Девочка на шаре

- Больная, лежите, не дергайтесь.
Меня пристегивают к кушетке. Сейчас начнется операция. Господи, помоги! Зачем я вообще на нее согласилась? Умерла бы и всё. Сейчас будет больно. Очень больно. А я боюсь боли больше, чем смерти.

Однажды я переодевалась. Мой бюстгальтер был немного маловат, и я с тру-дом натягивала его, когда обнаружила ЕГО. Сбоку на моей груди. Я обомлела. Все внутри похолодело, тело обдало ледяным ознобом. Я списала ЕГО на прыщик. Но ОН уже жил. И с этого момента мы стали жить с НИМ вместе. ОН стал пользоваться моими органами и телом, брал все и ничего не клал на место, ничего не давал вза-мен. А я терпеть этого не могу! Я люблю, во-первых, отдачу взамен и, во-вторых, еще люблю, чтобы МОЕ никто не брал, МОЕ должно быть со мной. Я старалась не обращать на НЕГО внимания. Но ОН был как живой. Моё второе «я». С того момен-та я была не одна. Я ненавижу одиночество, люблю компанию, любую компанию, но ЕГО компанию я бы с радостью променяла на самое жуткое одиночество. ОН не стеснялся и рос, бессовестно занимая миллиметр за миллиметром моего тела. На прыщик теперь ОН не был похож.
И однажды я познакомилась с НИМ. ОН назвал свое имя – РАК! Имя – приго-вор. Имя – судьба, вернее имя – конец судьбе.
Моя жизнь пошла наоборот. Я начала мерить все не в будущее, а назад, от бу-дущего, от смерти, которая неизбежно приближалась ко мне, махала руками и мани-ла, коварно усмехаясь. Молодость! Рассвет жизни! Ничего нет прекраснее нее! Она закончилась для меня. Начался закат.
Я стала раздражительна, завидуя всем людям и жалея себя.
Однажды я возвращалась домой после пьяной вечеринки и увидела собаку, умирающую возле помойки. «Как я» - подумала я и подошла к ней. Склонившись над ней, я хотела ее погладить, но она оскалила зубы и зарычала. «Свои» - сказала я ей. Но она не поняла меня. Смотри-ка, подумала я, точно как я.
Тогда я, помнится, решила, что терять мне нечего, и начала с новой силой до-биваться своей любви десятилетней давности. Придя домой, я стала ему названи-вать.
Телефонный синдром – это тоже болезнь. Глупая, но страшная. Практически неизлечимая. Заманчиво это: ничего не нужно делать, не нужно ничего придумы-вать, чтобы услышать желаемый голос. И если сказать ничего не можешь, то просто положи трубку. И всё…
Мой язык заплетался, а связь то и дело прерывалась. Потом я узнала, что ему было стыдно слушать мой пьяный голос, и он нарочно нажимал на рычаг и преры-вал связь. А я звонила снова. Я была на грани. И мне было все равно, что скажут люди, что кто-то меня осудит, что он, в конце концов, может меня послать. Поверь-те, это не имеет значения, когда вы знаете, что через некоторое время вас не станет. Я играла ва-банк. И почти выиграла. Он согласился со мной встречаться. Я кусала его за плечо.
Мы встречались каждый день, но у меня было ощущение, что между встреча-ми проходил месяц – так сильно я его любила. И потом, я ведь знала, что завтрашне-го дня может и не быть, а значит, и новой встречи тоже. А он был обременен наши-ми отношениями. Я это видела, но требовала своего, потому что знала, что умираю, и будущего не будет. А еще я знала, что не нужно будет никогда оправдываться, объяснять свои поступки. Уйду однажды и всё…
Однажды он попытался прервать наши отношения.
- Знаешь, нам лучше не встречаться…
У меня паника. Что делать? И тут пришло решение. Сразу. Сказать о моей бо-лезни! Тогда он не посмеет!!! Тогда можно привязать его к себе до смерти. А потом уже все равно… Я знала раньше, что это низко: спекулировать своими чувствами, дружбой и брать за живое, вызывать к себе жалость, играть на чей-то порядочности и все такое. Но черт! Что я могла сделать?!!? От меня ускользала последняя радость жизни! Странно, что мне было плевать на то, что это все ненастоящее. Ведь он при-творялся потом, когда говорил о любви, жалел меня больную. Я успокаивалась тем, что он испытывает ко мне что-то в любом случае: нежность, страсть, жалость или еще что-то. По крайней мере, он ко мне не равнодушен, а это уже что-то!
Я приходила домой, садилась в кресло и оставалась наедине с НИМ. Наши с НИМ отношения были полюбовно ненавистнические. ОН уничтожал меня, а я ЕГО ненавидела за это. И все-таки, я понимала, что именно ОН дал мне свободу. И это счастье тоже…
Я по-прежнему работала, часто была веселой. И хотелось, чтобы никто не до-гадывался о НЕМ. Я думала, что никому никогда не скажу о ЕГО существовании (мой друг не счет). Но я сказала. И очень скоро.
