Ветви

Х. Л. Борхес «Сад расходящихся тропок»
—Вечно разветвляясь, время ведет к неисчислимым
вариантам будущего. В одном из них — я ваш враг.


Глава 1

Виталик с сомнением посмотрел на выцветшую пачку. Сколько же она там лежала? Три года? Четыре? А может и все пять. Но выхода не было. Он взял ее, надорвал край и вытащил одну. Сигарета была приплюснутой и како-то блеклой.  Виталик еще раз оглянулся  по сторонам, вспоминая, нигде ли не заначил бычок, хотя за последние пятнадцать минут не раз тщательно обыскал все карманы. Потом вздохнул и вставил сигарету в губы.
Первая спичка погасла, так и не дав желаемого результата. Он чиркнул вторую и торопливо затянулся. Влажный едкий дым потек в легкие. Это было похоже на что угодно, только не на табак.
—Дерьмо… — мрачно процедил Виталик и поморщился.
Шторы открывали узкую полоску окна, за которым шелестел дождь. Вода ручьями бежал по стеклам, по черным от влаги веткам абрикоса, по серым стенам дома напротив, превращая землю в слякоть, а небо в однородную серую массу. На улице стояла мерзость по имени поздняя осень.
«Та фишка про природу и то, что у нее не бывает плохой погоды — наглое вранье!» — решил про себя Виталий, отвернувшись от окна.
Он вытолкнул из легких дым и посмотрел на тлеющий кончик. Сигарета курилась как-то однобоко — с одной стороны оставалась корка нетронутой  бумаги, из-под которой торчали черные пеньки. Каждые несколько секунд сигарета норовила погаснуть.
—Они их, наверное, опилками набивают, — пришел к выводу Виталий.
Докурить ему так и не удалось. Примерно на пол сигарете он устал от легочных упражнений и, чертыхнувшись, бросил окурок в пепельницу. Тот сразу погас, выпустив напоследок, словно душу, тоненькую сизую струйку. Виталик вздохнул, обнаружил на губах частичку табака, попытался столкнуть ее языком, но та прилипла крепко, а по рту тут же расползся противный горький привкус. Виталик потер язык о зубы, пытаясь избавиться от этой горечи, мелко сплюнул.
—Покурил… — тихо и зло заключил он.
Скрипнула дверь и в проеме показалась огромная усатая голова. Она равнодушно посмотрела зелеными глазами на человека, потом в сладком зевке разинула пасть, чуть ли не вывернувшись наизнанку и обнажив тонкие острые клыки и загнутый бледно-розовый язык. Через секунду пасть захлопнулась, голова пошевелила усами, и сказала:
—Мг-г-г-а-ау-у-у, — произнесенное имело оттенок упрека.
—Что, тварь? — спросил Виталик. — Тебя то проблема никотинового голода не мучит, да?
Кот не счел нужным отвечать. Он продолжал торчать в дверном проеме и смотреть на человека.
В комнате было сыро и холодно. Виталик поежился, поискал глазами рубашку, надел ее и направился к двери. Животное пристально наблюдало за приближением человека, потом сдало задам в коридор, освобождая дорогу, подергало хвостом и направилось в кухню.
Виталик достал из холодильника молоко, налил в миску и поставил на пол. Кот наблюдал за этой процедурой с горделивым терпением. Животное вело себя тихо, только огромный пушистый хвост, словно наэлектризованный стоял трубой, выдавая все кошачье нетерпение. Кот важно выдержал паузу, потом обмакнул в молоко свой розовый нос, фыркнул и принялся неторопливо загребать молоко языком, словно ковшиком.
Виталик оторвался от зрелища кошачьего завтрака и посмотрел в окно. Вид из кухни ничем не отличался от вида из комнаты, только вместо абрикоса в окно тыкал свои костлявые пальцы голый и черный скелет ореха. Вся земля под деревом плотно укрывалась настилам светло-желтых листьев-лодочек. Вода барабанила по ним, подымая быстрые микрофонтаны.
«Все мы рождаемся одинаково,  — подумал Виталик, вглядываясь в переплетение ветвей. —  Ползем словно муравьи по стволу до первой ветки, а потом уходим в сторону, и становимся разными. И всё становится другим. И никогда нам не узнать, что было бы, если бы мы свернули не на ту ветку…»
Он опустил глаза на кота и спросил:
—Скажи мне, Арчибальд, я совсем потерянный человек?
Кот оторвался от миски и повернул морду к хозяину. Борода Арчибальда слиплась в молочные сосульки. Он равнодушно смотрел на Виталика секунду, потом дернул усами и вернулся к завтраку.
—То-то и оно, — продолжил Виталик. — Твой хозяин никто. Ни семьи, ни денег, ни нормальной работы, ни веры в светлое будущее… А ему, этому придурку, уже тридцать шесть…
Он открыл холодильник и долго смотрел на початую бутылку, потом достал ее и поставил на стол.
—Вот так начинается утро воскресенья… Господи, как я ненавижу выходные!
После первой порции самогона Виталик принес из комнаты все ту же пачку не курящихся сигарет, и кое-как раскурил одну.
—Знаешь, Арчи, — рассказывал он коту, — когда-то я был совсем не таким… И почему все так сложилось?.. Институт бросил, зачем спрашивается? С женой развелся… А еще в школе хотел быть летчиком…
Кот закончил с молоком, тщательно облизался и улегся прямо возле миски, в один глаз наблюдая хозяина.
—Я знаю, — продолжил Виталик, — все пацаны хотят быть летчиками, и никто не становится. Почти никто… Я  пошел дальше других, после школы я уже документы подал в летное училище, и даже медкомиссию прошел… почти. Представляешь? А потом вдруг передумал…
Виталик посмотрел в окно на мутное небо, хотел, наверное, увидеть где-нибудь там летящий самолет. Потом вернул взгляд к стакану, взял его и влил в себя очередную порцию. Поморщился.
—Господи, сколько же лет прошло! А помню, как вчера… В тринадцать лет упросил родителей купить подзорную трубу, сам штатив сделал и все ночи напролет на небо смотрел. На Луну, на планеты, на звезды… Знаешь, что такое квазар? Еще помню… А вот Бетельгейзе, к примеру, в сотни раз больше солнца, представляешь? Красный гигант, умирающая звезда.  Можешь ты себе представить смерть звезды?.. Я тоже… А тогда мне казалось, что могу… Хоть бы в гости кто зашел… Еще и урод этот… Весь день на него отпахал вчера, и сам же дураком остался… Даже не заплатил… Сдержался… А зачем, спрашивается? Ведь мудак же он! Сволочь и мудак! Надо было так ему и сказать! Надо было ему в морду дать разок, а то совсем за людей не держит! Первый зам шефа, ну и что? Уволит? Да и хрен и с ним. Я сварщик квалифицированный, что я себе работу не найду?! Да меня с руками и ногами в любую контору заберут!..
Кот встал, потянулся, грустно посмотрел на хозяина, и пошел себе из кухни вон.
Виталик осекся, проводил его взглядом, потом налил себе еще и залпом выпил.
—Да-а-а… — печально произнес он. — Ты, прав, Арчи. Ничего этого я не сказал, и ничего такого не сделал. А, значит, и слушать меня нечего…

