновых вывесок центра и фонарей окраин Гаваны. Однако лишь немногие посетители бара «Мендоза» заметили эти перемены. Черные маслянистые глаза аборигенов, прищуренные от сигарного дыма, густо струящегося с кончиков сигар, неотрывно наблюдали за сценой. На ней молодая пластичная танцовщица, завернутая в ярко-алую тряпку, которая скорее подчеркивала, нежели скрывала ее прелести, высоко выбрасывала стройные ноги в каком-то экзотическом танце. Она была поразительно похожа на блиставшую в двадцатых годах в «Мулен Руж» Жозефину Бейкер. Однако оценить это сходство, да и то чисто теоретически, могли всего два человека. Двое белых.
Один — протиравший стаканы за стойкой хозяин-американец, чье мрачноватое чувство юмора и привело к тому, что бар был назван в честь ручного пулемета, RM2 «Мендоза» — 7мм, девятикилограммового чудовища — дитя местного военно-промышленного комплекса, способного одной очередью разорвать человека напополам.
Другой — торговец сахаром из Испании. Вернее, по документам он числился торговцем, а на самом деле был резидентом советской военной разведки, присланным на Кубу с заданием…
Впрочем, теперь это было уже не важно. Именно в момент, когда его нога в отличном саламандровском ботинке коснулась раскаленного бетона гаванского аэропорта, этот безмозглый юнец Фидель Кастро, отдал приказ выступать. Несколько сотен переодетых в черти где раздобытую форму крестьян, вооруженных старыми винтовками и охотничьими ружьями должны были изображать спецвойска, посланные El Precedente Батистой подобраться к казармам Монкада и захватить их вместе с арсеналом. Глупее плана придумать было просто нельзя. Первый же часовой увидевший эту разношерстную кавалькаду подал сигнал тревоги. Проснувшиеся солдаты похватали автоматы и пулеметы, те самые "мендозы", и открыли огонь по остановившейся колонне прямо из окон. Толстые стены послужили им отличной защитой от пуль, а вот оставшиеся на открытом месте крестьяне оказались совершенно беззащитными и менее чем через два часа тела большинства из них были стащены к стене, облиты бензином и подожжены. А тем, кто выжил, осталось только позавидовать своим мертвым товарищам. Уцелевшие были согнаны в сарай, где их уже поджидали заплечных дел мастера из местной тайной полиции. Крики и выстрелы, свидетельствующие о том, что там кого-то пытали и расстреливали, эхом доносились сюда до сих пор. А сам Фидель, как и положено вождю в такой ситуации, сбежал, бросив своих людей на произвол судьбы. Черт. Лучше бы его поймали или пристрелили вместе со всеми прямо там, у грузовиков. Проблем было бы меньше. Но видимо бог берег мерзавца для каких-то других надобностей.
Резидент поворочался, удобнее устраиваясь в тростниковом кресле, и задумчиво помешал пластиковым зонтиком почти растаявшие кубики льда в своем мехитос. Он понимал, что в случившемся совершенно не виноват, но… Молодой человек, ответственный за эту операцию, был сыном одного из тех соколов со сталинскими крыльями за плечами, которых за "любовь" к народу называли заплечных дел мастерами.
Конечно, Фиделя станет искать и местная полиция и ЦРУ, поскольку Куба явно входит в сферу национальных интересов США, и, возможно, НКВД, поскольку Советское правительство тоже было заинтересовано в этом острове, расположенным под самым боком потенциального противника.
Этот мальчишка вряд ли мог долго бегать по небольшой, в сущности, территории, особенно, если учесть, что для жизни в дикой местности у него нет ни выдержки, ни подготовки. Он скорее всего укроется либо в имении своего отца, либо в одной из крестьянских деревень и попытается поднять новое восстание. Тут-то его солдаты или тайная полиция и накроют. Или сами крестьяне сдадут, чтоб воду не мутил и работать не мешал. И на всем острове вновь установится тишь и покой и американские мафиозные боссы, оказавшиеся не у дел при дележе большого, аппетитного, возвышающегося среди пустыни, как утыканный свечами именинный торт, Лас-Вегаса окончательно превратят это остров в новую Мекку для игроков, кутил и любителей иных форм развлечений.
— Эй, мистер-черт-знает-как-вас там, на что это вы уставились? — прервал его раздумья грубый, с характерной американской напористостью, голос.
— Уставился? — прежде чем поднять глаза резидент сфокусировал взгляд и понял, что он направлен был на молодую танцовщицу. — Я не уставился, я смотрю шоу.
