Капризная принцесса и нищий 7, 8

                       Глава VII

Переполненные злобой,
Знать, людей отвадить чтобы,
То ли духи, то ли гномы, ту подстроили беду. 
Говорили так повсюду,
Только правды не забуду,
Хоть в рассудке помутненном, хоть в горячечном бреду.

   – Смотри, Вален, здесь дверь в горе, – взволнованно и удивленно закричала она, оборачиваясь к брату.
   Темноволосый, черноглазый подросток, натянув поводья лошади, также заворожено смотрел на таинственное явление: часть скальной породы растворилась прямо на глазах у пораженных детей, открывая проход вглубь Ушастой горы. Дыра не зияла чернотой, проем изнутри освещался мягким голубовато-серебристым светом, словно там пряталась покинувшая днем небосклон луна. 
   – Ух, ты! – девочка не могла выразить свое изумление. – Давай, слезем, посмотрим, что там.
   Брат медлил с ответом. С одной стороны ему самому было ужасно интересно, а с другой – это могло быть небезопасно, он ведь отвечал за сестру. И опять же его воспитывали в рыцарских традициях доблести и отваги, он мог бояться, но не смел трусить.    
   – Держи, – он протянул сестре поводья, – я сам. 
   Он соскочил на землю, поправил перевязь (мальчик был при шпаге) и, положив руку на эфес, подошел к загадочному месту. Не успел он толком заглянуть внутрь, как его нетерпеливо окликнула малышка.
   – Ну, что там, Вален?
   – Погоди, Тия, я еще ничего не вижу, – досадливо отмахнулся он.
   Нужно было торопиться, пока их не хватились родители и не отправили назад кого-нибудь из свиты или отряда сопровождения. У мальчика было странное чувство, будто при появлении взрослых дверь непременно должна исчезнуть. Проем был невысок, всего на голову выше его роста и в ширину локтя полтора, не больше. Набрав в легкие побольше воздуха, словно собирался нырнуть в озеро, мальчик ступил в тоннель, стены которого, как оказалось, истекали нежным серебристым сиянием. Через два десятка шагов коридор резко сворачивал вправо, мальчик дошел до поворота и заглянул за угол. Там не было ничего нового: такой же отрезок светящегося тоннеля.
   – Вален, – позвал сзади тоненький, срывающийся от страха голосок, – Вален, подожди меня, мне одной страшно.
   Мальчик обернулся и сделал несколько шагов назад.
   – Ты как слезла с Ветра? Я же сказал, подожди, – напустился он на сестренку.
   – Ага, подожди, – захныкала девчушка, – там что-то ка-а-ак грохнет!
   – Где грохнет? – удивился мальчик, он не слышал никакого шума.
   – Да, там. Ой! – девочка вытаращила глазенки, уставившись на что-то за спиной брата.
   Вален резко обернулся. В двух шагах от детей стоял маленький человек, ростом до плеча мальчику, в чудесном сине-зеленом колпачке с роскошной золотой кисточкой, отороченном мехом горностая лазоревом камзоле, синих штанах и изумительных золотых туфлях с длинными загнутыми носками. Длинная борода с едва пробивающейся сединой была аккуратно расчесана и закрывала грудь почти до пояса. Он важно опирался на резной посох из темного дерева.
   – Здравствуйте, – мальчик произнес первое слово, оказавшееся на языке.
   – Здравствуйте, – вслед за братом еле слышно пискнула Тия.
   – И вам доброго здоровья, – со вздохом ответил человечек. – А вы вежливые детки, хоть и королевские. Это хорошо.
   – А откуда вы знаете? – насторожился юный принц.
   – Как же мне не знать, юноша. Я ведь здесь живу уже сколько лет. Помню как ваш прадед, король Антеран, приказал выстроить в горах тот замок, куда вы ездите теперь каждое лето. Так вот. Ах, простите, я забыл представиться! Меня зовут Барбатош. Я – горных дел мастер и ювелир. Гном-ювелир, – добавил, с достоинством кланяясь, маленький человечек. 
   – Правда?! – не удержался от возгласа изумления мальчик. – Вы тот самый гном, который сделал ожерелье нашему прапрапрадеду королю Каритано, когда он собирался сватать нашу прапрабабушку принцессу Лилию?
   – О, ты знаешь историю, принц! Очень, очень умный мальчик. Да, это был я, – гном расплылся в довольной улыбке. Вдруг он наморщил лоб, как будто его посетила какая-то неприятная мысль, вид стал озабоченным, но гном постарался сохранить на лице натянутую улыбку.
   – Да, король Каритано щедро расплатился со мной, и король Антеран заказывал у меня кое-что для украшения замка, я тоже на него не в обиде. Идемте, я покажу вам замечательные вещицы. Хочешь бусики, Антия? 
   – Хочу, – кивнула малышка.
   Гном повернулся и пошел впереди, дети двинулись по неширокому коридору за ним, Вален держал сестру за руку. На душе у мальчика было неспокойно. Что-то здесь не так, и дело даже не в том, что гном из старых легенд, записанных в генеалогической книге королевского рода, был жив и здоров. С чего бы гному-ювелиру зазывать к себе в гости детей, они ведь не станут заказывать у него короны, браслеты или броши. Да и сам Барбатош, как видно, был не в своей тарелке.
   Шли недолго, два раза свернув, оказались в средних размеров пещере, обжитой, чисто убранной и обставленной богато и со вкусом.   
   – Вот, вот иди сюда, деточка, – позвал Тию Барбатош, и поставил на широкую скамью небольшой, но, по-видимому, тяжелый сундучок. – Поиграй с камешками.
   Гном нажал на какой-то рычажок, и железная шкатулка с тихим звоном открылась. Она была полна отшлифованных драгоценных камней самых разных размеров и форм.
   – Камешки, камешки. Какие красивые, – захлопала в ладоши девочка. Мама не разрешала ей играть со своими драгоценностями, боясь, что ребенок может что-нибудь отломить и засунуть в рот. «Еще проглотит, не дай бог», – испуганно говорила королева и запирала свой ларец.
   –  Ну, вот и поиграй, – повторил гном. – А тебе я должен кое-что сказать, принц, – в полголоса обратился гном к мальчику, – пошли.
   Девочка даже не заметила, что осталась одна, она увлеклась игрой. Барбатош вывел ничего не понимающего мальчика наружу, туда, где оставался Ветер. Коня на месте не оказалось. Принц растеряно оглянулся:
   – А где мой конь?