Глава 2

Виталик снял с головы маску и выключил сварочный аппарат. Потом отошел на середину комнаты и оценил свою работу. Все было хорошо — радиатор стоял ровнехонько, и швов почти не было видно. Виталик любил, когда все получается хорошо, это подымало ему настроение. Он достал пачку «Золотой Явы», выудил оттуда последнюю сигарету, подкурил и с наслаждением затянулся.
Репяхин появился минут через двадцать. Он распахнул дверь, мелькнул по Виталику взглядом и вперился в новоприваренный радиатор. Минуты три Репяхин рассматривал радиатор, все больше сопя и наливаясь краской.
«Вот сволочь! — в досаде подумал Виталик. — Никогда ему не угодишь! Нормально же все сделал. Сейчас придираться начнет… Предупреждали же, что лучше не связываться. Плотники ему три раза пол перестилали, а он им половину денег тока отдал».
—Какого хрена ты тут понаварил?! — рванул со второй передачи Репяхин. — Я даже на глаз вижу, что он криво стоит!
«Сука жадная, — подумал Виталик, — платить не хочет, вот и начинает пургу гнать!».
Виталик вдруг замер и задумался.
«Такое чувство, что все это уже было», — подумал он. Потом помолчал немного, медленно произнес:
—Де-жа-вю…
—Что? — Репяхин осекся и несколько секунд рассматривал невозмутимое Виталикино лицо. Это лицо не собиралось пугаться и принимать любострастное выражение. Это разозлило Репяхина еще сильнее.
—Какое, бля, дежавю нахер?! Ты ни хрена не так все сделал! Я тебе как говорил делать?! Куда ты все это приварил, я тебя спрашиваю?! И ты еще за это денег хочешь?! Да я тебя завтра уволю! За такую работу, бля, руки ломать надо!!
Виталик смотрел на отекшее, красное от натуги, лицо и думал, что все повторяется. Все это уже было. Где и когда не имело значения. Важно, что одно и тоже дерьмо раз за разом к нему приходило снова.
—Заткнулся?! — буянил Репяхин. — Сказать нечего?! Вот тебе мое предложение: ты все сейчас переваришь, как я тебе скажу, а я подумаю насчет твоего увольнения. Если сделаешь нормально, тему закроем.
«Ну и что? Я типа совсем застрял в этом цикле? — спросил себя Виталий. — Опять промолчать, чтобы спустя какое-то время все снова вернулось? Ведь неспроста же оно возвращается. Вроде, типа знак… Жизнь тыкает в меня пальцем и говорит «Сколько можно, Виталик? Сколько можно быть неудачником? Пора становится человеком!», а я все не слышу, или понять не могу…»
Репяхин расценил молчание Виталика, как согласие, и продолжил уже спокойнее:
—Смотри сюда. Этот радиатор надо передвинуть левее сантиметров на десять. Это колено тоже…
«А что я, в конце концов, теряю? — продолжал мысленно рассуждать Виталий. — Эта сволочь будет мной помыкать, а я молчать должен? Ну, уволит, и что? Что я себе работу не найду?!»
—Облезешь! — вдруг сказал он.
Репяхин резко оглянулся. Потом пошарил глазами по сторонам, проверяя, нет ли кого еще в комнате, кому сие могло быть адресовано, никого больше не нашел, и вернул взгляд на Виталика. В глазах Репяхина быстро нарастала злоба и предвкушение садизского удовольствия. Он даже губы перекосил в кривую улыбку, представляя, как сейчас размажет этого засранца. Сотрет в порошок. С дерьмом смешает.
—У меня есть схема с размерами, которую ты мне нарисовал, урод, — мрачно произнес Виталик. — Я сделал все, как там нарисовано, можешь проверить.
Он достал из кармана лист, скомкал его и швырнул Рипяхину в лицо. Тот сначала опешил, но быстро вернул над собой контроль.
—Ты?! Мне?!! — взревел Репяхин и пошел на Виталика. — Да я те!..
Договорить ему не удалось. Виталик размахнулся и врезал прямо в эту трясущуюся красную рожу. Репяхин ахнул и опрокинулся на спину. Он лежал и глупо лупал глазами, в его блуждающем взгляде стояло недоумение.
Виталий сделал шаг к лежащему телу, чуть склонился.
—Ты все меня увольнением пугаешь, урод, — спокойно начал он. — Так вот засунь это увольнение себе в жопу. А должен ты мне штуку рублей за работу, которую я делал для тебя в свой собственный выходной. Как договаривались, так и должен. И ты мне их сейчас отдашь. Да, господин Репяхин?
—Ты… считай… уволен… — скосив на Виталика глаза, тихо выдохнул тот.
—Да и насрать мне на твое увольнение! — вдруг взорвался Виталик. — Ты у нас, бля, барин, совсем стал, да?! А мы типа тут батраки безродные?!
Виталик схватил Репяхина за отворот пиджака и дернул на себя.
—Что, думаешь, что если уволить можешь, так тебе все жопу лизать должны?! Дай-ка я тебя еще разок тресну!
Но Репяхин уже выудил из кармана портмоне и протянул Виталику тысячерублевую купюру. Тот взял ее, засунул в задний карман брюк, дернул еще разок для верности Репяхина за пиджак, отпустил наконец. Потом надел куртку, подобрал котомку с инструментами, оглянулся на все еще лежащего начальника и вышел восвояси.
На улице было прохладно и сыро. Виталик посмотрел на вечернее небо, затянутое тучами, и решил, что скоро пойдет дождь.
По дороге домой он зашел в магазин, купил сигарет, пару бутылок пива и «Вискас».
«Порадую Арчибальда», — подумал он с улыбкой.

Утро воскресенья выдалось дождливое.
Виталик открыл глаза, прислушался к шуму воды за окном, подумал, что его прогноз оказался верным, и что такие прогнозы поздней осенью почти всегда будут верными. Улыбнулся этому выводу, потом вспомнил вчерашний вечер, посерьезнел.
—Ну и хрен с ним, — сказал себе спокойно. — Все равно в этой жизни пора было что-то менять.
Он бодро выпрыгнул из постели, потянулся, накинул на плечи рубашку и пошел на кухню. Арчибальд приплелся следом и молча смотрел, как хозяин накладывает в его миску «Вискас». Следом кот засунул в эту миску свою морду и принялся аппетитно чавкать.
—Ешь, — добродушно сказал ему Виталик. — Сегодня у тебя царский завтрак…
Минуту Виталий наблюдал кошачью трапезу, потом отвернулся к холодильнику, прикидывая, чтобы такое съесть самому, открыл его, нашел кусок колбасы и сыра, достал, и включил чайник. Ожидая, пока тот закипит, Виталик перевел взгляд на окно. Там, за мокрым стеклом, черный скелет ореха размахивал своими скрюченными руками. Вся земля под деревом плотно укрывалась настилам светло-желтых листьев-лодочек. Вода барабанила по ним, подымая быстрые микрофонтаны.
«Куплю каких-нибудь конфет и поеду к бывшей повидать детей — вот чем я сегодня займусь! А завтра подумаем насчет работы», — решил Виталий. Он чувствовал себя легко и свободно.
Чай дышал ароматом. Виталий отхлебнул глоток и задумался. В сознание проявились лица детей и жены.
«И зачем я только довел все до развода?.. — подумал он с грустью. — Нормальная же баба, любила меня…  да и я ее… и дети…»

