Похороны

Посвящается неполночетвертьстолетию
Милова Василия Анатольевича
моего д


При прочтении сего рекомендуется
слушать музыку души, слегка
утрированную нижним нервом.


ПОХОРОНЫ


Растафа шел, точнее скользил по правому троллейбусному проводу «лунной» походкой. Мысли испарялись с блестящей поверхности его лба, планируя вниз забавными полуразвеянными комочками, высыхая на асфальте разноцветными пенками.
  Вообще-то Растафа был не на улице большого города. Он сидел на крыше своего дома и задумчиво провожал взглядами мух, кружащихся вокруг него. Мух было очень много. Они кружились как маленькие японские самолетики. И Растафа ощущал себя Перл-Харбором, если бы знал что это такое. Но в его маленьком узбекском поселке не было школы, не было телевизора, только радио было, но сломалось, когда Растафа был еще слишком мал, чтобы понимать что это такое. Поселка тоже не было, после того как вода ушла из этих краев. Был только Растафа и его дедушка. Дедушка Растафы был знаменитым пастухом. Давным-давно, когда даже родители Растафы не родились, дедушка уже был знаменитым пастухом и ездил в Москву на выставку, показывать своих овец. А теперь дедушки не было. Он был мертвый. Он лежал и смотрел закрытыми глазами внутрь себя, от него пахло калом.
Видимо этот запах и привлекал мух. Растафа затянулся еще раз. Он курил коноплю. Когда дедушка умер, Растафа взял его тело, раздел и потащил на плоскую глиняную крышу их дома. На лестнице из дедушки вывалился кусочек кала. Вытащив дедушку на крышу, Растафа положил его по обычаю головой на восток, затем спустился вниз, зачерпнул пригорошню конопли из глиняного горшка и снова поднялся на крышу. По пути вниз, на лестнице, Растафа наступил на осиротевший кусочек кала, и теперь, поднимаясь к дедушке, остановился на этом месте. Он рассыпал пригорошню конопли по раскатанному калу с таким расчетом, чтобы сыпучим собрать как можно больше мягкого. Тщательно все перемешав, Растафа слепил шарик.
На крыше перед кальяном уже лежала циновка. Она с радостью приняла вес Растафы, только ее концы чуть смялись, брезгливо топорщась. Растафа отломал пятую часть шарика и положил дедушке на лоб. Затем он отломал еще одну пятую часть, раскатал колбаской  и положил дедушке на сомкнутые губы. Еще одну пятую часть Растафа скатал в шарик и положил дедушке в пупок. Предпоследнюю пятую часть он съел. А последнюю положил в кальян.
Мухи облюбовали лоб дедушки. Они кружились над ним, садились, ползали, спрашивали как им быть, сигналили друг-другу, ненавидели, понимали что не все что есть – существует, спорили, дружили домами, жаловались, угрожали, молили, яростно отталкивали оппонентов, затевали масонские козни, стращали детей бабаем, наказывали слабых, думали что открыли ядерную энергию, печатались в подполье, воскрешались, стояли и смотрели на часы, плакали над могилами, разрубали надвое противника, захватывали мосты, ворчливо смеялись над молодежью, отрывали новыми открывашками, щелкали нетерпеливыми пальчиками, говорили на повышенных, смеялись за так, жаловались в горком, дарили с рассчетом, выдавливали с сопением, наказывали огорчаясь, ужинали в ресторане, кушали коноплю, смешанную с дедушкиным калом.
Растафа затянулся и смотрел как одна муха оторвала кусочек и протянула другой мухе со словами: «Нет, ну сколько раз я буду говорить ему, чтоб он мылся перед сном. Постоянно залезает в постель со своими вонючими ногами. Сколько можно? Я уж и белье меняла, и книжку про семью прочитала. Один хрен не моется и все, разводится буду, надоело так, невыносимо жить в хлеву». Вторая муха ответила ей: «А то и верно, разводись с ним, Нюрка, продавай квартиру, переезжай ко мне, а то он тебя в могилу сведет». Мухи разделили кусочек между собой и пройдя по отрогу носа, переговариваясь, залезли в ноздри, каждая в свою.
