Что умрет после надежды

 Хочеться курить и не очем не хочеться думать. Хочеться уткнуться в кого-то, как в последнюю надежду. Надежду на что? Да и какую последнюю, если вся жизнь впереди, и ты ни к чему не привязана... Но кажеться - последняя. И я знаю - это надежда остаться собой, не расстаться с детством. 
 Зубами держусь за это ускальзающее детство, когда ты можешь улыбаться людям просто так, без причин и плевать на то, что что-то не случается. Ночь поплакав в подушку, утром насвистывать. Но детство - песком сквозь пальцы. Наивность сменяется безразличеем, безразличие цинизмом... А потом испаряется всё и остается сухой остаток - цинизм. А я не хочу туда, в это цинично-взрослое выдыхаемое с дымом и заедаемое воблой: "****ец какая жизнь...". У меня она еще "Охуеть какая!" - так звонко, как по гитарной струне, как пощечину: "Охуеть!", а когда-то совсем давно она была не такая и не другая, а просто цветная, просто "ТАКАЯ"  лежащая в кружевах света на песчаной дорожке убегающей куда-то и пахнущая разомлевшими в июльском полдне соснами. Теперь жизнь все больше пахнет паленой резиной автомобильных шин, модными духами, чужими руками... Но пока еще и весной! А весна, как известно, ожиданием. От него ток по телу. Напряжение в 1000 вольт. Кажеться сейчас взрыв!..
 ...Но позже - ток перерастёт в одеревенение. И я буду деревянным прокуренным голосом смеяться над собственными неудачами. Буду говорить, жалующейся птичьим клювиком, подруге, так жестко и колко: "Пошли все нах! люби себя и жизнь" и, ссылаясь на собственный опыт, буду ёрничать над поворотами судьбы. Подруга будет смеяться и ей станет спокойно и надежно от моих грубых слов. Она не поймет, что я ей завидую. Завидую, что она может жаловаться по-птичьи нежно, плакать и на кого-то опираться. А я... Я привыкла уже опираться на себя. Затянус крепкой сигаретой и буду думать о ней: "Глупая, считает, будто я счастлива, будто я с жизнью на "ты", раз не боюсь перемен и предательства. Глупая. Потому, что не понимает - все это смерть, а ее сомнения и боль - жизнь. Мне тоже бывает больно, но по другому, как дереву - безмолвно и сухо. Слезы - сигаретный дым, жалобы - коньяк залпом.
 По утрам я буду просыпаться, и посылать сиплым со сна матом издателей. Они будут думать - "Слава..." Я буду думать - "Исписалась..." а потом вспоминать почти уже безразлично, что когда-то был ток и когда-то хотелось уткнуться в кого-то, как в последнюю надежду... И пока надежда была - был ток, и была "Охуеть какая жизнь"... А потом надежда умерла. Умерла тихо, без мук - просто не открыла утром глаза. Я открыла, а она нет. И тот, в кого хотелось уткнуться открыл... Мы увидели рядом по чужему человеку. неловко поежились и с тех пор жизнь стала "****ец какая" - так прокуренно и интимно - "****ец!"
 А потом, когда нибудь, не открою с утра глаза, как та надежда. Они скажут "В свои сорок,сгорела, как свечка" или "Ее сжег талант". Банальности. А врач подъитожит: "Инсульт". - У нее были слабые сосуды и неправильная жизнь - пояснит он той самой подруге с птичьим клювиком и молодому человеку, которому, в сущности, плевать. Ночью он утешиться моей же клювастой подругой.
 А кто-то чужой скажет, что моя жизнь удалась. А потом, помолчав, добавит: "только личная - нет..." Это будет умный ЧУЖОЙ, ведь близких у циников небывает.