Она разборчива и справедлива

      На следующем повороте нас занесет. Колеса сорвутся с кромки асфальта и вспашут сырую обочину. Нас развернет, опрокинет на бок и потащит к краю. Закончится обочина и машину утянет под откос. Как игрушечная она будет кувыркаться, оставляя гранями следы. Мелкое крошево стекла, мягкие панели, ненужное содержимое аптечки, наши окровавленные вещи – склон покроется грязью…

      Нас будут сбивать на взлете. Переносной комплекс «Игла». Он словно был создан, чтобы уничтожить наш самолет. Там в зарослях за оградой аэродрома нас дожидаются с утра. Так терпеливо, как рыбаки. И так суеверно тихо. Кто бы мог подумать, а ведь мы собирались спать. Всю ночь мы паковали вещи, готовились. Нервничали. Никто из нас раньше не летал на самолетах. Я еще думал: «Брать, не брать зонт». Не захотел выглядеть дураком – оставил.
 
После выстрела стало так горячо, и мы вжались в кресла…

      На морском дне старые якоря и сундуки, пузатые бутылки из под пиратского рома и человеческие останки. Весь океан устлан подобным скарбом. Психопатическое наваждение – тонуть в море. Это тот случай, когда надежда неизменно умирает раньше нас. Все-таки человек живуч, но когда его покидает надежда, он начинает бредить. Его лицо обращено к небу, оно подергивается, как поплавок и не выражает ничего. Оно пусто, но скоро его наполнит океанская соль…

      Постель больного. Она пронизана гробовым зловонием. Кажется, она стала домом тысячам разных паразитов. Она кишит ими и, кажется, светится по ночам. Больной опускает руки и рушит их берлоги, ворочается и стирает в муку их провинции и столицы. Но им все равно. Их больше, они победят…

      Я не видел ее лица. Его скрывал глубокий капюшон.
Она не говорит с нами. Ей не интересно слушать наш плач.
Она не испытывает ничего. Она равнодушна.
Она разборчива и справедлива…