Сразу повеяло холодом. Ноздри уже не помнят ту холодную зиму 1934-го. В дни проведения Всесоюзной сельскохозяйственной выставки морозец раздухарился до двадцати градусов. Главное овцы уже были сгружены в теплый павильон, в гостиницу идти не хотелось и я отправился гулять по выставке. По дороге я встретил компанию молодых офицеров – летчиков, которые пригласили меня на день рождения к одному из них. Иван Александрович, так звали старшего из них посетовал на то что в их компании не хватает «колоритного момента», потому их встреча со мной была, по его словам «организована авиационным богом».
Мы приехали в центр в квартиру именинника. Окна выходили прямо на Кремль. Я знал что там, за красными стенами, за рубиновыми звездами, работает в кабинете наш мудрый Вождь. Я улыбнулся Вождю. Все-таки не зря я ехал в Москву. Мне налили шампанского. Звучали тосты за здравие товарища Сталина, за партию, за именинника. Я вспомнил, что привез с собой немного гашиша. Я достал плитку и предложил ее гостям.
- Преотличнейшая шоколадка, уважаемый, - заметил Иван Александрович.  – Места у вас благодатные, впрочем - продолжил он.
- Да, уважаемый, все чем богат наш край, все людские, природные и духовные ресурсы, все что имеем, все отдаем на борьбу партии в едином пароксизме строительства нового справедливого коммунистического общества, - заверил я его.
- А мы вас тоже обрадуем. Не желаете ли пудры?, - в глазах Ивана Александровича сверкнул озорной огонек, похожий на солнечного зайчика, запускаемого неуемной детской ручонкой.
- С удовольствием, но я не знаю что это такое. – смутившись ответил я.
- Это кокаин, все советские летчики используют его при трансарктических перелетах, вот подойдите к столу и зарядитесь.
Кокаин вошел в мои ноздри уличным морозцем, все что мне нужно, это увидеть товарища Сталина. Хоть одним глазком. Нозри щекотит кокаин, как маленькими лапками насекомого. Как крылышками мухи.
Растафа взял оставшийся кусочек со лба дедушки и положил в кальян. Солнце нещадно высоко висевшее собралось, даже не столько собралось, сколько обозначило собирание. В общем и целом день с ловкостью старухи с тремя ведрами пороха перевалился на вторую половину.
Родители Растафы были молоды и счастливы, когда умирали. Отец его работал инженером в городе, а мать шофером колхозного овцевоза. Мать часто подвозила отца до города на овцевозе. Иногда они сокращали путь, проезжая через военный полигон. Часто они любили друг друга, останавливая овцевоз и залезая в кузов. Отец кусал мать за ляжку, отчего она визжала и притворно убегала от него. Он догонял ее и они сплетались в волнующем танце любви. В один из дней когда они занимались любовью, в овцевоз попала ракета, выпущенная по учебной цели. Молодой лейтенант из Новгорода забыл выставить градусность координат. И ракета в цель не попала. Попала она в овцевоз. Последнее что почувствовал отец Растафы перед смертью  был запах пороха. Мать Растафы ничего не почуствовала, так как умерла первой и внезапно.
Растафе было четыре года, когда умерли его родители. В этот же день сломалось радио.
Шла передача «сельский час», изредка прерываемая всхлипываниями Валерия Леонтьева,  стонами Аллы Пугачевой, завываниями Юрия Антонова. Дедушка слушал радио, Растафа играл с овечьими ягодами, строя из них пирамидку. Внезапно радио замолчало и больше никогда не работало.
Растафа протянул руку и взял колбаску с навсегда замолчавших дедушкиных губ. Он положил ее в кальян и посмотрел вдаль. Перед ним расстилалась полупустыня. Вдалеке в мареве он увидел автомобиль, который катился по бездорожью.