Глава 3

Виталик потянулся и застонал — поясницу прошило болью. Целый день он варил трубы, согнувшись  в три погибели. Успел все, даже то, что можно было доделать завтра. Сантехники пустили воду — нигде ни капли не потекло. И швы хорошие, ровные. Виталик был доволен своей работой, только вот спина болела.
«Завтра не разогнусь», — подумал он.
—Виталик, ты чего такой скособоченный? — спросил Саныч, заглядывая Виталику прямо в глаза.
Саныч числился плотником, имел худое морщинистое лицо, живой пытливый взгляд и крепкие руки. Всегда смотрел новости, дабы быть в курсе мировых событий и выписывал «Вокруг света».
—Устал, как собака, последние пять часов не разгибался. Варил раком, — пожаловался Виталик.
—Ну, это дело поправимое. Я уже и гонца за лекарством послал… вот и он.
Двери тихонько открылись, и в бытовку прошмыгнул, словно мышка, мелкий и прыщавый помощник Саныча Ваня.
Виталий замешкался. Ему не очень то хотел пить с Ванькой, у которого кроме сексуальной неудовлетворенности ничего в голове не было, но Саныч уже обнял Виталика за плечо своей аккуратной плотницкой хваткой и увлек к столу.
Ванька извлек из-под куртки литровую бутыль мутной жижи, приобретенной за полтинник у знакомой бабки, тут же достал стаканы, кусок сала и огромную головку лука. Саныч деловито порезал черствую краюху хлеба, тоненько нашинковал сало и  четвертовал луковицу. Потом откупорил бутылку, поднес горлышко к носу, принюхался. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
—Съедобная, — оценил он и разлил по стаканам.
 Над столом воспарил густой дух самогона. Виталик даже отшатнулся малость.
—Да ты ее не нюхай, — учил Саныч, — давай быстренько по первой, а там и вонять не будет. За здоровье…
Все трое быстро чокнулись и опрокинули в организмы содержимое стаканов.
Виталик едва не поперхнулся. Тут же схватил луковицу и чуть ли не запихал себе в ноздри. Немного перевел дух и откусил хлеба с салом.
—Крепкая, — произнес Саныч.
—Ага, — отозвался Виталик, — и противная, зараза…
Ванька хрустнул луковицей. Его глаза слезились, а из горла доносились утробные звуки.
—Ваня, ты как? — забеспокоился Саныч.
Тот только кивнул в ответ, мол «все нормально».
—Ничего, следующая лучше пойдет, — заверил Саныч.
—Ух, бля… — к Ивану наконец вернулась способность говорить. — Думал, помру… Эта… Сколько уже самогона перепил, а никак привыкнуть не могу…
Саныч снисходительно улыбнулся, потом по-отцовски похлопал Ваньку по плечу.
—Ничего, еще лет двадцать попьешь и привыкнешь, — заверил он и разлил по второй.

—…дерево — оно доброе, — спустя час рассказывал Саныч. — Дерево в руках держишь, и чуешь, что оно хорошее. Работать с ним хорошо. Это коли понимаешь его, конечно. Вот Ваньке до понимания дерева еще далеко. Ему дай доску или брус и скажи: пили тут, сверли там — он и пилит, и сверлит. Ежели на сук попадет, так по суку и отрежет. Не понимает дерева…
Ванька подпирал рукой голову, которая раскачивалась и норовила с руки свалиться, и пытался слушать Саныча.
—Вот ты, Виталик, к примеру, — продолжал Саныч, — ты сварщик от бога. А почему? Потому что ты свое дело понимаешь и любишь. Вот и я так с деревом…
Виталик чувствовал, что алкоголя  в крови более чем достаточно. Мысли обрывались на половине, не успев додуматься до концовки, следом улетучивалось и начало тех мыслей, а потом и вся цепь размышлений разваливалась на куски. Спина немного прошла, но осталась общая усталость, которая с каждой дозой самогона становилась все тяжелее и тяжелее.
«О чем он там?… — спросил себя Виталик. — А-а… дерево… опять он про дерево… всегда про него…»
—Слыхал, у нас новый зам директора, — вдруг сменил тему Саныч.
Изменение линии разговора взбодрило Виталика. Он поднял на Саныча глаза и спросил:
—Как это? А Петрович куда?
—А Петрович в жопу!.. — пьяно улыбаясь собственному остроумию, вставил Ваня.
—А кто его знает, — не обращая на Ваньку внимания, ответил Саныч. — Нового уже взяли. Зовут Репяхин Артем Лександрыч.
—А-а, начальство… — с презрением бубнил Ванька. — Репяхин-***хин… Работать надо, эта… галстуки, костюмы… говно!..
Виталий пожал плечами.
—Нам то что, — сказал он. — Мы люди простые, нам до начальства далеко.
—Не скажи, — Саныч погрозил Ивану пальцем. — Какое начальство, такие и подчиненные. А подчиненные — это мы с тобой.
Саныч взял бутыль и твердой рукой набулькал в стаканы.
—Я последнюю, и пойду, — сказал Виталий. — Устал я, да и жена ждет...
—Да чо ты, как маленький, эта… — тут же оживился Ванька. — Подождет твоя жена. Эта… Тебе сколько лет?  Давно надо было жену приучить, что муж с друзьями выпить может. Эта… имеет право…
Виталик вдруг разозлился. Нравоучения сопляка-недоумка, помноженные на его собственное затуманенное алкоголем сознание тут же вылилось в агрессию.
—Мне тридцать четыре, сынок. Еще раз чо-нить вякнешь на меня или мою жену, я тебя налысо рубанком обрею!
—Да лана тебе, эта… — тут же попустился Ваня. — Я ж ничо такого…
Виталик встал из-за стола, посмотрел в налитый стакан, со злости решил больше не пить, снял с крючка свою куртку и пошел на выход. Закрывая за собой дверь, он слышал, как Саныч кроет Ваньку трехэтажным матом, и в наказание заставляет сию минуту бежать еще за одной бутылкой, уже за свои деньги.
Виталик шел нетвердой походкой по вечернему пригороду и злился.
«На кой черт я сел с ними пить?.. Придурок этот, лишнюю стопку вмажет и несет всякую чушь… Стукнуть его надо было, что ли? Дык, совсем же еще пацан, убил бы ведь… А Маринка щас опять варежку раскроет, долбить начнет… Нет, ну что в самом деле, мне уже и выпить нельзя?! Отпахал сегодня, как трактор в поле, спины не разгибая, и что получу? ****юли от жены…»
Виталик открыл скрипнувшую калитку, прошел по мощеной плиткой дорожке и толкнул входную дверь. Злоба в его душе улеглась, осталась только пьяная тоска.
—Марин, я пришел, — возвестил он, стараясь, чтобы голос казался как можно трезвее.
Жена выглянула из кухни, сразу определила состояние супруга и скрылась опять.
«Начинается, бля!» — с вновь нахлынувшей злостью подумал Виталик.
Он громко захлопнул за собой дверь, разулся и пошел в кухню.
«Надо все это сварить раз и навсегда!» — твердо решил он.
—Ну? Чо ты надулась?! — с порога заявил он.
—Виталик, ты пьяный, — спокойно ответила Марина.
—Ну, есть малость, и что? Я сегодня вкалывал, как проклятый, что не могу и рюмку пропустить?!
—Не кричи, детей напугаешь.
Но Виталик уже орал.
—Кто, тут бля, хозяин?! Привыкла со своими интеллигентами в своей шарашке задницей вилять! Об искусстве разговаривать! Куда тут нам, с крестьянским рылом! — Виталик уже не понимал, что такое он выкрикивает. Алкоголь открыл шлюзы агрессии, а на сознание накинул темное покрывало. Животная злоба просто фонтаном била наружу. — Я же вижу, ты меня стыдишься! Это же позор — твой муж сварщик! Не инженер, не начальник, даже не бухгалтер — сварщик!
—Виталик… — печально произнесла Марина. — Господи, но почему всегда одно и тоже?.. Одно и тоже! Стоит тебе выпить лишнего, и ты начинаешь такую ахинею нести, что слушать невозможно…
—А послушать тебе придется! — мрачно процедил Виталик. — Ахинею! Какие мы слова знаем!..
Марина спрятала лицо в ладони.
—А может, ты мне рога наставляешь? Может поебывает тебя какой-нибудь твой сраный интеллигент? Потому то ты меня за человека не держишь, а?!
Марина отняла руки от лица и посмотрела на мужа мокрыми глазами. Ее губы дрожали.
—Что? Ты? Несешь?… Ты совсем спятил…
—Мы еще посмотрим, кто тут спятил! — Виталик схватил жену за руку и дернул к себе, но Марина вырвалась и выбежала из кухни.
Оставшись один, Виталик почувствовал вдруг себя таким вымотанным и уставшим, что готов был лечь и уснуть прямо на полу. Он поплелся в спальную, стягивая по дороге свитер, добрел до кровати и как был в штанах и рубашке повалился на постель. В голове стояла глухая дурь.
«Злой самогон какой-то попался…» — подумал Виталик, проваливаясь в сон, словно в собственную могилу.

