Ленка-Люкс

НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ ЧИТАТЕЛЯМ НА САЙТЕ "ПРОЗА РУ"



Имея опыт размещения произведения в разделе "эротическая проза", спешу предупредить: подрочить под это Вам вряд ли удастся.
Прошу прощения также и за то, что называю ЭРОТИКОЙ чувства и чувственность, а не флэш-галлюцинации, писаные писой и членами-корреспондентами.

Мгновенно высыхающий рот, теплая волна, захлестывающая с головой, первые взрывы, первые страхи хорошего, в общем, человека - вот, что хочу не потерять. Поэтому - пишу.
Ю.М.




Ленка “Люкс»


(главы из романа "Любовь и Дамы господина «М.»» )

Наверное, эта история больше романтическая, чем какая либо другая... Вот уж сколько лет, а все ж помню ее, идущую по корридору, соединяющему две "Травмы" в неизменном синем трико на неуклюжих ногах, поддерживая покалеченную руку. Завидев меня - она улыбалась – сначала незаметно для меня, незнакомого, - потом заметно только для меня - но всегда одинаково своими толстенькими губами и взрослыми глазами – улыбалась.
Здравствуй, Ленка! Ты меня помнишь?
Люкс?

…
…
…


Познакомились мы с ней у спортивного доктора, куда я ежедневно заглядывал. Я тогда делал вид, что вот-вот выздоровею, качался на тренажерах, как мог и играл в настольный теннис с кем было.

Ленка, местная девушка, "лежала" в отделении открытой травмы и не подозревала, что я, "лежащий" в отделении закрытой травмы, не просто хромой а суперхромой!
Ленка была больше, чем кто бы то ни было, похожа на женщину, поскольку не имела сломанных ног, а только заживающую руку, была очень рядом и – что особенно важно - не являлась медсестрой, которым "строго запрещалось". И конечно, я сразу ее заметил... И, конечно, не рискнул бы познакомиться сам, если бы не...

...Если бы не "ЛФК" - лечебно-физкультурный кабинет. С целью разогнуть свой бедный разломаный локоть, Ленка приходила туда тоже.
Мы переглядывались. Я, едва кивнув, отводил глаза в сторону (ах, как мне некогда!), а Ленка... А Ленка краснела!
Как умела краснеть Ленка - так никто не умеет!
Моментально и совершенно. Без полутонов, на все лицо, на все щеки: багрово.

Руководительница "ЛФК" – Тамара… (господь не сохранил в моей памяти отчества той доброй, милой, но притом весьма ответственной дамы)понимала смысл наших взглядов друг на друга и старалась нам способствовать, но мы упорно делали вид, что нам это не надо!

Я был девственник тогда и потому не слишком страдал от отсутствия женщины и уж ни в коей мере не хотел заводить романов с "инвалидкой", ибо всегда верил в то, что я не инвалид, что мое место там, в мире, по которому я вот-вот буду бегать рядом с восхитительной узкотально-длинноволосой, время от времени запинаясь за бесконечно голубые волны моря…
И не хочу и не буду считаться и считать себя инвалидом...

Но это в голове, а душой... Меня влекло к ней. Тянуло. И я стал искать ее.
Так что же делала наша главная спортсменка Тамара?
Встречая меня (или её) просила её (или меня) прийти сегодня в зал пораньше(попозже) и позвать с собой Лену (Юру) из открытой (закрытой) травмы... Вот, собственно, и все!

Так или иначе, но отнекиваться долго мы сначала не могли, но оба старались это делать выказывая максимальное недовольство.
Черт знает сколько еще могла бы продлиться эта игра в переглядки, если бы не школа. Я и Ленка – одинаковые по возрасту - должны были учиться в одном классе. В той больнице люди лежали годами, так что было вполне логично было устроить в ней школу.

В столовую, которая использовалась только трижды в день и то не на полную мощность, приходили учителя, ангажированные из близлежащей школы и преподавали нам разнообразные предметы в очень щадящем режиме. (Кстати, именно такой режим и позволил мне с невероятной легкостью закончить ТУ школу на одни пятерки, практически ничем не напрягаясь...)