   – Забудь о нем, Вален. Конь – это совсем не важно, совсем, – вздохнул гном.
   – Что это значит? – предчувствие беды перехватило горло, слова прозвучали капризно и требовательно.
   Гном укоризненно покачал головой:
   – Нехорошо говорить в таком тоне со старшими, молодой человек. Я только хочу вам помочь.
   – Простите, я просто волнуюсь. Скажите, пожалуйста, что случилось, господин Барбатош?
   Мальчик не сразу понял, о чем забормотал гном Барбатош.
   – Да, вот, сейчас они уходят с карниза, в ущелье будут не раньше, чем через час…
   Вален, наконец, понял, что гном смотрит на большую поясную бляху с огромным агатом, которая почему-то красовалась у того не на поясе, а была пристегнута с помощью золотого браслета на правом запястье. Он обратил внимание на эту странную вещь еще при появлении гнома. Сейчас внутри камня что-то двигалось, и мелькали крошечные человеческие фигурки. 
   – Что это?
   – Магический глаз. Эти люди, что сейчас скроются за гребнем, они совершили злое дело. Несколько дней возились на карнизе, а я все не мог понять, что они там делают и зачем. А когда понял, было уже поздно. Хорошо, что вы отстали от кортежа.
   – Какое дело сделали эти люди? – голос мальчика дрожал, не смотря на усилия говорить твердо.
   –  Они разрушили часть скалы, специально, так, чтобы камни засыпали дорогу и тех, кто на ней окажется, – мрачно пояснил гном.
   – Но там, там же наши родители! – Лицо юного принца исказили ужас и боль. – Скорее, надо бежать на помощь.
   –  Да, может быть, еще можно кому-то помочь. Пойдем напрямик.
   Гном несильно стукнул посохом по скале в том направлении, где ущелье и дорога должны были огибать скалу, открылся еще один ход. Вален вслед за гномом бросился внутрь нового тоннеля. В голове его звенели слова «злые люди … специально … обрушили камни». Он был уже достаточно большим, чтобы понять: их хотели убить, их всех, всю королевскую семью. Но кто? Кто мог решиться на такое ужасное преступление? Отец непременно велит разыскать и казнить злодеев. Отец…
   Барбатош снова стукнул посохом по скале, в которую уперся коридор, проем открылся, и они выскочили в ущелье. Прямо перед ними громоздились большие обломки, перекрывшие всю дорогу, пыль густо зависла в воздухе, она мешала видеть и затрудняла дыхание.
   –  Мама, отец!
   Отчаянный крик утонул в пыльном мареве. Вален рванулся к завалу и упал, споткнувшись о какую-то железяку. Это оказалась искореженная золотая пластина с королевским драконом – гербом правящей династии, отскочившая от дверцы кареты.
   –  Мама, папа! – еще раз закричал он.
   Слезы сами собой покатились из глаз юного принца, он метался по каменной осыпи, взбирался на валуны, обдирая руки и пачкая дорогую одежду. Поминутно он натыкался на страшные свидетельства гибели людей: руку со скрюченными пальцами, торчащую из-под завала, окровавленный сапог, лошадь с перебитой спиной, еще дергающуюся в предсмертной агонии. Мальчик старался не замечать всего этого, надеясь на бог весть какое чудо. Вот сейчас родители отзовутся, они непременно должны быть где-то по ту сторону этих проклятущих глыб. И тут он расслышал слабый стон. Вален бросился на него, снова споткнулся и на этот раз до крови разбил колено, но не обратил на боль внимания. За большим камнем скрючилась окровавленная фигура с неестественно вывернутой левой ногой. Кровь хлестала из раны на голове, заливая лицо стонущего человека. Но мальчик узнал раненого.
   – Доренбал, вы живы, Доренбал!
   – Ваше Высочество, это вы, – прохрипел человек и закашлялся.
   – Это порох. Скалу взорвали порохом. Я говорил вашему отцу, чтобы он не доверял герцогу Адварту. Вот возьмите, эти бумаги, печать, – раненый снова захлебнулся кашлем и едва не потерял сознание.
   –  Доренбал, не умирайте, пожалуйста.
   Мальчик попытался приподнять человека, чтобы тот не захлебывался кровью, тонкой струйкой сочившейся изо рта. Маркиз Доренбал, первый министр и хранитель королевской печати, с трудом шевеля рукой, сделал движение в сторону торчащей из-под каменной крошки седельной сумки.
   –  Достаньте ее, принц. Там есть бумага, я напишу кровью.
   Пока Вален вытаскивал сумку, к ним подоспел хозяин Ушастой горы.
   – Они будут здесь через полчаса, – напомнил гном.
   – Убийцы, – сразу понял маркиз, он был не в том состоянии, чтобы удивляться появлению маленького бородатого человечка. –  Мой принц, послушайте верного слугу вашего отца. Вам нужно скрыться, и пусть проклятый герцог думает, что вы с сестрой были в карете. Только так вы сможете отомстить. Бегите, бегите в Вилецию. Дайте, скорее дайте мне бумагу, я напишу  моей сестре. Силы покидают меня.
   –  Но мама, отец… Маркиз, они погибли?
   –  Да, мой мальчик. У нас мало времени. Дайте же мне бумагу.
   Вален вытащил сумку, но с трудом соображал, что же нужно с ней сделать. Барбатош открыл ее и нашел чистый лист. Он протянул маркизу бумагу, вложил в слабеющую руку умирающего собственное перо смоченное в чернилах (чернильница болталась на поясе у гнома, а перо было заткнуто за пояс).  Маркиз вывел несколько слов, гном снова обмакнул перо. С каждой строкой слова становились все менее разборчивыми, но Доренбал продолжал выводить на бумаге букву за буквой. Принц не принимал участия в этой процедуре, он сел прямо на каменную осыпь немного в стороне и словно окаменел. Он больше не плакал, он только чувствовал, что вместо сердца у него в груди образовалась огненно-черная дыра, как уголь в потухающем камине.
    – Принц, – негромко окликнул Барбатош, – он умирает.
   Мальчик с трудом поднялся и, сделав пару шагов непослушными ногами, наклонился над умирающим.