На следующее утро Виталик проснулся от звона в голове. Будто ревун-колокол лупил своим молотом в черепе, так что тупые удары отдавались и в глазах, и в горле. Виталик прижал ладонь к лицу, чтобы глаза не выпали наружу, и попытался на слух определить источник звука. Наконец нащупал будильник, выключил.   
Жены уже не было. Детей тоже.
Виталик кое-как умылся, тщательно почистил зубы, лелея надежду, что это хоть немного смоет плотный перегар,  и поплелся на работу.
Весь день он ничего толком не делал. К обеду увидел Саныча, кинул ему «я эту гадость больше не пью», но тот только ухмыльнулся. Потом пошел в магазин и пообедал бутылкой пива. Дотянул кое-как до вечера — безделье и похмельное состояние выматывало сильнее работы, быстро переоделся и пошел домой.
Семья отсутствовала. В кухне на столе лежала записка:
«Мы уехали в Прибудки. Вернемся в воскресенье вечером».
С отступом ниже было дописано:
«Виталик, подумай хорошо обо всем. У меня  складывается впечатление, что семья тебе не нужна. Ты как напьешься, всегда устраиваешь бог знает что, а потом и говорить об этом не хочешь. Вроде так и надо. Если так все будет продолжаться, то лучше развестись».
Виталик разозлился.
«Нет, какая сука! Поехала на выходные к моей матери, а мне тут ультиматум ставит! Разводом меня пугать надумала!!!»
Он швырнул лист на пол, достал из кармана пачку «Золотой Явы», закурил. Постоял посреди кухни немного, потом сел за стол. В голове промелькнула мысль, что не плохо было бы выпить. Виталик заглянул в холодильник, но спиртного там не обнаружил.
«Откуда ему там взяться?» — задал себе Виталик риторический вопрос.
Он вернулся назад за стол, глубоко затянулся.
«Разводом меня пугать!.. Да и хрен с тобой! Хочешь развестись — разведемся!»
Немного успокоившись, он поужинал миской борща, отметил, что жена все же его без еды не оставила — сварила полную кастрюлю, и пошел смотреть футбол. Чуть позже заявился сосед, которому до зарезу не с кем было выпить, но Виталик его не очень то жаловал, пить с ним не собирался, потому без лишних проволочек выдворил его восвояси.
Всю субботу Виталик занимался хозяйством — сварил новую калитку, что собирался сделать уже месяц, покрасил ее и повесил вместо старой. Подлатал забор и отремонтировал в сарае проводку.
Просветление в голове не принесло просветленных настроений — укладываясь вечером спать, Виталик пребывал в мрачной уверенности, что с женой таки разведется.

Проснувшись рано утром, Виталик долго лежал неподвижно, рассматривая потолок. Ему приснился странный сон, и Виталик пытался в нем разобраться. В том сне он сидел на кухне, пил самогон и разговаривал с котом. Больше никого в доме не было — Виталик был в этом уверен, как и в том, что было это утро одного из воскресений поздней осени. Еще в том сне Виталик знал, что в доме не просто никого больше нет, там никто, кроме него самого и кота, не живет.
Ему вдруг почудилось, что открыл он случайно старую дверь какого-то заброшенного склепа и увидел там сырую и вязкую пустоту. И дыхнула эта пустота ему в лицо плесенью и страхом. Виталик поежился и натянул одеяло до носа, будто физически ощутил тот холод и  безысходность. На мгновение ему показалось, что это действительно может происходить, словно отошел он от своей жизни на пару минут, так, прогуляться и выпить бутылку пива, а вернулся и застал себя в воскресное утро, в полном одиночестве, распивающего самогон в компании кота.
«У нас отродясь котов не было… — с нарастающей тревогой подумал Виталик.  — Еще и имя такое странное…»
А тревога уже плотно засела в его душе.
«Что я делаю? — спросил он себя. — Зачем? Ведь нормально же все, сам же барагоз на ровном месте устраиваю. Жену мучаю, и детей… А они терпят все… На прочность все проверяю, а чего проверять то? Если за столько времени не развалилось, значит нормально сварено, по уму, добротно…  Ну уйдет она от меня, и что? Кому от этого легче станет? Мне вот вряд ли…»
Виталик вмиг принял решение. Он выскочил из-под одеяла, быстро умылся, побрился даже, оделся и пошел на автовокзал. До Прибудок было два часа езды, и всю дорогу он думал, как бы поделикатнее попросить прощение у жены. И еще он думал, что все же надо менять что-то в жизни — поскольку раз за разом он устраивает один и тот же концерт, значит, его таки в этой жизни что-то не устраивает.  А еще он думал, что странные фигуры выписывает судьба. Вот пришел бы к нему вчера приятель,  напились бы они, и спал бы он без всяких снов. И не поехал бы сейчас за женой и детьми, и таки развелся бы наверняка… 
Выйдя из автобуса, он уже принял решение уволиться и найти другую работу.  Подальше от Ванек, Санычей и проклятого самогона.
Дети играли во дворе. Светка первая увидела отца, входящего в калитку, и с радостным криком «папа приехал» бросилась ему навстречу. Виталик поймал дочь, поднял на руки и чмокнул ее в щеку. Следом примчался и Димка. Так, с детьми на руках, он и вошел в дом.