Ленке, чье лечение неожиданно затянулось на несколько месяцев, тоже пришлось, эту школу посещать, ибо второгодничать в десятом классе не хочет никто.

И вот, в один прекрасный день

-Слушай, Юр, здесь, говорят какая-то школа есть? Мне сказали что есть...
-Да, здесь есть школа.
-А где она находится?
-Да нигде она не находится! Просто учителя приходят и в какой-нибудь столовке все собираются, ну и учатся.
-Как это?
-Как-как… Пойдем, покажу.

... но больше всего особенной была та наша школа потому, что имела запах.
Школа Кинекота пахла.
Что это был за запах?
Протёртые жирной тряпкой обеденные столы?
Грязная посуда?
Объедки в чанах, дожидающиеся своих свиней?
Не знаю точно.
Но мой аттестат – с одними пятерками – навечно пахнет для меня так же.


В то великое время начала перестройки, когда все десятиклассники страны мечтали о головокружительных карьерах и раскручивали сумасшедшие романы, рискуя провалиться на экзаменах, мы с Ленкой сидели в столовой, за столом, покрытым голубым пластиком и слушали усталый голос учителя и недоумевали над каждым ее словом.

Странно, о чем бы я ни вспоминал - всегда найдется чего стыдиться. Это у всех так?

Не смотря на свой солидный возраст, Ленка еще не научилась понимать, что все люди - разные, особенно учителя. Она не отличала людей, от которых многое зависит от тех, над которыми можно поржать. Скорее всего – Ленка была заурядной троечницей и сидела в школе на задней парте.
В первые же дни Ленка в хлам разругалась почти со всеми училками.
И хоть школа ее длилась недолго, но главное случилось: мы сблизились с Ленкой настолько, что почти все дни и вечера проводили вместе.
 

Новый "ВКНЦ ВТО" - всесоюзного масштаба центр ортопедии и травматологии, давал огромные возможности для прогулок - такое огромное количество пустующих и практически не закрываемых помещений, соединенных коридорами, трудно представить в какой-то другой больнице. А лестницы, крыши, подвалы?
Холл парадного входа был таков, что если бы в дальний угол этой «прихожей» поставили бассейн с бегемотами, то не каждый приходящий замечал бы его сразу. К тому же все его стены и потолки почти на сто процентов состояли из стекла.
Архитекторы, похоже имели крайне далекое представление о климате социалистического зауралья, поэтому не приняли в расчет той мелочи, что обогрев этого холла в течении одиннадцати месяцев в году способен разорить любого доктора. В общем – холл стоял пустым и огромные его диваны и кресла доставляли нашим попам много радости.

Да, у нас был полнейший простор для любого рода "общения", во многие "кабинеты" вполне можно было проникнуть и провести там довольно долгое время. Там было все, что угодно, кроме большой кровати, темноты, тихой музыки и, простите, туалета...

Как я теперь понимаю, Ленка представляла меня несколько иначе, чем девственником, зашуганным отрицательным опытом: одна из моих прежних возлюбленных категорически отказывалась снимать трусы и я ограничивался тем, что терся своим до боли каменным членом о непреодолимую преграду ее бедняцких одежд, другая же девушка из благопристойной еврейской семьи, напротив, снимала трусы слишком быстро, что тоже не соответствовало тому образу партнерши, что я себе в определенные минуты создавал.

А тем временем, Ленка становилась мне все роднее. Из дома, куда она сбегала по выходным, она всегда приносила мне что-нибудь вкусненькое. Но сиротская баночка, в которую она помещала эти трогательные кусочки, быстро превращали лакомства в неузнаваемый микс. Я ел, хвалил, радовался и только один раз лоханулся, назвав торт "салатиком".

Но круче всего я попался, когда не смог распознать на вкус... шампанское, которое Ленка принесла мне однажды в граненом стакане (что за праздник был у нее?). Я пил, а она улыбалась... Такой молодой, боже мой! В жизни у меня все еще может быть - и романы, и сумасшедшие коллективные трахалки, и огромное богатство и дом с кучей детей, но одного не будет точно: я никогда не стану молодым и никогда не попробую в первый раз шампанского из рук своей первой женщины...