В автомобиле, точнее в Ленд-Круизере сидел Алеша Поддавайко. Бизмесмен из Мариуполя. Он приехал в Узбекистан заключать договор на поставку узбекам прокатной стали в обмен на нефть. Алеша был здоровым парнем тридцати двух лет отроду. Он любил женщин, выпивку и свою работу, которая открыла ему путь в большой мир. Но это было в прошлом, сейчас он катился уже восьмой час по неизвестной узбекской пустыне. Но он не знал об этом. Он катился не в японском внедорожнике, а в украинском марсоходе. Он единственный, кого держава выбрала для ответственной экспедиции на Марс. Его цель – найти марсиан и дружить домами. Его призванье – быть! Скулы приятно сводило. Правда глаза устали смотреть на однообразие местности. Алеша включил круиз-контроль поставил диск Бон-Джови и придумывал что он скажет марсианам. Вдалеке показалось одинокое строение. Через пять минут Алеша остановил джип возле одноэтажного глиняного домика. Еще две минуты он посидел. Затем вышел наружу.
Растафа смотрел на автомобиль. В эти края редко кто приезжает по доброй воле, но Растафу это не волновало. Он смотрел как автомобиль приблизился к дому. Из автомобиля вышел человек. Человек огляделся по сторонам, затем подошел к дому, перекрестился и открыл дверь.
Алеша огляделся по сторонам, затем подошел к деревянной, неплотно прикрытой двери, перекрестился и потянул на себя скрипящую завесу, преграждавшую путь в жилище марсиан. «Странно, - подумал Алеша, - откуда на Марсе дерево?» Впрочем он быстро отвлекся на вещи вокруг. Помещение было завалено циновками, овечьими шкурами, заставлено глиняными горшками и медной утварью. В «доме» пахло пловом, марихуаной и немного калом.
- Эй, марсиане, выходите, - сказал Алеша. И продолжил, - дело есть. Никто не ответил. Алеша увидел лестницу, ведущую наверх. На лестнице калом пахло сильнее. Алеша поднялся по лестнице и оказался на крыше.
Растафа слышал, как человек потоптался в доме, что-то сказал, а потом увесисто поднялся по лестнице.
На крыше Алеша увидел двух марсиан. «Первый контакт», - подумал он.
Растафа увидел человека, в расширенных зрачках которого в миг отразился сам Растафа, его мертвый дедушка, мухи и кальян с циновкой.
- По-русски говоришь? – спросил Алеша, удивляясь как просто начать первый контакт. В детстве Алеша увлекался фантастикой, читал Верна, Уэллса, Беляева, американцев разных. Но чтоб так просто все случилось, он представить не мог.
- Говорю, -  ответил Растафа. - Пыхать будешь?.
- А че такое? Марсианское пыхалово?
- Ну да, в общем, марсианское, как хочешь.
- Молодцы парни, а этот че спит?
- Нет, это ты спишь, а он умер, он был моим дедушкой до смерти.
- Жаль, че ж делать теперь?
- Да ничего, просто сейчас мы перейдем через пуповину реальностей.
- Это в другое измерение что-ли?
- Можно и так сказать. Понимаешь, когда происходит зарождение нового мира, он зарождается не сам по себе, это невозможно в принципе, а рождается в старом, но в еще неродившийся мир можно перейти по связующей пуповине миров.
- Ну вы марсиане парни продвинутые.
- Марс – это отмершая пуповина нашего мира.
После этих слов Растафа взял последний шарик и положил в кальян. Алеша присел около кальяна на костлявые ноги дедушки, взял в рот трубку и затянулся. Через несколько мгновений он улыбнувшись выпустил клубок дыма. В этот момент ему показалось, что нет счастливее его человека во всей вселенной. Солнце улыбалось ему, зарываясь в землю раскаленным боком. В небе появились две луны. Фобос и Деймос. Страх и Ужас. Страх и ненависть. Любовь и всепрощение. Жалость к сущему. Ему стало жаль этого марсианина потерявшего самого близкого себе существа. Из его глаз катились слезы.
Растафа смотрел на человека. Человек курил и плакал. Он переходил через пуповину миров. Переход через пуповину – очищение, очищение слезами.
Растафа последний раз посмотрел на дедушку. Растафа тоже пошел через пуповину. Только его пуповина – канат. Один из двух. Его пуповина – троллейбусный провод.