***
Виталик открыл глаза и прислушался к шуму воды за окном.
Жена еще спала. Ощущая во сне прохладу, она прижималась к мужу всем телом, и он чувствовал ее тепло. Виталик скосил на Марину глаза. Спящая, она всегда вызывала у него прилив нежности — во сне Марина казалась такой беззащитной, ранимой. Виталик улыбнулся ей и своим мыслям, потом тихонько выбрался из-под ее руки, встал, накинул рубашку и пошел умываться.
Закончив утренний моцион, он перебрался на кухню и включил чайник. Дети еще спали.
—Сделаешь мне чай? — послышался из комнаты сонный голос Марины.
—Конечно, — отозвался Виталий.
Спустя минуту Марина появилась на кухне, укутанная в теплый махровый халат. Она чмокнула Виталика в щеку, улыбнулась и приняла из его рук дымящуюся чашку.
—Кстати, ты мне вчера так и не рассказал, чем закончился твой разговор с директором, — сказала она.
—Да чем закончился… Шеф сказал, что доволен мной как бригадиром, и что видит во мне потенциал. Но поставить меня начальником участка не может, потому что у меня незаконченное высшее. Одним словом, посоветовал мне идти на заочное куда-нибудь.
—О-о! Ну, учиться никогда не поздно.
—Да, — согласился Виталий. — Я еще об этом не думал. Потом, как-нибудь…
Марина помолчала, потом перевела взгляд на окно.
—Ну и погода! — сказала она. — Виталик, надо бы ветки ореху подрезать, разросся сильно… и листья собрать, да сжечь.
—Прямо сейчас? — с деланной серьезностью спросил Виталик.
—Можешь прямо сейчас, — ответила Марина улыбнувшись. Ветер качнул дерево, и ветка хлестнула по стеклу. — Смотри, он нам окно разобьет.
—Подождем, пока дождь закончится, хорошо? К тому же мокрые листья сжечь не получится.
Виталий обнял жену и тоже посмотрел в окно. Орех и в самом деле разросся сильно. Его голые и костлявые ветви, темно-серые от воды, торчали во все стороны и доставали до окон.
«Не дерево — скелет…» — подумалось Виталику.
Вся земля под орехом укрывалась плотным настилом  бледно-желтых листьев, похожих на лодочки. Дождь стучал по ним, и отскакивал быстрыми мелкими брызгами.
—Знаешь, — сказала задумчиво Марина, — если жизнь — это дерево, а мы ползем по стволу от самого корня… ну, с рождения, то как мы узнаем, что когда-то свернули не на ту ветку?..
—Не знаю… — честно сознался Виталий. — Свернуть не на ту ветку — это сделать неверный выбор. Если выбирать правильно, то не придется задавать себе таких вопросов.
Марина оглянулась на мужа.
—Ты всегда выбираешь правильно? — спросила она улыбнувшись.
—Надеюсь, что да. Вот в тебе, например, я не ошибся.
—Попробовал бы сказать  другое!
—А если все же понял, что пошел не туда, — задумчиво продолжил Виталий, — наверное, надо вернуться немного назад и свернуть на другую дорогу…

Глава 4

Виталик медленно брел по тротуару. Был день, весна катилась к завершению, и грело-слепило уже по-летнему.
«Что ж все так плохо то?… — устало вопрошал  себя Виталик. — Третий экзамен завалил, а сессия закончится через неделю… Как я буду все это сдавать?…»
Он остановился перед ларьком, задумчиво проанализировал ассортимент напитков, выудил из кармана пригоршню мелочи, тщательно пересчитал. Потом осведомился у продавщицы какое имеется в наличии самое холодное пиво, расплатился, с досадой отметил, что оно далеко не ледяное, хотел было разозлиться, но вдруг передумал, откупорил и побрел до ближайшей скамейки.
Виталик сидел, отхлебывал из бутылки и слушал, как гудит город. Такой же шум и сумятица стояли у него в  голове.
«С работой тоже бог знает что!.. — вернулся Виталик к своим грустным размышлениям. — Попрут меня оттуда. А в результате, и учебу завалю и без работы останусь. Погнался, как говорится за двумя зайцами…»
Устроившись три месяца назад на работу в контору, изготовлявшую пластиковую одноразовую посуду, Виталик соврал, что учится на заочном отделении, то есть дневное время у него совсем не занято. И все было нормально до недавнего времени. А потом начальство прознало откуда-то про его вранье и очень рассердилось.
«Откуда они только узнали? Хотя, чему удивляться, доброжелателей хватает… Три месяца на лекции не ходил, естественно все препады озверели. Только фамилию мою увидят, сразу «а-а! наконец-то мы с вами познакомимся!», а у самих морды ехидные… Знаешь там, не знаешь,  все равно хрен сдашь… Может, бросить к чертям эту учебу?»
Допивать Виталик не стал — пиво быстро нагрелось и  выдохлось. Виталик сплюну, выбросил в корзину бутылку и поплелся в общежитие.
«Все бы ничего, так еще и с Ленкой не пойми что. Чего ей не хватает?! Из-за нее же и на работу  устроился, да и деньги все на нее потратил, а толку? Где она сейчас, что делает? И главное с кем? — Виталик почти физически ощущал где-то в нижней части легких тяжелую и холодную тоску. Он вставил в зубы сигарету, жадно затянулся. — Друзья ведь говорили, что зря я на нее повелся. Что она больше месяца еще ни с кем не задерживалась. А я им говорил «да? а со мной вот уже третий!» и был уверен, что так будет всю оставшуюся жизнь… Ну и кретин же я!..»
Виталик вдруг остановился.
«А чего я в общагу то иду? — спросил он себя. — Поеду я лучше домой. Проветрюсь, да и с мыслями соберусь».
Он развернулся и взял курс на вокзал пригородных поездов.

—Таки дела, мам, — закончил свою исповедь Виталик.
Он рассказал ей все без утайки, про институт и про работу, только про Лену не обмолвился ни единым словом.
Мать помолчала, потом сказала:
—Сынок, если считаешь, что институт тебе не нужен, бросай его. Я всю жизнь кладовщиком проработала в колхозе, ты же знаешь. Отец твой, царство ему небесное, водителем. И ничего, жили и живем. Дом вот построили, и тебя вырастили. Так что вернешься домой, и будешь тут жизнь налаживать. Плотники вон всякие, электрики, сварщики — мужицкие профессии всегда были нужны. Не пропадешь. Ты у нас не глупый, да и руки у тебя на месте. А ежели считаешь, что таки надобно тебе это образование, тогда грызи до последнего. Тогда до конца доводи, иначе всю жизнь потом жалеть будешь.
У Виталика аж мурашки по коже пробежали, настолько мать убедительно сказала, такие на первый взгляд простые слова.
Мать немного помолчала, потом продолжила:
—Ты поди еще ведь не все рассказал? — она хитро улыбнулась. — Ну да если не хочешь рассказывать, про амуры свои, то не надо. Я еще только вот что скажу: ты уже три года отучился, неужели еще два года не осилишь?
—Мам, да не в одной учебе дело то…
—Виталик, тебе уже двадцать четыре. Такие решения ты должен сам принимать. Все, что хотела, я тебе  сказала, а ты думай.
Виталик шумно выдохнул.
—Ладно, пошел я спать, чот устал… — сказал он.
—Иди, я постелила уже. Утром глядишь, и веселее все покажется…