   – Я написал здесь все, отдайте это моей сестре… потом … покажите герцогу Агранте, ему можно верить. Спасайтесь, берегите принцессу. Сохраните эти бума…
   Голова маркиза откинулась назад, глаза закатились.
   –  Пора, принц. Они уже рядом.
   Гном потянул мальчика за собой. Вален шел как в тумане, прижимая к груди седельную сумку маркиза Доренбала, предсмертное письмо министра забрал Барбатош. Гном подвел осиротевшего принца к скале и открыл проход. Только скала сомкнулась за ними, в ущелье послышались голоса.
   – Смотрите, чтобы не осталось ни одной живой души.
   – Да кто тут мог уцелеть, все завалило. Чистая работа.
   – Уж герцог будет доволен.

                   *   *   *

   Невыносимая мука давила грудь, сердце рвалось на кусочки. Погибли, они погибли, мама и папа, а она играет, забавляясь цветными камушками! Она закричала и проснулась. Несколько мгновений Ариана чувствовала себя оглушенной и не могла понять, кто она и где находится. И даже тогда, когда ей удалось осознать, кто же она такая (неллийская принцесса, странствующая в странной компании по белому свету) она никак не могла найти ответа на второй вопрос. Низенькая комната без окон с единственной дверцей освещалась масленой лампой, она лежала на кровати, составлявшей всю обстановку небольшого помещения. Ариана чувствовала себя разбитой, ей приснился тяжелый сон, и глаза все еще были мокры от слез. Но что же именно ей приснилось? И как она попала в эту комнату? Тут она вспомнила, что Ленти с помощью дьяволова корня превратил ее в рыжую девчушку, но сейчас она была своих обычных размеров, и золотистые локоны плащом покрывали плечи. Или превращение ей тоже приснилось? Но, может быть, ей приснился и сам трубадур? От этой мысли кожа на руках пошла пупырышками и по спине пробежал неприятный холодок.
   –  Ленти, – робко позвала она.
   Ответом была тишина. Ариана более внимательно осмотрелась вокруг. Несмотря на отсутствие меблировки, комната вовсе не казалась бедной: пол со сложным узором из цветного мрамора, кровать мореного дуба, тончайшее батистовое белье с кружевной отделкой, резные стены с множеством драгоценных камней, вправленных в ткань рисунка, потолок не высок, но также весь изукрашен искусной резьбой и драгоценностями. На одном из столбиков кровати был прикреплен золотой шнур. Ариана протянула руку к шнуру и замерла в нерешительности. Стоит ли дергать за него? Куда она попала, и кто придет на ее зов? Поколебавшись несколько мгновений, она все же потянула за шнур. Почти сразу дверь открылась и комнату быстро вошла Яла. 
   – Вы очнулись! Мы все так испугались за вас.
   – Что случилось, Яла? Где это мы?
   – Ой, что было, Ваше Высочество. Вы сидели на тележке, а потом так наклонились в сторону и чуть не упали. Господин Саваль еле удержал вас. Мы подумали, что вы заснули, но вы ничего не слышали и не просыпались, сколько мы не пытались вас разбудить. Господин трубадур очень, очень волновался. А тут еще вдруг гора открылась, а он приказал зайти всем внутрь и вас занести. 
   – Так мы в горе?
   – Да, тут живет настоящий гном. Ужас, да и только! – округлила глаза Яла.
   – Почему ужас?
   – Разве вы не знаете? Говорят, это горные гномы завалили дорогу на Вилецию, тогда еще убило короля, королеву, принца с принцессой и всю свиту с охраной, – служанка понизила голос и нервно оглянулась. –  А ваш муж, он с этим гномом давно знаком, я сразу смекнула, – Яла совсем перешла на шепот. –  И вообще он – страшный колдун, по всему видать. А какие песни-то пел, заслушаешься. Ох, боязно мне, госпожа. И за себя, и за вас боязно. Не на кого нам рассчитывать. Граф этот тоже из их колдовской шайки. Я, когда гору-то открывающуюся увидала, так чуть рядом с вами не свалилась, а им хоть бы что, как будто так и надо, чтобы в горе дыры открывались. 
   – Успокойся, Яла. Чего тебе бояться?
   Известие о том, что они попали в жилище гнома, было уже не столь удивительно после рассказа Ленти о драконе (хотя ей было неизвестно, правду или выдумку поведал ей трубадур). Опасность не могла грозить им со стороны друзей Ленти, кем бы они ни были. Но на сердце у нее лежала тяжесть. Скорее всего, это было связано с исчезнувшим из памяти сном.
   – Мало ли чего, – растерялась бывшая нищенка.
   – Лучше узнай, нельзя ли как-нибудь достать платье.
   На Ариане была только кружевная сорочка, не могла же она выйти из комнаты в таком виде.
   – Ах, какая я глупая, – спохватилась Яла. – Я сейчас, сейчас принесу платье.
   Она выбежала за дверь и быстро вернулась с одеждой для Арианы. Когда туалет принцессы был завершен, девушка попросила служанку проводить ее к Ленти. Они шли по коридорам со светящимися волшебным сиянием стенами, к удивлению самой Арианы это чудо казалось ей знакомым, хотя она могла поклясться, что никогда в жизни не бывала в гостях у гномов. Впереди послышались мужские голоса, принцесса сразу узнала голос трубадура, но не разобрала слов. Она махнула служанке, чтобы та возвращалась назад, и, ступая как можно тише, подошла ближе к разговаривавшим. Конечно, Ариана знала, что подслушивать не очень хорошо, и все же не могла побороть любопытства.   
   –  …то было совсем другое дело, Барбатош. У Гмерфа не было шпионов, палачей и армии. Сила против ловкости, один на один.
   – Ты тоже теперь не один, Вален. Раньше ты никогда не сомневался. Не нравится мне твое настроение, мой мальчик, – недовольно проворчал незнакомый принцессе баритон.
   – Это все любовь, – встрял голос Саваля. –  Говорил я ему: сначала – корона, потом – королева. Так нет же. Совсем измучил бедную девушку и сам раскис.
   – Не мели чепухи, Саваль. По твоему, мне нужно было пойти к Вилетриссе и предложить ей подождать год-другой с замужеством Арианы?
   –  Ладно, это я так. Отвезем ее к моим и вернемся. Надо быть осторожнее, Адварт не дурак, его нос уже чует неладное.