— Нет, мистер, вы смотрите не на-это-дерьмовое-на-палочке-шоу. Вы пялитесь на эту-гребаную-мать-ее-в-хвост-гриву-и-три-раза-через-колено танцовщицу, — на плече мнимого испанца легла тяжелая рука.
— Да, но ведь это и есть шоу, — произнес донельзя удивленный такой постановкой вопроса лжекоммерсант.
— Послушайте, мистер, эта женщина, мать-ее-чрез-пень-четыре-раза-и-в-нахлест, сегодня уйдет со мной, а в закончите эту ночь в каком-нибудь мусорном-трахать-его-дерьмовую-жесть-баке.
Почувствовав, что дело может не ограничится угрозами, резидент резко поднялся, выскользнул из-под тяжелой руки и обернулся лицом к нарушителю спокойствия. Им оказался огромный, белый, но дочерна загорелый мужчина с белыми волосами и бородой, которая венчала, но совершенно не скрывала агрессивно выпяченную нижнюю челюсть. Голова была крепко насажена на литую мускулистую шею, которая плавно переходила в мощные покатые плечи. Бочкообразная грудь, поросшая густым белым волосом, распирала ворот рыбацкого реглана. Правда, общее впечатление слега портили отвисающий живот и какие-то очень мягкие, по бабьи колыхающиеся при каждом движении бедра, но все равно фигура его излучала силу и животную агрессию. Похоже, никакие разумные доводы этого парня не проймут. Все, что ему сейчас нужно, - это затеять хорошую потасовку. Оглянувшись вокруг, коммерсант понял, что вмешиваться никто не собирается. Местные мачо поблескивая черными глазами наблюдали за развитием сюжета сквозь плотный сигарный дым, цокали языками и даже пританцовывали от напряженного ожидания. Бармен за стойкой протирал стаканы с нарочито безразличным видом. Похоже, именно такая предутренняя драка, а вовсе не па доморощенной танцовщицы, и были главным шоу этого заведения. Русский не удивился бы, если б ему сказали, что треклятый бармен принимает ставки на победу, а его шансы расцениваются здесь, как один к десяти, один к двенадцати.
— Послушайте мистер, я просто смотрел шоу, мне совершенно не нужны неприятности в этом городе, если я вас чем-то обидел, позвольте мне принести вам свои извинения и удалится. — Он не боялся нахального американца, но ему и правда не нужны были неприятности. Если его арестует полиция, она ничего не сможет ему предъявить, но... Сможет ли он потом доказать это доблестным сподвижникам товарища Берии?
— Ну, нет, мистер-черт-бы-взял-и-как-следует-поджарил-вашу-задницу, так просто вы не отделаетесь. А, ты, шлюха, знай свое место! — последние слова были обращены уже к танцовщице. Протянув свою длинную волосатую лапу этот обезьяноподобный субъект, ухватил ее за подол и, как тряпичную куклу, сдернул со сцены. В воздухе мелькнули стройные лодыжки, оплетенные ремешками черных изящных, явно французских туфелек. Приземлившись, девушка едва устояла на высоких каблука.
Нельзя сказать, что наш «испанец» был каким-то уж особенно принципиальным джентльменом, готовым вступиться за честь любой женщины при малейшем намеке на ее оскорбление, но даже его передернуло от такого обращения.
— Э…Послушайте.
— Нет, это вы послушайте, мистер-черт-знает как-вас-там-зовут. Куба — свободная и независимая страна, а такие торгаши, как вы, пытаются пить из нее кровь, развращать ее женщин и заставлять мужчин гнуть спины, чтоб заморские воротилы бизнеса отращивали себе животы и набивали карманы золотом! — с патетикой и каким-то революционным надрывом в голосе воскликнул американец. Хватанул со стойки, чей-то стаканчик рома, залпом опрокинул его и чисто по-русски занюхал его рукавом реглана. Кубинские мужчины, по которым не было особенно заметно, чтоб они гнули спину с утра до ночи, согласно закивали.
Вот черт, подумал русский, тебе б с такими ораторскими талантами с мавзолея перед младшим комсоставом Красной Армии выступать. Надо сворачивать этот балаган и смазывать лыжи, пока они на кинулись всей кодлой.
— Послушайте, мистер, мне…
— Никаких мистеров, ты, жалкий-недоделанный-макаронник, — с этим словами гигант медленно, как-то даже нарочито медленно, развернул корпус, потом взбил кулаком воздух в том месте, где только что была голова испанца.