Ах, Ленка, какая ты все еще теплая, какая живая, здесь у меня на страничке, на кончиках моих пальцев. Вот захочу - и сделаю тебя любимой, захочу - выведу любящей, а только потом зачеркну, забью бэкспейсом, и останешься ты настоящей. Той настоящей, которая никогда не закончит школу, которая никогда не выйдет замуж, которая через пять - шесть строчек впервые меня поцелует.


И то ли верхи не могли больше по-старому, то ли низы возжелали извержения, но однажды, когда я, жалуясь ей, по обыкновению, на свою горькую судьбу, был повернут к себе, прижат и залпом выпит проникшим в мой рот ее языком.
Голова закружилась, было очень мокро и весьма неприятно. Я вдруг понял, что не люблю ее и что это чувство скорее всего взаимно.
 
Настал волнительный момент. Многое вставало, но острее всего - вопрос дислокации.
 
Благодаря моим знакомствам с медсестрами (которым я с гораздо большим удовольствием предложил бы ощутить на себе всю прелесть пальцев гитариста, губ поэта и языка вруна), мне удалось заполучить на выходные ключ от больничного люкса.


Я и раньше часто допускался туда и довольно много времени там проводил- совершенно тихое одиночество, роскошество широченной кровати с гидравликой делали даже наличие ванной комнаты не столь обязательным. Большей частью, я просто звонил оттуда домой, просто купался в ванной, просто воровал из общего холодильника маленькие кусочки еды... Нет, действительно - очень маленькие. Часто даже забытые их хозяевами, мумифицировавшиеся и прогорклые кусочки колбаски, копченого сальца с прослойкой.
Медсестричкам нравилась моя гитара, мои песни, мои кудри, моя улыбка, тогда еще совершенно настоящая, моя молодость и непревзойденный азарт с которым практически столичный парень добивался «снисхождения» весьма деревенских девушек в белых халатах. Наличие у меня ключа от «люкса» делали меня чуть ли не втрое сильнее! Кому из пожилых дам не понравилась бы пылкая настойчивость юноши?


- Жалко мне тебя, Юрка! - сказала Ленка перед тем, как ввернуться в меня своим языком...
Жалко? Это почему еще? Я совсем не хочу, чтобы меня было жалко! Я ненавижу всех тех, кому меня ЖАЛКО! – думал я, стараясь отвлечься от мысли о том, что в моем рту вращается нечто толстое, слизистое и весьма шершавое…
- Да я готов дать в харю каждому, кому меня твою мать ЖАЛКО! - вот что я НЕ СКАЗАЛ ей в ответ, положив эти слова сверху на мое моментально окоченевшее сердце. Но нужно было идти дальше и я шел, как зомби, шел как баран вперед, к своему позору и страху, которые теперь смешны мне…

…и к своему первому НАСТОЯЩЕМУ оргазму, который становится все сильнее и сильнее с годами.



Итак - мы вдвоём. Ключ в положении "невозможно войти", никто и ничто нам не помешает.
Мы говорим, потом ещё, потом еще что-то говорим. Думаем о другом. Ноги снизу начинают дрожать и,
заряжаясь,
мы начинаем
притягиваться.


Пьем чай, но горло пересыхает. Я с женщиной. Она согласна на все. Она готова и хочет. Я - ?

Я быстро навязал ей свою тактику поцелуев, исключив из методики круговые движения толстым и шершавым языком в районе голосовых связок партнера. Не то, что бы я умел, нет, я умел, конечно умел…

ну еще бы я не умел целоваться! Я - и не умею целоваться! Да сколько женских трусиков отправлялось в стирку после моих поцелуев!
Но тогда, в это святое время, ЭМОЦИИ с губ передавались не в "нижеживота", а кружили голову.
Иногда, ну, может быть изредка,
рука моя проползала под блузочкой, под кофточкой, под свитерком какого-нибудь нежного полуребенка,
расстегивала два заветных крючочка,
перемещалась на плечи, (ну не на живот же, в самом деле!?) и, наконец, маленький нежный шарик с вишенкой на вершине попадал в мою лапу.
Я - хищник, обманщик, развратник,
Я – девственник.