   –  Я беспокоюсь, что там – в Ирнаве. Адварт может испортить мне все дело, – мрачно изрек Ленти.
   – Твое дело может испортить только твоя смерть, особенно сейчас, после Ирнава, – многозначительно заявил граф. – Или твое дурное настроение.
   – Я в ответе за этих людей. Особенно сейчас, после Ирнава, – Ленти с нажимом повторил слова друга.
   Принцесса мало что поняла из сказанного и решила обнаружить свое присутствие, она пошуршала платьем и пошла в сторону голосов. Завернув за угол коридора, девушка оказалась в большой пещере с ярко пылающем у стены камином и столом в центре, вокруг которого стояли низкие кресла. При ее появлении присутствующие встали. Саваль и Ленти, также как и она, уже обрели свой собственный облик. Третьим собеседником оказался маленький бородатый человечек, на голове которого красовался колпачок с кисточкой.   
   – Добрый день или вечер, – Ариана слегка запнулась, так как не знала, какое сейчас время суток.
   – Скорее, доброе утро, скоро рассвет, Ваше Высочество, – ответил первым, отдавая поклон, граф Таленрот.
   – Вот как, – удивилась она, – я так долго спала.
   – Доброе утро, Ариана. Позволь представить тебе нашего хозяина, – Ленти смотрел на нее странным взглядом, как будто ее появление смутило его. –  Это – гном Барбатош, лучший мастер ювелирного дела по обе стороны Катрант.
   Гном важно поклонился:
   – Рад приветствовать Ваше Высочество в своем скромном жилище.
   – Здравствуйте, – Ариана сделала реверанс. –  А я вас, кажется, уже видела.
   Трубадур вопросительно посмотрел на гнома, затем перевел недоумевающий взгляд на друга. Таленрот только пожал плечами, хозяин очевидно был также удивлен. Видя всеобщее замешательство, Ариана пояснила:
   – Я точно видела вас сегодня во сне. Сначала я совсем ничего не могла вспомнить, – лицо Арианы стало беспокойным и заметно погрустнело. – Мне приснился какой-то ужасно печальный сон.
   Саваль поспешил предложить принцессе кресло, а Ленти налил бокал воды.
   – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
   – Хорошо. Наверное, я слишком устала в дороге.
   – М-м-м, – Барбатош озабоченно потер густые заросли на подбородке. –  Деточка, вспомните, вы себя видели во сне или кого-то другого?
   – Вы сказали «деточка»? – Ариана вздрогнула. –  Во сне вы тоже называли меня «деточка», но, кажется, это была не совсем я…
   Девушка растерянно замолчала, пытаясь собраться с мыслями…
   – Почему ты спросил, не себя ли она видела? – вполголоса обратился к гному трубадур.
   – Это был наверняка не обычный сон, Вален. Я хочу понять, будущее или прошлое приснилось принцессе Ариане.
   – Вспомнила, – Ариана подняла опущенные глаза, – вы называли меня Антия. Там еще был мальчик, Вален. –  Она перевела взгляд на Ленти. –  Значит, это был ты?
   Трубадур не успел ответить. Вместо него заговорил Барбатош:
   – Теперь ясно, это было видение прошлого. Ты и Тия двенадцать лет назад. Ваша боль до сих пор живет в этом месте, я и сам чувствую, – вздохнул с некоторым облегчением гном. –  Да-а.
   Ариана что-то шептала про себя, губы ее чуть-чуть шевелились, Ленти шагнул к ее креслу, наклонился и взял ее за руку. Гном махнул рукой Савалю, и они быстро вышли.
   – Ленти, я видела .., – голос ее сорвался, глаза наполнились слезами.
   – Я знаю, не плачь, любовь моя. Это случилось давно, – он несильно сжал ее руку.
   – Какая я недогадливая, –  сквозь слезы она попыталась улыбнуться. – Вален, Ленти, Валентио. Принц Валентио и принцесса Антия. Вы живы. Боже, это король Адварт, это он… Чудовищно.
   Слезы на глазах девушки высохли от родившегося в сердце гнева.
   – Он заплатит за все, –  в глазах трубадура на миг полыхнула глубокая ненависть и исчезла в каком-то тайнике души, где жила все эти годы, дожидаясь часа отмщения. – Он лишил меня всего, но я нашел тебя. Это было самой невозможной, самой невыполнимой из всех моих несбыточных надежд. 
   Принц встал на одно колено перед креслом принцессы и снизу смотрел в ее глаза.
   – Я долго избегал Неллии. Если быть честным, я боялся влюбиться в девушку, которая, по горькой иронии судьбы, была моей нареченной невестой. Причем бывшей невестой, потому что я умер. Боялся, боялся, да и влюбился с первого взгляда. 
   – Ленти, так не бывает.
   – Бывает, – он горячо поцеловал ее руку.
   – Я не про то, что с первого взгляда. Знаешь, – она залилась слабым румянцем, – принцессе неприлично влюбляться в трубадура. Но когда ты впервые запел в Гранете … Я плакала ночами целый год, думая, что никогда-никогда не смогу быть с тобой.
   Ариана соскользнула с кресла и оказалась в объятиях Ленти. Они так и остались сидеть на полу пещеры, держась за руки и шепча друг другу признания.
   Здесь, в уюте и безопасности гномовой горы, мы и покинем наших героев, чтобы встретиться с ними некоторое время спустя.

                   *   *   *

   – Клянусь бородой, так оно все и было. В моем доме они узнали друг друга по-настоящему, раскрылись все секреты и рухнули тайны. Они были счастливы.
   Барбатош шмыгнул носом, а массариол утер рукавом навернувшиеся на глаза от избытка чувств слезы.
   – Вы хотели сказать, жили долго и счастливо, хозяин? – робко уточнил Пьено.
   – Вовсе ничего подобного я не собирался говорить, дурья твоя голова, – поморщился тот. – Если б они были гномы, другое дело. А люди… люди не могут всю жизнь сидеть под горой, такой уж это народ. И вообще, кто тебе сказал, что я собираюсь надевать на читателя розовые очки. И без меня всяких глупостей навыдумывали сверх всякой меры. –  Барбатош непонятно почему вдруг рассердился на массариола. – И где, наконец, мой обед? – гневно вопросил он.
   –  Простите, хозяин, одну минуту, –  бедный Пьено едва не со свистом вылетел в открывшуюся перед ним дверь.

