Fraulein Unija Фройляйн Юния

Солнечный луч скользил по травяной глади школьной доски – самой обыкновенной,  из тех, что висят и в престижных гимназиях, и в школах северных  деревень – вообще, школьные доски – самые удивительные – столько всего пишется на них, стирается и снова старательно выводится руками ребёнка и взрослого; каждый год в классы приходят новые люди, пишут мелом новые слова, а доски всё те же.  Интересно, у них есть память? Говорят, зеркало может запомнить то, что в нём отразилось однажды; а школьные доски помнят написанное? Вот бы у них спросить…
Итак,  луч солнца скользил по зелёному атласу школьной доски, которая и школьной-то называться не могла, потому что висела не в классе, а в комнате дома на улице Л…й. Луч спотыкался иногда о буквы немецких слов, уверенно написанных женской рукой с часиками на кожаном ремешке. Немецкие слова, наверно, самые длинные в мире, и  обладательница часиков устала, дописывая  до конца стихотворение, которое должны были выучить её  маленькие ученицы к следующему уроку. Почёрк был на редкость красивым, как её глаза,  которые никто не мог описать, – потому что нет слова,  в котором отражена Истинная  Красота. «Красивый» – не то слово, оно банально, как скучный вид из окна, так говорят о почерке или одежде.
Ученицы – Глаша и Оля – девочки лет десяти в синих одинаковых платьях,  под цвет глаз,  внимательно следили за своей учительницей, стараясь угадать, когда же она всё-таки отпустит их поиграть.  Солнечный  луч звал  сестричек  скорее на улицу, во двор, к качели и классикам, но фройляйн всё ещё писала и писала  стихотворение о русалке Лорелее. В открытое по случаю духоты окно проникали обычные звуки улицы в майский день – клаксон автомобиля, шуршание метлы дворника, хохот соседских детей,  шум ветра,  и девочкам было довольно трудно вообразить себе русалку, сидящую на скале в бурную ночь.  Им было скучно,  и всё нетерпеливей поглядывали они на часы, висящие над доской. Наконец Оля не выдержала:
- Фройляйн, разрешите нам идти, пожалуйста! Мы всё-всё хорошо
выучим, только отпустите нас гулять!
Хозяйка прекрасных глаз  перестала писать и обернулась  к  девочкам. Брови её удивлённо приподнялись.
-  Мы ведь только начали, Оля! Мы и так мало занимались на этой неделе! Ты уже всё переписала? Покажи мне тетрадь, пожалуйста, - фройляйн подошла к столу Оли и Глаши. -  Молодец, ты так быстро всё делаешь. А ты, Глаша? ты успеваешь за мной? – она взяла тетрадь другой сестры.
-  Да, фройляйн, - потупив глаза, ответила Глаша; на самом деле, писала она очень медленно  и частенько заглядывала в Олину тетрадку,  если не успевала что-то списать с доски. Глаша была старше сестры на один год,  но была намного меньше и слабее Оли. Немецкий ей давался с трудом, Оля же делала большие успехи. Тем не менее, по другим предметам Глаша училась намного лучше сестры.
- Хорошо, девочки, я отпущу вас, но с условием, что это в последний раз и вы никому не скажете, договорились? – сказала фройляйн, с улыбкой дописав стихотворение в Глашиной тетради до конца. 
-  Да! да! Милая фройляйн, спасибо! – радостно закричали сестрички. Они убрали тетради и учебники в шкаф и бросились вниз, на улицу, так быстро, что фройляйн услышала только топот маленьких ножек, сбегающих по лестнице, касаясь ступенек только носками.
Мгновение – и голоса девчушек зазвенели во дворе. Фройляйн медленно вымыла доску  и подошла к окну: внизу две фигурки в лёгких синих платьицах играли в классики.
«Господи, зачем им немецкий язык?! Да ещё в мае, когда учить его совсем не хочется! Даже мне скучно!» - подумала Юния. - «Взять бы и уволиться и больше никогда не мучить маленьких девочек! Душно как здесь!!!!!!»
Она затворила окно, чтобы не было сквозняка,  и вышла из классной в тёмный прохладный коридор. Чтобы попасть в свою комнату, Юнии нужно было пройти через весь дом; несмотря на позднее утро, она никого не встретила, даже горничной, которая в это время обыкновенно наводила порядок.
