25 кадров. Кадр седьмой

***

Нежно-розовые стены обволакивались невесомыми облаками шелковых гобеленов. Мало кто мог создать подобные шедевры, эдакое извращенное сочетание тяжести напыщенных золотисто-серебряных нитей и легкости воздушной тончайшей ткани. Освещение естественно перебегало от одного расшитого рисунка к другому, ограняя рельефы ласковыми лучеруками.
Темный, подсев под себя копыта, ухмылисто восседал на изрезанном костяном табурете. Единорогообразная ножка впивалась четырьмя отступами в белоснежный ковер. На низком столике возвышалась хрустальная чаша, играющая переливами драгоценных камней. Стервец заострился, вытянул руку и сцепил горсть преразноцветнейших пальцами. После подбросил вверх и выставился им навстречу жадной челюстью. Бородка остро вонзилась в потолок. Ловя радужные капли строгими губами, заученно-наслажденно жмурился. Играясь бокалом белого, оплескал часть лица и прихватил жидкость языком.
- Дар желаний всегда приятен.
- Вечности, Молец.
- Вечности.
Светлый перевалился в центр колонной комнаты и вгладился в бороду. Крылья бережно трепетали, испытывая единение с окружением. Короткопальцевая рука потянулась к брызгам мира и прихватила два-три образования. Усталый блекло-голубой взгляд пристально вмешался в размеренную структуру камней. Брови выгнулись, лоб захлестнули волны морщин.
- Да… желания людаров приятно как ощущать, так и впитывать.
Бронзовый захлопал хохотом, взволновал бокал напитком и откинулся.
- Верно видишь, Белый. Не обладая неповторимостью, индивидуальностью и экзотичностью, они, тем не менее, могут усладить самый изысканный вкус.
Светлый отбросил павлиньи слезы в хрусталь, хмыкнул и застыл в кресле.
- Темный, ты желал чего-либо?
- Конечно, я же…
Стервец внезапно замер. Его схмуренные брови покрылись трещинами, янтарный взгляд  затмило мысленным осадком. Небрежно присев на пол, он скрестился размышлениями.
- Ну так что, Темный?
Привычная картина смазалась, краски потекли, смешиваясь друг с другом в нелепую мешанину. Два взгляда, ненавидящий и вопрошающий, связывали Время воедино, делая его заложником сиюминутных ощущений. Бронзовый внезапно выдернул из воздуха затянутую паутиной бутыль. Поморщился и с размаху разбил ее о стену. Вино взорвалось красными пятнами. Цепь трансформаций захватила Стервеца. Ежемгновенно появлялись различные предметы, существа, звуки, запахи. Обессиленные руки танцевали в воздухе, стараясь найти объяснение собственному ритму. Резким вздохом на плечи двум братьям упала тишина. Стылый воздух мертвенно обволакивал колонны.
- Нет… ничего. Но ты?
Терпец втянулся в себя, закуклившись.
- Я – нет. Нет.
- Но как тогда мы могли существовать? Не ощущая потребностей? Как такое могло быть?
- Инстинкт? Программа?
- Сам же знаешь, что это автоматически предусмотрено этим.
- Но?
- Не знаю… не знаю…
Чувствуя весь многосотенный груз Времени, обе фигуры сжались, стремясь понять, вычислить, познать…
***

Поддавшись тягостному настроению верхних, небо закрылось слезливыми локонами. Лохматые тучи, попеременно ворча, полными горстями выбрасывали капли дождя на стылую поверхность планеты. Закутанные в собственное недовольство, людары неодобрительно недумали о происходящем. Лишь двое странноодетых существ, один в черном пончо, другой - в белом плаще, переглядываясь, с улыбкой поглядывали вверх.
- Стоит только оставить свое «я» в альтернативе, и оно начинает выбрасывать из характера свои же черты.
- Как же хочется упростить все. Выбросить. Забыть. Остаться несобой.
- Ничего… главное – знать и помнить.
Улыбаясь, странцы разошлись в разные стороны. Они продолжали помнить: желание есть они сами.