                       Глава VIII

Ревность зверем гложет душу.
Клятву верности нарушить?
Иль забыть мечты пустые, гнев и боль перетерпеть?
Страсти сердце рвут на части.
Смрад бесчестья гнусной пасти
Отравил зловоньем воздух… бьется жертва, держит сеть…


   Когда беглецы окончательно покинули Ирнав, свадебный пир еще и не думал идти к концу. С утра до вечера и с вечера до утра гуляли гости графа Кленара, и даже сам король не торопился вернуться к своим государственным заботам. Но кое-кто из пирующих время от времени перебрасывался тревожными взглядами, торопясь скрыть беспокойство за наигранным весельем и мнимой беззаботностью. Только один человек ничуть не заботился об откровенно расстроенном выражении своего лица. Это был Феликс. Он был одним из немногих, кто наблюдал за сценой у главного стола, в результате которой неллийская принцесса и ее спутники срочно отправились в дорогу. Просто он не сводил глаз с Арианы все время, пока она присутствовала в пиршественном зале. Разумеется, он не слышал ни единого слова и вообразил, что девушку силой заставили уехать. Какие только черные мысли не лезли ему в голову, ему чудились злобные козни, опутавшие прекрасную изгнанницу. Он тщился разгадать тайну власти, которую, как ему показалось, приобрел над судьбой принцессы неизвестный молодой иностранец. Феликс ни с кем из людей герцога еще не был на короткой ноге, чтобы расспрашивать о незнакомце из свиты чужестранной принцессы. Он не хотел, чтобы его интерес был истолкован каким-либо нежелательным для дамы образом. Как наемник на службе герцога Агранте неллийский дворянин в свою очередь дежурил у дверей герцогских покоев и дважды был свидетелем посещения герцога крайне непонравившимся Феликсу приближенным принцессы. Конечно, в душе его говорила ревность, хотя он и не смел признаться себе в этом. Куда увез ее этот человек? Должно быть, несчастная так запугана им, что даже не посмела попросить помощи у подданного своего отца. Именно теперь Феликс уверился в том, что Ариане была необходима его защита, а ее просто вынудили отказаться от предложенных им услуг. Чертов незнакомец! Почему-то второй спутник принцессы, граф, не вызывал у Феликса такой неприязни. Шестым чувством ревнивец уловил, что Саваль здесь на вторых ролях. 
   Появление беатринского короля несколько отвлекло внимание влюбленного, но, поглощенный своими мыслями, он не заметил, как изменилось настроение его нового господина, как видимо постарел хозяин замка, и как шныряли глазами по пирующим мрачные личности из свиты Его Величества. В душе незадачливого рыцаря бушевала собственная буря: он разрывался между желанием броситься вдогонку за принцессой и невозможностью немедленно оставить службу, куда лишь недавно был принят. Второй раз он переживал ту же муку, и второй раз его колебания продолжались до тех пор, пока не стало очевидно поздно. Поняв это, Феликс налег на вино и вскоре напился до бесчувствия.
   На следующее утро он проснулся со страшной головной болью, что не улучшило его настроения. К столу наемник добрался в сквернейшем расположении духа.
   –  Ты чего такой мрачный, неллиец? – поинтересовался один из дворян герцога. – На свадьбе надо веселиться. Или тебе не по вкусу графское вино?
   –  Вино хорошее, аж, из ушей льется, – кисло ухмыльнулся Феликс.
   – Да, то-то я смотрю, ты вчера приналег. Скверно, сударь мой, отдавать предпочтение вину перед дамами. Пьешь и не танцуешь. Посмотри, какие красавицы скучают.
   Феликс тупо посмотрел на группу молодых беатринских дворянок, о чем-то судачивших на лавках меж больших оконных ниш. Он словно впервые заметил, что на празднике присутствуют дамы. Но разве их можно было сравнить с его принцессой!
   –  Мне скоро на дежурство, не до танцев, – отмахнулся он.
   – Ну, как знаешь, – пожал плечами дворянин, имени которого Феликс так и не вспомнил, и отправился выполнять долг галантного кавалера.
   Замкнутость и мрачность Феликса не способствовали его сближению с товарищами по службе, он все чаще сидел один, проклиная в душе и этот затянувшийся праздник, и постылую службу, за которую однако рассчитывал получать неплохое жалование, и свою несчастливую судьбу.
   Да, жизнь не улыбнулась ему с самого рождения, он был пятым ребенком в семье и мог рассчитывать только на собственный клинок, голову или удачу, чтобы пробиться в жизни. Но отличиться доблестью ему до сих пор не пришлось, в поход с королем Сбаросом отправился второй по старшинству брат – Аверин, где и погиб с честью. Тогда Феликс был еще слишком юн, а, возмужав, был отправлен ко двору королевы Велитриссы. Много ли славы можно добыть, охраняя королевский замок, на который никто не собирается нападать? Ему повезло лишь с внешностью, за что, кстати сказать, его недолюбливала единственная сестра, родившаяся годом раньше Феликса. Кэрин была нескладным ребенком и выросла в довольно несимпатичную девицу. Ее никак не удавалось пристроить замуж, отчего с каждым годом она делалась все более желчной и злой. Феликс был рад уехать из родного замка, где всем, включая стариков-родителей, давно помыкал наследник титула и поместья Линоус, старший брат.
   Он не знал, какую ловушку готовит ему судьба: влюбиться в самую прекрасную на свете девушку. После этого он уже был не способен смотреть на других женщин, у которых мог бы иметь успех. Но принцесса! О, она была так безнадежно недостижима. Недостижима для него, а досталась какому-то отребью. При мысли о том, что могло случиться с благородной принцессой в обществе бродяги, его передергивало. Эта страница ее странствий была покрыта непроницаемой тайной, а она была по-прежнему столь блистательна, чиста и неприступна, что дух захватывало, и уста немели. Если бы она только позволила служить ей, он был бы самым преданным и почтительным слугой. Но нет, она во власти гнусных проходимцев…
   Мысли Феликса постоянно вертелись по одному и тому же замкнутому кругу, он был на грани помешательства и едва не утратил способность следить за ходом времени. Дни и ночи мелькали мимо, позже он удивлялся тому, каким образом ему удавалось исправно нести караул. Кажется, окружающие даже не подозревали о плачевном состоянии его духа.   
   – Феликс, это ты? Что ты здесь делаешь?