Комнату свою Юния всегда закрывала на ключ, чтобы никто посторонний не мог заглянуть туда без её ведома.  Но в этот день в спальню фройляйн всё-таки кто-то сумел зайти и покопаться в её вещах. Всё было разбросано, как попало, ящики вывернуты, чемодан, обычно стоявший в шкафу, лежал раскрытый на кровати, а платья разноцветной кучей валялись на полу. В комнате удушливо пахло ванилью.
Открыв дверь, Юния  оцепенела: ключ был один и постоянно лежал
в кармане её рабочего платья, и вряд ли кто-то мог взять его. Она открыла настежь окно и попыталась догадаться, кто же был у неё в гостях в её отсутствие. Запах ванили был знаком ей, но она никак не могла вспомнить, у кого же такие ужасно-вульгарные духи.   Кто же это мог быть? Горничная вряд ли осмелилась бы, экономка тоже. Минуточку, ведь  наверняка есть запасные ключи от каждой комнаты,  вот только у кого и где они хранятся? Скорее всего, у экономки, Александры Владимировны, и если это не она рылась в вещах Юнии, то вполне может знать, кто взял второй ключ. Кое-как прибравшись, Юния пошла к экономке. Та разбирала новую посуду,  заказанную к годовщине свадьбы господ и только что принесённую из мастерской. Александре Владимировне было уже под семьдесят, но она тщательно следила за собой: седые волосы подсинены, всегда чистое и хорошо выглаженное платье, модные туфли, ухоженные руки  - и выглядела просто великолепно.
- А, это вы, фройляйн! Доброе утро! – поприветствовала она учительницу, едва та зашла в комнату,  бывшую кладовой.
- Доброго дня, Александра Владимировна! Скажите, вы не знаете, что мог зайти в мою комнату? Там был страшный беспорядок, когда я вернулась после занятия!
-  Может быть, Анжела, горничная? Но ведь вы сами убираете у себя. Ключ только у вас.
- Да,  но я подумала, что есть запасной и кто-то воспользовался им…
- Да, есть, но он  лежит у меня, – женщина открыла ящик стола и достала ключ, - вот он, фройляйн, смотрите.
- Странно,  как же неизвестный попал в мою спальню? – Юния задумалась. – Что ему было нужно? Как вы думаете, Александра Владимировна, кто это мог быть?
- Извините, фройляйн, мне некогда заниматься чужими проблемами. У меня очень много хлопот по дому.  Извините ещё раз, фройляйн, - с этими словами экономка снова заняась посудой и перестала обращать на девушку внимание.
Юния торопливо вернулась к себе и обнаружила, что дверь в комнату распахнута настежь, а вещи снова разбросаны.
- Что за чёрт! –простонала девушка. -  Кто меня так донимает?!
Юния повалилась на кровать, прямо на одежду, лежавшую там, и заплакала; вскоре она заснула.


Когда Юния проснулась, был уже  поздний вечер, в комнате было душно, несмотря на открытое окно, дверь заперта. Какое-то время девушка просто лежала и смотрела в темноту, ей было жарко и она растегнула несколько пуговиц своего платья.  Вдруг она поняла, что больше не хочет жить в этом доме,  где так бесцеремонно роются в её вещах и  где даже слуги называют её «фройляйн» , видимо,  не помня имени. Может быть, никто и не удивился, что почти целый день она пробыла у себя.  «А что если действительно уйти отсюда? Только куда я пойду?» - подумала Юния. – «Может, К. примет меня на несколько дней, пока я не найду себе комнаты? Нет, он женат уже... Как же душно! Я просто задыхаюсь здесь!.. А если уехать? Но куда? А ещё можно умереть – это проще всего….»
Она встала,  подошла к зеркалу и медленно разделась. Юнии было 22 года, но выглядела она немного старше своего возраста; её, к счастью, никогда не считали красавицей; К. когда-то очаровали её глаза – прекрасные, немного печальные и радостные одновременно, волосы, густейшие, отливали тёмным золотом, кожа молочно-белая с редкими каплями шоколада родинок. Больше всего на свете Юния любила прижаться щекой к щеке любимого  и ощущить отросшую щетину… но это было в прошлом, а сейчас Юния, полуобнажённая, смотрела в зеркало на себя саму и думала, как славно было бы иметь кинжал,  чтобы зарезаться именно в эту минуту и потом смотреть, как алая и вишнёвая - из артерии и вены - струи крови сливаются в одну, красную, стекая по белой коже…
Боже, как душно! Опять этот запах ванили! Юнни стало страшно, она вся напряглась, и вот ей уже показалось, что она видит отражение чьего-то лица позади себя. Юния резко обернулась и увидела К.