Утром мама попросила Виталика посадить деревья.
—Я саженцы купила, хотела сама сегодня посадить, но раз ты приехал, лучше ты. У тебя рука молодая, легкая. Приживутся лучше…
Виталик вышел во двор, потянулся под утренним солнцем, подобрал лейку и пошел в сарай за лопатой и саженцами.
Орех он собрался было посадить в дальнем конце сада, но потом подумал, что тот разрастется и будет давать много тени, и решил, что место ему перед окном кухни, чтобы под ветками со временем поставить стол и лавочки. А грушу и абрикос посадил в глубине сада.
Смывая с рук землю, он думал, что совершенно не известно когда и какие ветки пустит тот молодой орех, или абрикос. Думал, что отлучись он лет на пять, или десять, и худенькие побеги эти будет не узнать. Вырастут они, станут большими и красивыми деревьями, и будут приносить тяжелые плоды. Или не вырастут. Умрут, засохнут. И останутся от них только худые костлявые скелеты. 
«Ну, брошу я институт, а толку? Возвращаться домой, и работать сварщиком? — думал Виталик. — Засохнуть… Получится, что не добьюсь я в этой жизни ничего самостоятельно. В лётное не пошел, передумал в последний момент. Институт брошу… Что-нибудь то надо в этой жизни уже до конца доводить!»
Он вернулся в дом, сказал матери, что все решил, а потому возвращается в город. Собрался, и поехала вытягивать сессию.

***
Уже смеркалось. Виталик припарковал свою «Тойоту» возле калитки, выключил фары и вошел в дом.
—Мам, — позвал он.
—Сынок приехал! — обрадовалась мать. Она обняла сына и увлекала на кухню.
—Садись, — сказала она. — Сейчас я тебя накормлю. Проголодался, небось?
—Есть малость, — сознался Виталий.
—Ну, рассказывай, как там у вас? Мать все реже и реже навещаешь.
—Мам, да работы море. И хотел бы чаще приезжать, да не получается.
Перед Виталиком появилась полная тарелка борща, стакан сметаны и гора пирожков.
—С чем пирожки? — спросил Виталик, наливая сметану в борщ.
—С картошкой и печенью. Я сегодня прям как чувствовала, напекла… А где твоя Вика? Почему ее с собой не взял?
—Да прихворала малость. У родителей осталась.
—Ну вот, не бережете вы себя там совсем…
—Да ладно тебе, мам. С кем не случается?
Мать села напротив Виталика, подперла рукой щеку и смотрела, как сын махает ложкой. Ее глаза светились добром и умиротворением.
—Мам, я завтра рано утром уеду. Мне в восемь надо уже на работе быть. Разбуди меня часиков в пять, хорошо?
—Хорошо… Торопишься все… Когда уже внуки у меня будут?
—Будут, будут. Не переживай.
—Ой, Виталик, что хотела сказать то, — вдруг вспомнила мать. — Мне знакомые в Прибутках  участок предлагают с домиком. Совсем задарма. Я тут подумала, что купили бы, а этот дом тебе бы остался. У нас там и родня кое-какая есть. Я бы перебралась туда, а ты бы тут обустроился, а?
Виталик прожевал пирожок, обдумывая материны слова, потом ответил:
—Не мам, не надо тебе в Прибутки перебираться, потому как я все равно в городе останусь. Работа там у меня. А насчет моего жилья не переживай. Не долго мне осталось квартиры снимать. Через годик-два свою куплю. Тогда и о внуках твоих подумаем.
—Ну, как знаешь…
—Я мам, может, вскорости свою фирму открою, — задумчиво продолжил Виталий. — Не все ж мне схемы разрабатывать, да канифоль нюхать.
—Совсем ты у меня взрослый стал, самостоятельный, — похвалила мать. — Смотрю и не нарадуюсь.
—Да ладно тебе, мам, — слегка смутился Виталик. — Мне уже тридцать четыре, конечно взрослый да самостоятельный.
—Для меня ты всегда будешь взрослеть, — с теплой грустью сказала она.
Виталик не стал спорить, только улыбнулся.

***
Виталий открыл дверь и оглянулся на Вику.
—Ну, пошли, что ли…
Вика отпустила котенка на порог и слегка подтолкнула ладонью.
—Арчи, давай, заходи,  — сказала она ласково.
Котенок оглянулся на нее, не очень-то понимая, что от него требуется, выдавил писклявое «мяу», потом заглянул в темный проем двери, повыискивал там чего-то глазами и, наконец, сделал три осторожных шага.
—Ну, зашел и будет, — нетерпеливо сказал Виталик. — Вика, заходи. А то нам тут до вечера торчать придется.
Жена переступила порог и подобрала котенка. Виталик вошел следом.
—Господи, даже не верится… у нас своя квартира. Наконец-то у нас своя квартира…
Вика оглянулась на мужа, ее глаза сияли. Виталик улыбнулся. Ему было радостно и спокойно.
—Я пока перевез только кровать, холодильник,  да пару стульев. После обеда завезем все остальное, — произнес Виталий, осматривая все хозяйским оком. — Так что сегодня ночуем уже тут.
Вика неторопливо обошла все комнаты и пришла на кухню. Там Виталик наливал в бокалы вино.
—Целых три комнаты! После тех кладовок, которые мы с тобой снимали почти четыре года, это не квартира, а целый замок! — поделилась она с мужем впечатлением.
Виталик поставил бутылку на пол и приложил ладонь к животу жены.
—Ну, нас скоро будет уже трое, поэтому и места станет поменьше.
Вика накрыла ладонь мужа своей.
—Скоро уже, — сказала она, опустив взгляд на свой живот.
—А потом и четверо… — добавил Виталик, хитро улыбнувшись.
—Сильно не разгоняйся, дай первого родить!
—Если парень будет, Димкой назовем, если девчонка… — Виталик задумался.
—Сказали же, что мальчик будет.
—Да кто его знает… Их приборы иногда ошибаются…
Виталик подобрал с пола бокалы и вручил один супруге.
—Давай, — сказал он, — за наше новое жилье, за нашего сына или дочь, за нас с тобой и все такое прочее хорошее!
Они звякнули стеклом.  Под ногами раздалось жалобное мяуканье.
—Ну что, Арчибальд, нравится тебе новое жилье? — спросил Виталик, беря котенка на руки. — Ах ты рыжий комок шерсти!
Арчи пискнул в ответ.
—Надо ему молока налить, — сказала Вика. — Сейчас я…
Послышалась трель телефона. Виталик выудил из кармана сотовый и поднес к уху.
—Да. Что там? — спросил он у трубки, немного помолчал, ответил, — Да не переживай. Он что, министр угольной промышленности? Подождет. Мы его ждали три недели, и он подождет… Что?.. Никуда он не обратиться, потому что обращаться больше некуда. Так как мы сделаем, ему никто не сделает, и он это знает. Месяц назад он совсем не так разговаривал, а сейчас гляди-ка — осмелел! В общем, не переживай. Я завтра с ним сам поговорю. Мне грузовик сегодня после обеда нужен, помнишь? Ага. Ну все, пока.
—Хватит уже работать, — сказала Вика, прижимаясь к мужу. — Хоть в воскресенье побудь с семьей.
—Да все уже…
Он обнял жену одной рукой и увлек ее к окну.
—Погода портится, как бы дождь не пошел, — сказала Вика.
Виталик смотрел в окно. Во дворе росла старая липа. Ее ветви доставали до третьего этажа, и ветер качал их, срывая последние листья, перед самыми окнами. Виталик перевел взгляд на блеклое небо. На юге оно темнело, сливаясь с горизонтом в единую темно-серую массу.
—У матери сейчас, наверное, ливень шпарит… — задумчиво произнес Виталий.
Он достал из кармана пачку Kent, выудил сигарету, подкурил. Помолчал немного, всматриваясь в небо, потом продолжил:
—Знаешь, я в школе мечтал быть военным летчиком. Уже документы в летное сдал после десятого класса, и даже медкомиссию почти прошел… А потом вдруг передумал…
—Почему передумал?
—Не знаю. Как-то вдруг решил, что мне это не надо.
Вика подняла глаза на мужа.
—Жалеешь?
Виталик  задумался. Потом пожал плечами, ответил:
—Да нет. В школе все пацаны хотят быть летчиками, космонавтами или шпионами там всякими. Чем опаснее профессия, тем сильнее она притягивает пацанячее сердце. А потом взрослеешь, и понимаешь, что не так уж и важно, осуществил ты свою детскую мечту или нет. В жизни полно вершин, которые можно и нужно покорять, и небо всего лишь одна из них.