   Неллиец вздрогнул. Голос был удивительно знакомым, но как бы уже почти забытым.
   – Рольд? – глаза Феликса, уже затуманенные изрядным количеством вина, немного прояснели. – Я здесь, служу, теперь здесь, у герцога, герцога, – он махнул рукой в сторону главного стола, язык плохо слушался его.
   – Вот как? Это новость, брат. Хор-р-рошая новость, – раскатисто прокатился по букве «р», –  Рольд, третий  сын барона.  –  Как я рад нашей встрече.
   Братья обнялись. Они не виделись около четырех лет, с тех пор, как Рольд отправился «искать счастья» в соседних с Неллией землях. С точки зрения получения родительского наследства они были в равном положении, то есть им не доставалось ничего, так как все должно было перейти к старшему брату. Ничто не мешало Рольду стать наемником короля Адварта, поскольку отношения между Неллией и Беатринией были вполне мирными. За эти годы Рольд сумел заслужить известное доверие беатринского короля в первую очередь потому, что сам не был беатринцем, и ему были глубоко безразличны интересы местных феодалов. Он служил за королевские деньги и был одним из самых преданных людей Адварта. Неллийский наемник проявил большие способности в делах, касающихся тайных расследований и слежки за предполагаемыми врагами короля. Рольд не сопровождал короля в последней поездке, а был вызван из столицы посланным специально за ним гонцом. Он только что прибыл в Ирнав. По дороге Рольд и бывшие в его подчинении люди там и сям старались найти следы опального трубадура. Но их старания остались безрезультатными.
   Рольд знал, что король не верит герцогу Агранте и даже боится его. Он сразу понял, какая удача идет к нему в руки: мальчишка служит герцогу не так долго, чтобы разбираться во внутренних проблемах Беатринии, но при этом может знать много интересных для королевского сыска вещей. Расспросив о родных и доме (которые очень мало интересовали его, поскольку он не отправил туда ни одного известия о себе за все четыре года), Рольд, подливая вина младшему брату, навел разговор на интересующую его тему.
   – Ты, видно, уже давненько пируешь на этой свадьбе, – как бы мимоходом заметил он.
   – Третью неделю, – кивнул Феликс.
   – Счастливец. Ты, наверное, даже видел нашу принцессу, говорят, она почтила замок графа Кленара своим присутствием, – с наигранной завистью в голосе протянул Рольд. –  Я слышал, она так прекрасна.
   – Это истинная правда, ни одна девушка на свете не может сравниться с нашей принцессой, –  с излишним жаром подтвердил влюбленный.
   Брат искоса бросил на него чуть удивленный взгляд.
   – Да, да, так многие говорят, –  подхватил Рольд, – только я не пойму, что же с нею случилось.
   Он понизил голос:
   – Ходят такие нелепые и странные слухи.
   Нехотя Феликс поведал брату историю изгнания Арианы из замка Гранет, правда, он и сам не имел ни малейшего представления о том, что играл в этих событиях не последнюю роль.
   – И уж никак не ожидал я встретить Ее Высочество здесь, это было настоящее чудо, – закончил он свой рассказ.
   – А что за люди сопровождали Ее Высочество? – наконец, Рольд счел возможным задать наиболее интересовавший его вопрос.
   – О, это меня как раз и того … беспокоит. Боюсь, Ее Высочество в страшной опасности.
   – Ты знаешь, кто они? – в глазах Рольда мелькнул плотоядный огонек.
   – Нет, я никогда … никогда их того… раньше не видел, какие-то вилецийцы, – все более теряя связность речи, выговорил Феликс.
   – Вилецийцы? – переспросил Рольд. –  Ты уверен?
   – Ну, да. Вроде. Может они в родстве с кем… ну из этих … из беатринцев.
   – Почему ты так решил? – заинтересовался Рольд.
   – Я часто видел их с графскими сыновьями, сыновьями графскими, да! И к герцогу они того, ходили. Да, – Феликс «прошелся» пальцами по столу, – туда-сюда ходили. Светлость его, он прям с ними так по-дружески, да, прям как с братом с этим …
Опьяневший юноша замолчал, потеряв нить своих рассуждений.
   – А как они выглядели? – на всякий случай спросил соглядатай короля.
   – Кто? – тупо посмотрел на него младший брат.
   – Эти люди.
   – Какие люди?
   – Ну, те, которые ходили к герцогу, – попытался напомнить Рольд.
   – К какому герцогу?
   – К которому ты служишь, – уже не скрывая раздражения, процедил королевский соглядатай.
   – А, так к нему всякие люди ходят…
    «Пьяный осел», – выругался про себя Рольд, хотя сам способствовал тому, чтобы Феликс напился до отключки. Но тот уже ткнулся лицом в стол и захрапел, и с этим ничего нельзя было поделать.
   На следующий день Рольд зазвал Феликса в отведенную ему комнату, чтобы не привлекать внимание людей герцога, которых могло бы насторожить тесное общение нового наемника с человеком из королевского сыска. Он продолжал разыгрывать озабоченность судьбой принцессы, пытаясь вытянуть из влюбленного недоумка как можно больше деталей. Впрочем, словесный портрет спутников Арианы, данный Феликсом, был весьма расплывчат. Из его слов следовало, что любой из них мог быть наглым рифмоплетом (оба высокие, темноволосые, молодые), и в то же время это могли оказаться совсем другие люди. Настораживало Рольда тесное общение таинственных вилецийцев с герцогом Агранте. Но и здесь существовало одно неразрешимое противоречие: будь один из них Острословом, герцог мог бы использовать опального трубадура в каких-то заговорщицких целях, но не стал бы вести себя с бродячим музыкантом, как с равным, сколь бы ценными сведениями тот ни обладал. Еще больше запутывалось следствие, пытаясь вписать в картину предполагаемого заговора неллийскую принцессу. Заключить, что беатринская знать пытается таким образом заручиться поддержкой восточных соседей, было довольно нелепо. И принцесса – изгнанница, и своих проблем в Неллии хоть отбавляй. А уж Вилеция, пусть и граничила с Беатринией (граница проходила где-то по горам), была и вовсе недоступна напрямую, а только в обход. Таким образом, ни на какое реальное подкрепление ни из Неллии, ни из Вилеции рассчитывать недовольные своим королем беатринские аристократы не могли.   