- ТЫ?!- только и смогла произнести ошеломлённая Юния.
- Я, - улыбнулся К. – Я пришёл к тебе, не прогонишь?
- Не прогоню, -  ответила Юния и торопливо накинула на себя какую-то рубашку. –Только скажи, зачем ты пришёл  и как сюда попал.
- Твоё окно открыто, рядом большое дерево – догадайся сама, как я пришёл.
- Неужели, это ты, милый К.?!даже не верится! – Юния подошла к нему и обняла его. К. – настоящий, невыдуманный, неприснившийся, а живой, реальный. Страх прошёл, мысль о самоубийстве исчезла.
- Юния, ну почему же не верится ?! Юния, любимая, я пришёл, чтобы забрать тебя отсюда! Тебе плохо здесь, в этой комнате, в доме, где твоё имя не могут запомнить…может быть, сядем?
- Да, сядем,  мне нужно прийти в себя, -ответила она.
Они сели на край кровати, К. взял руку Юнии в свою и продолжил:
- Ты уйдешь со мной сегодня, поняла, Юния? Ты не останешься здесь больше ни на минуту. НЕ БЕРИ НИКАКИХ ВЕЩЕЙ. Всё пропиталось этим ужасным запахом ванили…
- Ты тоже его ненавидишь?
- Да, милая, да. Ты  пойдёшь со мной?
- Куда угодно. Кстати, а куда? Давай уедем в Берлин? Я так хочу там жить, даже немецкий выучила,- Юния мечтательно улыбнулась и прижалась к щеке К.  – Какой ты колючий! – она тихонько засмеялась. – Ты сказал, что сегодня ночью? Как славно! Больше никаких уроков!Наверно, нужно написать им, что я уехала.
Записку не сразу найдут…Лучше всего в классной, на доске, Глаша и Оля придут, а меня – нет!!!Они учат Гейне, а меня – нет!  Лорелея расчёсывает золотые кудри гребнем, а меня –нет!!!!- Юния уже хохотала, как безумная.
- Тише, Юния, всех разбудишь…Хочешь всё-таки написать им что-то?
- Хочу! Пойдём вместе! – она схватила К. за руку и повела за собой в классную.

Мел крошился и плохо писал, но Юнии удалось нацарапать им несколько строк:
«Не ищите меня!!! Я уехала далеко-далеко вместе с К.  ЮНИЯ»
К. сидел на краешке стола и смотрел, как она пишет, как крошки мела падают на её рубашку и оставляют беловатые следы, скатываясь вниз по шёлковой ткани.
- Значит, ты меня всё ещё любишь? – спросил он.
- У тебя есть сомнения? Я иду с тобой, К., куда ты захочешь, - Юния подошла к нему.
- Я умер, Юния, сегодня ночью. Ты пойдёшь со мной?
- Ты серьёзно? Но … этого быть не может.. Ты же здесь, со мной, живой, настоящий, ты не похож на привидение, К.! – она погладила его по щеке – Твоя кожа тёплая, ты жив!
- Я действительно мёртв, Юния. Я так сильно хотел увидеть тебя, что смог уговорить свеого ангела смерти подождать немножко. Ты недавно думала о самоубийстве, и я отважился попросить тебя уйти со мной. Ты согласна? – в голосе его прозвучала мольба.
Юния ничего не ответила. После этих страшных слов К. в ней будто что-то сломалось, реальность стала кошмарным сном.
- Ты согласна? – снова спросил К.
- Да, - наконец проговорила она. Горло ей сдавило холодной рукой страха.
- Обними меня, пожалуйста!
Юния послушно прижалась к его груди. К. вынул из кармана маленький стальной кинжал и аккуратно, как макают кисть в нежную краску, вонзил клинок  в белую кожу, под которой билась в такт с сердцем сонная артерия.

Солнечный луч скользил по травяной глади школьной доски – самой обыкновенной,  из тех, что висят и в престижных гимназиях, и в школах северных  деревень – вообще, школьные доски – самые удивительные – столько всего пишется на них, стирается и снова старательно выводится руками ребёнка и взрослого; каждый год в классы приходят новые люди, пишут мелом новые слова, а доски всё те же.  Интересно, у них есть память? Говорят, зеркало может запомнить то, что в нём отразилось однажды; а школьные доски помнят написанное и увиденное? Вот бы у них спросить…