***

И вот этот «хищник, обманщик, развратник» теперь жалким червяком ползал по Ленке, по ее - НУ ПОЧЕМУ? - совершенно недвижному телу.
Она лежала, закрыв глаза, торча вверх большими, но девичьими конусами.

Вот все, что она делала. Она просто давала.
Давала понять, что все остальное должен делать я.
Но что ОСТАЛЬНОЕ, если лифчик я уже снял?
Тогда мне казалось это невозможным - "не хотеть женщину". "Как это - здоровый и полноценный мужчина, НЕ ИНВАЛИД, может не хотеть женщину?", спрашивал я себя и... продолжал ползать по Ленке.
Ух ты! Мне дали пососать, полизать, посжимать, и просто подержаться скругленной ладошкой за грудь! За самую настоящую, большую и теплую и... пахнущую верой и надеждой на то,
что ты опять еще младенчик и жизнь- впереди.

Ничто не мешало мне наслаждаться - ни скрученный в жгут задранный лифчик, ни обычные "сто одежек", ни даже опасность, что нас застукают - полная открытость.
не-ин-те-рес-но!


Может - повинуясь традиции, может, взываемый чувством долга, но уж точно не под управлением инстинкта, принялся я исследовать другие Ленкины пространства, все больше удивляясь и негодуя по поводу отсутствия у меня эрекции...

Когда неисследованных мест осталось только одно – я стал делать робкие попытки стащить с нее трусики.
И что же?
Ленка вдруг ожила!
Вскочила, села на кровать, отпихнула меня!

- Нет? Ну почему "НЕТ?"
- А почему "ДА", Юра?

Действительно, с чего бы это я решил, что "Да", может быть, совсем и не "Да". Может быть, даже совсем не "Да"!

Я, естественно, начинаю задавать ей вопросы из неписанного пособия для неполноценных мужчин: а кто и сколько раз её до меня... Ответы ее были не намного умнее: "Ну два, два мужика у меня было!". И я живо представил себе двоих здоровенных мужиков крестьянского происхождения, с выпяченными вперед челюстями, с огромными лопатообразными лапами, стоящими над только что трахнутой ими Ленкой - к ней передом, ко мне - задом...

Иногда я все же переходил от слов к делу, но вскоре снова скатывался на слова. На словах я возбуждался, на деле - пасовал. Я конечно не умел тогда переводить с женского на русский такие слова как: "нельзя", "не надо", "не хочу", "не буду". Словами она отталкивала меня, молчанием снова притягивала. Так было десятки раз, но потом, изможденные этой надуманной и бессмысленной борьбой, мы уснули.

***

 ...что на медсестринском посту звонил звонок экстренного вызова. Причем, звонил непрерывно! Я с удивлением обнаружил, что у нас на над кроватью горит желтая лампочка-сигнал! Стало быть, это мы с Ленкой сиреним сиреной на все отделение с просьбой прийти нам на помощь?
Ворочаясь во сне, кто-то из нас включил вызов. Слава Богу и умным медсестренкам - переполоха не было. Но спать уже было глупо...
Ленка лежала в своей излюбленной позиции для любви: совершенно неподвижно, словно труп! Я, в полубредовом, после мучительной ночи и жуткого пробуждения состоянии, снова стал шарить по её телу руками: грудь, живот, ноги, живот, резиночка, под резиночку... Я было решил, что она спит, но нет! Она опять меня поцеловала так, как только она умела: не в губы, и даже не в язык, а скорее - в рот. В небо. Полное и глубокое засасывание с вращением. Ее большой язык не щекотил - он как бы превращался в шар, вращающийся в вертикальной плоскости так, словно вовсе не имел неподвижного основания. Жуткое дело!

Романтика - это одно дело, а половая связь - это совсем другое. Влечение Души, влечение тела... Что чувствовал я тогда, на той кровати? Чувствовал ли?