   Свадебные торжества подходили к концу, король покинул Ирнав, после чего стали быстро разъезжаться и другие гости. Прощаясь с братом, Рольд пообещал ему со своей стороны приложить все усилия для выяснения загадочного исчезновения принцессы Арианы. Девушка действительно снова исчезла, никто и нигде больше не встречал прекрасной изгнанницы. В свою очередь Феликс должен был оповестить брата в случае, если кто-либо из таинственных незнакомцев вдруг навестит герцога Агранте в его владениях.

                   *     *     *

   Тем временем в замке Гранет жизнь текла своим чередом. Приближалась осень, и королевская семья покинула замок и перебралась в столичный дворец, в котором всегда проводила холодное время года. Чем холоднее и неуютнее становилось за стенами дворца, тем более королеву Вилетриссу терзали угрызения совести. Ночами ей начали сниться кошмары, в которых измученная тень падчерицы протягивала к ней прозрачные руки и молила о помощи. Вилетрисса даже не предполагала, насколько в действительности она была привязана к дочери своего мужа. Прошли гнев и возмущение, и королева страдала от сознания своей ужасной вины. Как она могла обречь эту милую девочку на невообразимые страдания нищенского существования, на голод, холод, унижения и, возможно, даже смерть на большой дороге? Именно эти мысли, а не страх перед возвращением мужа, так мучили Вилетриссу. Она готова была отдать все, что угодно, лишь бы найти Ариану. Королева предприняла усилия к розыску нищего по имени Итнел, но тот как сквозь землю провалился вместе с несчастной принцессой. Не успокоившись донесениями направленных на поиски людей, Вилетрисса даже пыталась сама обнаружить девушку. Переодевшись торговкой или небогатой горожанкой, она бродила по улицам и базарным площадям, заглядывая в лица побирушек. Ульгар с удивлением и радостью заметил эти тщетные старания матери, ведь если ищет, значит, смягчилась и примет сестру обратно. Он бы послал весточку Ариане, но и сам не имел ни малейшего представления о том, где она теперь. Как же дать ей знать?
   Однажды в начале зимы, темным вьюжным вечером, Ульгар окликнул Вилетриссу в тот самый момент, когда королева пыталась покинуть дворец через одну из неприметных боковых дверей.
   – Не надо, мама, не ходи. Ты заболеешь в такую погоду. Арианы нет в городе.
   Вилетрисса вздрогнула от неожиданности и, пряча глаза, обернулась к сыну.
   – Ты знаешь, куда я иду?
   – Да. Ты ищешь ее. 
   – Я … Я не могу… я должна найти, вернуть … я все время думаю, что я наделала…
   Вилетрисса разрыдалась на груди у сына. Ульгар очень вытянулся за это лето и был уже почти на голову выше матери, он обнял ее и стал гладить по волосам, собранным в простую прическу.
   – Не плачь, мама, не плачь. Я чувствую, с Арианой не случилось ничего плохого, мы найдем ее, верь мне, мама.
   Он увел королеву в свои покои. Раскаяние и беспокойство королевы были такими искренним, что юноша рискнул предложить матери способ вернуть Ариану:
   – Мама, я знаю, как заставить их объявиться.
   – Как? – с надеждой спросила королева.
   – Ариана не знает, что ты не держишь на нее зла, что ты по-прежнему любишь ее и хочешь, чтобы она вернулась. Ей нужно подать знак.
   – Что ты придумал?
   – Если ты объявишь, что жалуешь ее мужу дворянство и какой-нибудь титул, они непременно услышат и обязательно вернутся, пусть даже на это понадобится какое-то время.
   – Да, конечно, ты прав, мой мальчик. Она поймет, что я зову ее домой. Ты такой умный, весь в отца, – вздохнула с облегчением Вилетрисса.
   – Ты находишь мою мысль удачной? – на всякий случай удостоверился принц.
   – Конечно, только бы она была жива! Я так волнуюсь, как с ней обходится этот кошмарный человек.
   – Ну, может, он не такой уж и кошмарный. В таком наряде, кто угодно кошмарным покажется, – поспешил добавить Ульгар, заметив удивленный взгляд матери.
   – Ах, мне все равно. Я не смогу спать спокойно, пока не обниму нашу девочку.
   – Знаешь, Мисена тоже очень обрадуется, – добавил принц.
   На следующий же день Вилетрисса просмотрела список земель, отошедших за недавнее время в силу разных обстоятельств в королевскую собственность, выбрала один замок, который, как она знала, находился в более или менее приличном состоянии, и написала королевский указ. По этому указу замок и дворянство вкупе с титулом барона жаловались супругу принцессы Арианы. Указ был объявлен по всей Неллии, однако прошла зима, а от Арианы все еще не было никаких вестей. Королева была безутешна, и даже Ульгар начал испытывать сильное беспокойство. Мало ли что могло случиться с опальным трубадуром. Вести о том, что летом Ариану видели в одном из беатринских замков, все же не минули его ушей, а вот куда они подевались потом, об этом трудно было даже гадать…

                       *     *     *

   Феликс исправно нес службу в крупнейшем замке герцога Агранте – Калессо. Наступила ранняя осень, золото начало пробиваться сквозь густую зелень листвы, дни стояли еще жаркие, но ночами заметно похолодало.
   После возвращения со свадьбы в Ирнаве неллиец стал замечать, что в замке герцога, как и в ближайшем к нему городе – Раосте, король Адварт и его правление отнюдь не пользуются популярностью. Небольшой отряд герцогской стражи, сопровождавший в замок две телеги с оружием, купленным у мастеров Раоста, стал свидетелем избиения толпой горожан королевских сборщиков налогов. К изумлению Феликса капитан герцогской стражи и не подумал прийти на помощь слугам короля. На городских площадях бродячие артисты распевали крамольные песни и декламировали бунтарские стихи Ленти Острослова, чье авторство уже не скрывалось. Свитки сочинений запрещенного поэта можно было обнаружить в комнате каждого дворянина, состоящего на службе у хозяина Калессо. Казалось, сам воздух Западной Беатринии пропитался будоражащим запахом грядущего кровопролития.
   Впрочем, наемнику из Неллии было все равно, задумал ли герцог вывести свои земли из-под власти сюзерена, или свергнуть нынешнего короля. Адварту Феликс не присягал, а герцог Агранте щедро платил за службу. То, что происходило вокруг, не оставляло сомнений: скоро Феликсу представится случай проявить себя в бою. Герцог увеличил свое войско, а в замок постоянно приезжали какие-то люди с посланиями от других крупных землевладельцев.