Когда нам предложили одно вакантное место в департаменте. Оно было всего одно! А нас как минимум две кандидатки. И я использовала ЕГО. Моя соперница была чутким человеком. Кстати, у нее дома жила говорящая собака. Правда, никто не слышал, как она разговаривает, но Наташа утверждала, что она, собака, стесняет-ся, а когда они одни, собака четко и ясно говорит слова «Натаха», «больно». Уж не знаю, с расчетом ли на то, что скоро я освобожу ей дорогу навсегда, но она пожале-ла меня. Я получила эту работу! И мне было совсем неважно, что через НЕГО.
 Итак, я заполучила мою любовь, мою долгожданную работу. Забыла я еще и о том, что ОН дал мне красоту – худые девушки всегда красивее, чем полные! И вот в этом положении я полюбила жизнь!!!
А потом была свадьба. Я была роковая невеста, вернее раковая. И красивая. В воздухе, в Загсе, витала безысходность моего жениха. И мое торжество.
Потом мы бились за квартиру. У нас ее забирали, а мы – не отдавали. А я всё время думала, для чего я это делаю? Ведь скоро же меня не будет. И отвечала: для него, моей любви. Меня не будет, а квартира останется.
Самое интересное то, что мой муж никогда не говорил мне о том, что от НЕ-ГО можно вылечиться – не хотел, чтоб я оставалась живой, оставалась с ним. И это меня стало раздражать.
- Слушай, я читала в одной газете, что есть центр борьбы с раком, может…
- Начиталась желтой прессы!
Ого! Такого я не ожидала. Оказалось, мой благоверный не просто спокойно смиренно ждет моей смерти, он ее жаждет! А мне вдруг стало противно. И я подала на развод.
В суде меня принимал молодой человек. Я посмотрела на него и влюбилась. А сама думала: только этого мне и не хватало! Сердцу не прикажешь…
Мы ходили с ним кормить голубей. Да, именно целенаправленно пошли кор-мить голубей. Я спросила:
- Что мы будет сегодня вечером делать?
- Пойдем на рыночную площадь кормить голубей.
Ну, на площадь, так на площадь. Учитывая моё состояние, мне было все равно. А еще и с ним! Мне было все равно куда идти, лишь бы с ним. Оказалось, это так за-бавно! Я думала, что мы купим мешок семечек и рассыплем их на площади, но он сделал по-другому. Протянул ладонь с семечками, и они летали и садились на руку. Осторожно так коготками держались за руку и клевали семечки. Такое блаженство! Я вообще в жизни очень люблю отдавать. Это доставляет мне гораздо большую ра-дость, чем брать. А тут просто истинное удовлетворение – давать птицам!
Вечерами приходил мой муж:
- Пойдем домой.
- Домой? С ума сошел! Идти туда, где только и ждут, когда ты крякнешь?
- Ты выдумываешь! Никто этого не хочет!
- Нет, ты этого хочешь. Я знаю!
- Ну, хочешь, пойдем в этот центр и вылечим тебя?
- Т-с! Он услышит!
- А он что, не знает?!?!
- Нет, я не хочу, чтоб он знал. Он меня бросит.
И тут я подумала: странно. Одному я сказала о НЕМ, чтоб он меня не бросил, а дру-гому не говорю, чтобы тоже не бросил.
- Слушай, хватит, а? Пойдем домой?
- Уходи. Я не хочу тебя знать. Скоро разведемся.
И я закрыла дверь.
Больше всего на свете я стала бояться, что мой новый мужчина увидит ЕГО. Просто увидит. И тогда уже ничего не надо будет объяснять – все будет бесполезно.
Его любимая картина «Девочка на шаре» Пикассо висела у него в квартире на самом видном месте (конечно, ненастоящая, хорошая копия). Я часто на нее смотре-ла. На переднем плане большой сильный мужчина. Как он! А на заднем – девочка, пытающаяся удержаться на шаре. Такая тоненькая, сейчас, казалось, упадет. Как я. Я даже присмотрелась и увидела, что она без груди. Уже полечилась в центре – по-думала я.
Потом мне стало это сниться. Я на шаре. А он рядом. Как в жизни, я изо всех сил пыталась удержаться на этом шаре, потому что знала, что если упаду, он мне не поможет встать.
- Ты так напрягаешься, тебе сложно? – спрашивает.
- Ну что ты!!! Мне сложно? Да с чего бы? – я вру и думаю о том, что надо сделать лицо попроще, чтобы он не заметил ничего.
Утром я просыпаюсь и вижу, что девочка на стене улыбается. Без груди, но улыбается. На шаре еле-еле держится, но улыбается. А он сидит рядом и смотрит. Такой спокойный и равнодушный. И все там, на этой картине. Сзади Наташка без работы, но со своими детьми и говорящей собакой. И даже мой муж. Правда, он в виде лошади. Да он и в жизни лошадь – ломовая, загруженная моими проблемами…
 Не хочу больше на шаре! Не хочу, чтоб он так смотрел!

- Просыпайтесь, больная! Имя помните?
Всё? Всё! Всё… Шар укатился. Равнодушный мужчина встал и ушел. Подо-шла говорящая собака, и я увидела, что она совсем не Наташкина, а та, что умирала возле помойки.
- Так ты тогда не умерла, что ли?!!!!!
- Больно – сказала собака, и я так и не поняла, Наташкина она или нет.
Я закрыла глаза, хотела поспать, но почувствовала, что ко мне подошла ло-шадь и лизнула меня. Я открыла глаза и улыбнулась ей. Лошадь преданно смотрела на меня, с нежностью и новой любовью, она была в белом больничном халате и с цветами в руке.


Рецензии