Глава 5

Доктор долго смотрел на снимок, держа его на вытянутой руке. Лампа просвечивала негатив, рисуя на черном фоне прозрачные контуры черепа. Доктору что-то там не нравилось — он щурил один глаз и недовольно морщился. Потом опустил руку, постоял неподвижно в задумчивости, затем поднял снимок снова  и вперился взглядом в Виталикин череп.
—Нет, — наконец сказал он.
Виталик молча ждал.
«Блин, — думал он. — Четыре часа уже по кабинетам бегаю. А этому что-то не нравится… Он же последний, я уже на электричку опаздываю».
—Возможно, это просто помарки при проявке… — казалось, что доктор говорит сам с собой. — Вот эти затемнения… если они действительно есть,  значит, пазухи предрасположены… Для плотника, или скажем сварщика, это значения не имеет. Даже для врача. А вот для летчика очень даже… При перегрузках все это выплывет сразу же, можно сознание потерять прямо в самолете…
«Блин! — с досадой подумал Виталик. — Чо он меня грузит? Да кто меня в кабину пустит, если я тесты не пройду?! Сказал бы уже нормально «парень, тебе не летать, даже не думай!», так нет, начинает сопли разводить!»
—Переделай этот снимок, я сейчас тебе  талончик выпишу, и приходи снова, — наконец подытожил доктор.
—Сколько на это у меня есть времени?
—Неделя.
Виталик кивнул, взял протянутый ему снимок и вышел из кабинета.

Глядя, как за окном электрички мелькают деревья, Виталик думал, что совсем не знает, зачем он идет в летное училище.  Последние несколько лет он даже не задумывался о том, что кроме военных летчиков в мире полно других профессий. В школе он по-настоящему учил только математику и физику, да интенсивно занимался спортом. Одним словом, готовил себя к небу. Но школа закончилась. Жизнь рассовала друзей-одноклассников кого куда. Кто-то пошел на завод, кого-то забрали в армию, а кто-то подался учиться дальше.
«Зачем мне это летное училище? — спросил себя Виталик. — Военный, это же режим там всякий. Подъемы, отбой, все по расписанию… Нужно это мне?.. Вон Андрюха собирается в радиоэлектронный институт документы сдавать, что он лучше меня электронику знает? Да я его схемы перепаивал постоянно! А электроника она везде нужна… Урод этот еще со снимком своим… Откуда ему знать, что у нас снимок сделать — это целая проблема. Может, потому там и пятна какие-то — потому что фотоаппарат этот дебильный не работает два дня из трех… А что летчик? В сорок-сорок пять уже в запас уходит, здоровье, оно ведь не железное, в конце концов, такая работа кого хочешь согнет. Сколько читал про это... Может не морочить голову, да идти с Андрюхой? Вместе устроимся в общагу, все ж веселее будет. А в казарме ни одного лица знакомого, тоска да и только…»
Выйдя на своей станции, Виталик, уже порядком уставший от внутренних терзаний, решил кинуть монету.
—Что выпадет, то и будет, — сказал он себе и полез в карман.
«Орел — училище, решка — институт».
Монета кувыркнулась в воздухе и приземлилась на раскрытую ладонь. Решкой вверх.
—Ну, значит, так тому и быть… — решил Виталик и, слегка успокоенный и даже повеселевший,  неспешно поплелся домой.

Виталик вошел в свою комнату и замер. Ему вдруг показалось, что попал он не туда. Словно забрел по ошибке в жилище совсем другого человека. Что-то тоскливое поднялось из низа живота и обдало прохладой легкие и сердце.
 Все было на своих местах. Стены, заклеенные  фотографиями истребителей, не один год вырезавшиеся из «Военного обозрения» и «Техники молодежи». Модели «Мигов» и «Сушек», свисавшие на капроновых нитках с потолка. Полки с мемуарами летчиков и талмуды по аэродинамике и астрофизике. Паяльник на столе и кучи радиоэлементов…
Виталик задержал на паяльнике взгляд и подумал, что теперь это единственное, что нужно оставить. Все остальное надо снять и спрятать куда подальше, потому что отныне, это останется в прошлом, к которому уже никогда не вернуться.
«Прямо сейчас!» — твердо решил Виталик, но с места не сдвинулся.
Спрятать было мало. Нужно было уничтожить, похоронить. Чтобы  даже вспоминать было нечего.
Виталик подошел к стене и оторвал фотографию «Мига».  Там, на фоне ярко-синего неба самолет  набирал высоту. Стремительный и сильный, он рвался прочь от земли. Виталику показалось, что он чувствует, как пилота вжимает в кресло. И еще он знал, что летчик счастлив, и что никто никогда не увидит под черным стеклом гермошлема тихую улыбку превосходства. Улыбку победы над гравитацией, над невозможным, над собой…
Виталик уронил снимок, сел на кровать и обхватил голову руками. Он вдруг абсолютно ясно понял, что в эту самую минуту дорога уводит его в сторону, что еще чуть-чуть и никогда ему не испытать то, что испытывает летчик на той фотографии.
«Если я не пойду в летное, тем более не попробую в него поступить,  я буду жалеть об этом всю свою жизнь…» — пронеслось у Виталика в голове.
На следующий день он отправился в поликлинику делать новый снимок.