— Послушайте мистер, с вашего позволения, не макронник, поскольку имею честь быть не итальянцем а испа…
—Ах ты… — кулак размером с небольшую дыню снова просвистел, прогнав перед собой поток воздуха и взбудоражив слои сигарного дыма, в обилии плавающие под потолком.
На небольшом пятачке между столами уворачиваться особо было негде и, сделав еще хоть шаг назад псевдоиспанец, неминуемо оказался бы в гуще плетеных стульев и шатких столиков. Запутавшись в них, легко можно было упасть, сломать себе лодыжку или запястье, или даже разбить голову. А если он не сделает этого шага, то траектории дынеподобного американского кулака и его хоть и крепкой, но небольшой головы, пересекутся в единой точке пространства с катастрофическими последствиями для последней. Однако вопреки ожиданиям зрителей испанец не стал отступать. Он по-змеиному нырнул под несущуюся со скоростью экспресса руку, сложил пальцы щепотью и получившейся комбинацией ткнул американского буйвола в солнечное сплетение.
Этот, казалось бы, не сильный тычок произвел на представителя гордого американского народа сокрушительный эффект. Он хрюкнул, схватился за пострадавшее место и в полный рост рухнул на пол, перевернув ближайший столик, и с хрустом зацепившись головой за недавно поставленный здесь автомат по продаже Кока-Колы, от чего в автомате что-то звякнуло и на лоток посыпались красные жестяные банки. Немного поелозил ногами по полу и замер, обхватив себя руками и подтянув колени к животу.
Прежде, чем кто-либо из посетителей успел опомнится, лжеиспанец схватил девушку за руку, почти силой вытащил и, не отпуская ее руки, быстро зашагал вверх по улице к фешенебельным кварталам.
Они миновали уже два перекрестка, прежде чем девушка обрела дар речи.
— Эй, сеньор? — спросила она на испанском с каким-то ужасающим акцентом.
— Да? — ответил он на настоящем кастильском. Этот диалект он изучал и совершенствовал в течение трех лет, когда командовал испанской интербригадой. Там же он успел поднатореть и в английском и во французском и немецком.
— Зачем вы это сделали?
— Что?
— Ну, избили того бедного хомбре?
— Мне показалось, что он вел себя невежливо по отношению к даме.
—Это ко мне, что ли? Ой, ну вы даете, сеньор,— хохотнула она, — Эрни же безобиднее ужа. Правда, иногда бывает буен и бьет морды залетным гусям вроде вас, но в остальном очень милый парень. А если меня или кого из девочек обидит иногда, то всегда потом денег даст. Много. И извинится. Настоящий мачо. Его в «Мендозе» все любят и полиция уважает и никогда не трогает.
— Эрни?
— Да, сеньор, его так зовут. А знаете, он знаменитость. О нем даже в газетах пишут. И в наших и даже в американских.
— И что же о нем пишут?
— Да, ерунду всякую. Пишут, что пи-са-те-ль, — она по слогам произнесла незнакомое слово, — известный и знаменитый. Это наш Хем-то?
— Хем?
— Ну да сеньор, его зовут так. Вроде, фамилия у него такая, а может, прозвище. Но они так и пишут, мол, старина Хем опять учудил...
— Мда, — лжеиспанец поморщился.
— А что вы лицо такое делаете, сеньор, он же известный пи-са-те-ль, а вы его так больно стукнули. Вот вы же не пи-са-те-ль.
— Нет, не писатель. Но и этот ваш Хэм не такой уж и мачо.
— Это почему же сеньор?
— Ну потому, что мне он морду набить не смог. Вообще говоря, опасное это занятие приставать ко всем вподряд. Как бы силен ты не был, всегда найдется кто-то сильнее тебя.  Надеюсь, когда старина Хэм придет в себя, он поймет эту простую истину и, может быть, даже напишет об этом в какой-нибудь своей книге. А что касается писателей… Писатель, если уж он берет на себя смелость так себя называть должен зарабатывать популярность сидя за пишущей машинкой и создавая красивые и умные произведения, которые будут развлекать и учить читателей разумному, доброму и вечному,  а не размахивая кулаками по барам и не хлеща ром как портовый грузчик.
Поотставшая было девушка в два козьих прыжка нагнала своего спутника и заглянула ему в лицо. Не шутит ли? Нет, лицо его было серьезно и сосредоточено. Эти мужчины, — подумала она, — вечно их какая-то ерунда волнует.