   Однажды утром Феликс забрел в караульное помещение, разыскивая оброненную накануне бляху от поясного ремня: вчера они слегка перебрали с товарищами. Голова была тяжелой, а в полдень ему предстояло заступить на дежурство. Мельком глянув в окно, неллиец застыл на месте. Человек, о котором он не переставал думать последние два месяца, быстрым шагом пересек двор замка и вошел внутрь. Сердце Феликса с шумом заколотило в ребра. Неужели ОНА здесь? Однако во дворе не было заметно никакого особого оживления, которое без сомнения вызвало бы прибытие принцессы. В первое мгновение молодой человек порывался выскочить из караулки и броситься «на перехват» наглому вилецийцу. Но он вовремя сообразил, что у него в общем-то нет никакого права останавливать этого человека и о чем-то его расспрашивать. Тем более, что такое право, по-видимому, есть у его брата. Предусмотрительный начальник королевского сыска заранее объяснил Феликсу, куда и кому следует передать в случае чего нужное сообщение. Совесть наемника пыталась воспротивиться этому намерению, все же он был не настолько глуп, чтобы не понимать – такой поступок очень уж смахивает на предательство. Его худшие подозрения на этот счет оправдались довольно быстро: «похититель» принцессы действительно приезжал к самому герцогу. Выяснить это Феликсу удалось лишь на следующее утро. В полночь, освободившись с дежурства, он не смог разыскать Бантрала – еще одного наемника (родом из Слаты), с которым у Феликса сложились приятельские отношения. Именно Бантрал дежурил в приемной герцога в первую половину дня накануне, но вечером он отправился покутить в город. Они встретились за поздним завтраком. Поболтав о том, о сем, неллиец как бы мимоходом спросил сотоварища:
   – Что за человек приезжал вчера к герцогу? Мне кажется, я где-то уже видел этого чернявого.
   – Понятия не имею, – пожал широкими плечами слатец.
   – Он случайно не посланник графа Кленара? Похоже, я все же вспомнил… Точно, он был на свадьбе в Ирнаве.
   Феликс сделал вид, что только сию минуту его посетило это озарение.
   – Нам он не доложился, – вяло ответил Бантрал, после бурной ночи он все еще был не в своей тарелке.
   Удивление, появившееся на лице неллийца, было вполне искренним. Кто-то прошел к герцогу, не назвав ни своего имени, ни того, кого он представляет. Этот факт был не только поразительным, но еще и досадным: Феликс очень надеялся узнать, наконец, имя  молодчика. Заметив выражение лица собеседника, Бантрал объяснил:
   – Этот человек «прибыл на драконе».
   – А-а-а, – растеряно протянул Феликс.
   Разговор иссяк, каждый усиленно ковырялся в своей тарелке. Среди сторонников Агранте была принята особая система, маркирующая срочность сообщений и степень допуска посланца. Для этой цели служили деревянные значки размером с золотой, на которых были вырезаны изображения животных. В Калессо частенько приезжали гонцы, на чьем значке красовался длинноухий осёл. Привезенные ими письма передавались в канцелярию герцога, а посланцы, отдохнув и подкрепившись, отправлялись восвояси. В замке о таких говорили, «притрусил на ослике». Более срочные и важные сообщения были у тех, кто «прискакал на коне», то есть имел значок с изображением лошади. Такие люди довольно быстро попадали на прием к маркизу Могренто – правой руке герцога. «Прилетевшие на орле» привозили послания, предназначавшиеся лично для Агранте. Герцог принимал гонцов со знаком орла, как только ему позволяло время. Но прежде чем, что-то передать или с кем-то встретиться гонцы называли себя и своих господ охране соответствующего уровня. До сих пор ни один посланец не предъявлял знака с драконом: немедленный доступ к герцогу в любое время дня и ночи с правом не называть себя.
   Настроение неллийца окончательно испортилось. «Сдать» королевскому сыску человека «с драконом» было очевидной изменой присяге. Бог знает, какой урон могли нанести герцогу и заговору в целом (а в существовании заговора сомневаться не приходилось) сведения, находящиеся в его голове. Пытать в адвартовых застенках умеют с особым тщанием. Нет, лучше уж самому разобраться с этим типом, заставить все рассказать о принцессе, а потом тихо отправить к праотцам. И вреда герцогу не будет, и он своего достигнет. Для этого нужно всего лишь не пропустить момент отъезда незнакомца из Калессо и сразу же последовать за ним. План был далеко не безупречный. «Похититель» мог остаться в замке на неопределенно долгий срок, тем более, что Агранте был весьма к нему расположен, даже пригласил незнакомца разделить стол. Честь, безусловно, очень высокая. Во всяком случае, Феликсу подобной вовек не дождаться. С другой стороны, обладатель «дракона» мог собраться в путь в любой момент, в том числе и в самый неподходящий, когда неллиец будет на дежурстве. Сможет ли он догнать своего неприятеля?
   Такие мысли не оставляли поклонника Арианы третьи сутки, не давая ему ни секунды покоя. Феликс не мог спать, есть и даже спокойно сидеть на месте. Дважды он сталкивался с «вилецийцем» в покоях замка, однажды даже попытался заговорить, но проглотил язык, под презрительно-ледяным взглядом черных глаз. Конечно, этот человек его узнал, возможно, даже понял намерения Феликса. Самозванный защитник изгнанных принцесс засомневался, возымеют ли действие угрозы в отношении обладателя такого взгляда, пусть это будет и угроза смерти. Проверить свои предположения неллиец так и не смог: незнакомец исчез в одно из его дежурств. Воспоминание о взгляде человека «с драконом» пробуждало в сердце наемника такую жгучую ненависть, что все соображения чести и верности присяге отступали перед безумной жаждой мщения. Если бы кто-нибудь спросил Феликса, за что он собирается мстить этому человеку, то вряд ли получил бы вразумительный ответ. Неллиец убеждал себя, что жаждет справедливости, в конце концов, он ведь не собирался писать Рольду о «прибытии на драконе» и тому подобных вещах. Он только сообщит, как выглядел и во что был одет интересующий братьев незнакомец, недавно ненадолго заезжавший в Калессо.