***
—Сто второй. Прошу разрешение на запуск.
В эфире пауза.
—Сто второму запуск разрешаю, — доносится наконец.
С легким толчком  запускаются двигатели. Воют, набирая обороты.
—Сто второй. Вырулить, — запрашивает Виталий.
—Сто второму, выруливайте, — отзывается эфир.
Машина плавно трогается с места.
—Сто второй. Прошу разрешения занять полосу.
—Сто второму полосу занять разрешаю.
Машина разворачивается на полосе и замирает. Двигатели свистят, мелко дрожит корпус.
—Сто второй. Прошу разрешение на взлет.
—Сто второму взлет разрешаю.
Двадцать шесть тонн металла срываются с места и несутся по взлетной полосе. Виталий тянет рычаг управления двигателей, скорость растет, тело вжимается в кресло. Тяга в тридцать тонн развивает колоссальное ускорение. Виталий  поднимает рули высоты, самолет задирает нос и тут же отрывается от земли.
«Форсаж не выключать, убрать шасси».
Под зеркальным стеклом гермошлема не разглядеть тихую улыбку. Стрелка высотомера ползет выше и выше.
«Положительный тангаж тридцать семь градусов».
Так, под углом, самолет уносится в небо, словно выстеленный  в  звезды снаряд.
Восемнадцать тысяч — заданная высота, дальше горизонтальный полет. Виталий  выравнивает машину, стрелка вариометра замирает и откатывается на ноль. Курс на север.
Скорость два и пять маха, два и шесть маха, два и семь… Звуковой барьер давно остался сзади.
«Выключаем форсаж».
Солнце сияет ослепительным шаром. Скорость нагрела машину — пальцами без перчаток до фонаря не дотронуться.
«За бортом минус пятьдесят два».
Небо густо синее, сияющее. Такое небо никогда не увидишь с земли.
Заполярье открывается белоснежной равниной. Облачности нет, и земля сверкает и слепит чистотой. Мелкие детали рельефа  смазываются расстоянием,  но большие рисуют едва различимые замысловатые узоры.
«Наверное, так же выглядит Оберон… Если, конечно, вывести его на орбиту Земли…»
Царство льда и снега простирается за горизонт во все стороны. Ни конца, ни края.
«Заданный район».
—Сто второй. Приступаю к выполнению программы.
—Понял сто второй. Мы тебя видим.
Два тумблера вверх, красные индикаторы мигают секунду, Виталий косит на них глаза. Еще мгновение и загораются зеленым.
«Порядок».
Виталий медленно выпускает из рук рычаги управления. Автоматика выполняет маневр, самолет делает плавный разворот.
«Крен, тангаж, высота, скорость, тяга…» — Виталик бегает глазами по приборам. Все в норме. Теперь можно кинуть беглый взгляд на ледяной пейзаж. Один маленький взгляд, сфотографировать в память, чтобы вспомнить потом.
Накрененная машина открывает хороший обзор. Внизу по-прежнему слепит белизной снежное покрывало. Если не дай бог придется делать здесь вынужденную посадку, или катапультироваться… Все это снаряжение, от фляжки спирта в одном кармане до пистолета в другом — не больше, чем попытка убедить пилота, что он может выжить. Там внизу минус сорок пять. Как долго ждать спасателей? Заполярье просто так не отпустит. Останется только выпить спирт и застрелиться… Виталий улыбается, и посылает куда подальше все эти мысли…

—Сто второй. Прошу разрешение на посадку.
—Сто второму посадку разрешаю.
Круг для захода. Высота восемьсот.
«Уменьшаем тягу, сбрасываем скорость, держим глиссаду. Боковой ветер, поправка сорок…»
 Высота сто пятьдесят, сто. Шасси выпущены.
«Элероны…»
Скорость двести шестьдесят. Колеса касаются  бетона. Машина, плавно опуская нос на переднее шасси, бежит по взлетно-посадочной полосе.
«Дома…»

***
—Товарищ майор, разрешите обратиться, — сказала Наташа, хитро улыбаясь.
—Обращайтесь, гражданская, — с деланной серьезностью разрешил Виталий.
—Может быть, вы оторветесь от разглядывания вечернего города и нальете мне вино?
Наташа подошла к нему и обняла одной рукой. Виталий перевел взгляд на остаток вина в ее бокале, потом на бутылку, которую держал в руке.
—Дозаправка в воздухе, — доложил он и налил ей до краев.
Небо над городком прочертили две черты. Стекла едва заметно задрожали.
«Ушли на ночное патрулирование…  — подумал Виталий. — Хоть и поздняя осень, а погода добрая. Для полетов самое оно…»
Он чокнулся с Наташей, пригубил.
—Хорошее вино, — задумчиво произнес Виталий, наслаждаясь густым терпким ароматом.
—Ты это уже говорил.
—Угу…
—Откуда орехи? — спросила Наташа, узрев на столе конфетницу, полную грецких орехов.
—Товарищ на родину ездил, я его просил к матери зайти, денег передать малость, да весточку… Она его тут же по всей форме дальнего беспосадочного перелета снарядила — сало, чеснок, масло подсолнечное домашнее, да пакет орехов… — Виталик помолчал немного, словно вспоминая что-то, потом продолжил. —  Я орех этот посадил, когда уже год в училище отучился. Весной… Когда же это было?.. Семнадцать лет назад.  Сейчас уже листья сбросил…. До сих пор плодоносит, представляешь?.. А листья у него идеальной формы. Все один в один. Похожи на лодочки. Такие, как наконечники копий африканских бедуинов.
—Ну и сравнения у тебя! Я отродясь этих копий не видела…
Виталий усмехнулся и продолжил:
—Осенью они становятся бело-желтыми. Орех сбрасывает их за неделю-две, все листву до последнего листочка, и стоит голышом, а ветки у него разлапистые и костлявые. Сейчас, наверное, разросся, так что уже и в дом ими упирается.
За окном ветер раскачивал голую березу. На тонких гибких ветках порхали последние листья. Виталий остановил на дереве взгляд и долго смотрел.
—Ты скучаешь по дому? — спросила Наташа.
—Не очень. По матери больше…
Сумерки быстро сгущались. Ночное небо зажигалось звездами.
—Знаешь, — сказал  Виталий, — есть звезды, которые в сотни и даже в тысячи раз больше солнца. Если такую звезду поместить в центр нашей солнечной системы, она поглотит орбиты всех планеты, включая орбиту Сатурна. А есть звезды размером с луну, и даже еще меньше… Смотри, вот Орион, правая нижняя звезда это Ригель — бета Ориона. Одна из самых близких к нам звезд. До нее восемьсот двадцать световых лет. То есть, со скоростью света придется лететь восемьсот двадцать лет.
—Многовато…
—Ничего … Придумаем новую физику, построим новые двигатели…
—Ты романтик.
—Не совсем… Когда тебе двадцать и ты мечтаешь о звездах — это романтика. Когда ты в сорок  мечтаешь о звездах, но никакого отношения к ним не имеешь, ты, скорее всего, неудачник. Я ни тот, ни другой…
«Жаль, что ей нельзя рассказать все…» — подумал Виталий.
Наташа вдруг отстранилась и заглянула Виталику в лицо.
—Тебя взяли в отряд… — выдохнула она.
Виталий промолчал. Он даже не улыбнулся, только его глаза блестели веселыми искрами.
За окном ветер сорвал с березы последний лист и унес в ночную темень.