Думая о женщине, я всегда подразумевал Любовь. Ну в крайнем случае - сильную привязанность. И уж в любом случае - не похоть! Те, кто ложился в постель всилу "производственной необходимости", не испытывая друг к другу НИЧЕГО, разбегаясь наутро, казались мне просто ****ьми...
Ну молодой еще был!
...Кстати, и теперь я остался совершенно таким.


...Мусоля губами Ленкины соски, я предпринял очередную попытку стащить с нее трусики и - о ужас! Она мне позволила!
Такого шока я еще не переживал! Нет, я знал что у женщин между ног волосатый треугольничек, но что и главное КАК с ним делают - я не ведал!

...Вместо истины в первой инстанции, вместо ответа на все философские вопросы, в том числе и окончательного прояснения сути мироздания, моя рука ощупывала дикую курчавость её лобка, даже не предполагая истинного расположения "вещей". Ноги её оставались плотно сомкнутыми (ну не могла же она сама их развести?) В сотый раз за эту ночь став каменным, мой член подтолкнул меня на действия. Я попытался стащить с себя трусы, но они зацепились за аппарат и не снимались, связывая мои ноги, а значит, лишая движения, дергаясь и дрыгаясь я думал о том, что сейчас я засуну это свое в это ее (если Бог меня правильно направит) и вдруг...

...Кончил! Кончил прямо на простыню под собой. Кончил бурно, обильно, белёсо и липко, издав только "у-у-уммм" – и тут же завалился всем пузом в только что произведёную мною лужу...

...Случись со мной такое в период более поздний -мы бы поржали с подругой, и возможно, даже стали пускать в этой луже кораблики из оберток от кондомов, - но тогда!
Как это было страшно и стыдно тогда!
Чувство невероятного кайфа, которое не подарит никогда ни один онанизм, расслабуха вплоть до потери контроля рассудка – и жуткий ужас от ощущения возможно вечной своей неполноценности.
Мне было ТАК хорошо, лежать прилишим на собственной сперме к больничной кровати, что ни в сказке сказать!
 
Как теперь мне быть дальше с Ленкой и что будет, если она увидит ЭТО – думать мне о том не хотелось, я и не думал. Редчайший, кстати, случай беззаботности. Счастливейший случай.

 ...до банального: я окончал чужую постель и сделал это наверняка насквозь... Как скрыть? Вопросы эти срамили меня... но на фоне невообразимого кайфа, они мне казались не такими уж и серьезными...

А между тем Ленка, удивленная внезапною моей недвижимостью, застигшей ее на самом интересном месте, попыталась меня растормошить, но я не двигался!

Лежал тем трупом, которым Ленка лежала всю эту ночь и, доживая остатки кайфа, даже радовался ее озабоченности и всей нелепости моего положения.
Ленка не понимала в чём дело, а когда женщина чего-то не понимает - она обижается. Так и случилось.
Скоро Ленке надоело катать мое сало по кровати, она перелезла сквозь мои торсы и, одемши попыталась выйти...
Но дверь была заперта на сломанный шпингалет и мне ничего не оставалось делать как ожить, встать прикрывшись чем могу и открыть ей дверь...

Выйдя она обернулась, посмотрела на меняя всем лицом и спросила:
-Всё?
-Всё...

Это был очень искренний ответ.
Смотреть ей в глаза я больше бы все равно никогда не смог.

О том, что было дальше с ней, я знаю мало.
Знаю только, что однажды она попала случайно в лифт с самим Илизаровым и он пригласил ее на личный прием.
Это было счастье для каждого больного – попасть «под контроль» самому господу ортопедии – поэтому Ленку скоро вылечили и выписали.
 
Ленка приходила еще пару раз в Кинекот – показаться врачам, пообщаться с Тамарой.
С локтем у нее, видимо, так и остались проблемы. Наверное, пришлось делать операцию.
Как-то пару раз мельком, мы виделись, но почему-то не здоровались.

Ленка при встречах краснела.
Краснела Ленка, как и целовалась –
всей отведённой природой поверхностью.


1995-06.2001- редакция 12.2004