Глава 4 Куда мой мед деваться мог?

Влад отшвырнул папку с бумагами по делу об оборотне подальше, плюхнулся на кровать, развязал галстук и с наслаждением потянулся. Этот случай выпил из него все соки, да еще Любочка так некстати запросилась в отпуск…
Любочкой звали секретаршу Владика. Чрезвычайно застенчивая, милая Любочка путала даты и имена, номера телефонов и адреса, но на нее абсолютно невозможно было сердиться. Кроме того, Любочка постоянно была влюблена, и, как полагается в таких случаях, глубоко и безответно. Вот и на сей раз кто-то втемяшился Любочке в голову, и она на всех порах спешила осаждать неприступную крепость. Ну, сами посудите, до работы ли тут? Конечно же, отговаривать ее Владик не стал, рассудив, что она уже взрослая девочка, и в наставлениях на путь истинный не нуждается. Дав свое начальническое благословение и от души пожелав незадачливой Любочке победы, он, естественно, отпустил ее на вольные хлеба. Все равно, во влюбленной Любочке толку было еще меньше, чем обычно. Впрочем, было у нее одно безусловное достоинство, то, что не заменить ни расторопностью, ни хорошей памятью. У нее был нюх на людей. Мгновенно она видела, словно вместо глаз у нее – рентгеновский аппарат! – что собой представлял человек, каков он на самом деле и чего от него можно ожидать. Странно, но этот ее дар непременно оказывался оттесненным на второй план, когда в Любочке начинали играть чувства – своих кавалеров ей не удалось раскусить ни разу, хотя они походили друг на друга как братья – близнецы. Не внешне, естественно.
Методично отключив сначала мобильный, а за ним и пейджер, Влад побрел в сторону ванны, медленно раздеваясь на ходу – на энергичные движения сил решительно не хватало. Сейчас он смоет все напряжение сегодняшнего дня, пожует чего-нибудь из холодильника, и ни о чем не будет думать вплоть до завтрашнего утра… Черт, как это он не додумался выключить домашний телефон?
Захлебывающийся визгливыми трелями аппарат буквально подпрыгивал на этажерке, грозясь в любой момент низвергнуть сие шаткое произведение дизайнерского вдохновения. Ему не было никакого дела до ненавидящего взгляда, которым одарил его хозяин, такая уж у него была тяжкая телефонная доля.
Остановленный звонком на полпути к ванной Влад секунд пять постоял, изо всех сил надеясь, что звонящий решит, что никого нет дома, и повесит трубку, но телефон не замолкал, выдавая все новые и новые трели, каждая из которых тут же отзывалась в голове мучительной болью.
-Михайлов. – Влад решительно сорвал ни в чем не повинную трубку с рычага, надеясь хоть как-то прекратить измывательство. Трубка ответила мстительным молчанием. – Говорите же, я вас слушаю.
- Влад? – голос Альбины звучал как-то слабо и хрипловато. – Влад, я… У нас неприятности…

Он позвал его. С каждым шагом он чувствовал, как зов Жреца нарастает, никаких сомнений, он в этом доме. Близость Жреца внезапно придало ему силы, ах, как давно он не чувствовал этого. Сила пьянила, кружила голову, оставляя, однако, ясность мыслей. Теперь он точно знал, что будет делать…

Влад вихрем ворвался в разгромленную квартиру Николая. Искореженная стальная дверь болталась на одной петле и жалобно поскрипывала, а царившая повсюду разруха никак не вязалась с обычным творческим беспорядком, который Петренко холил и лелеял.
Альбина нашлась почти сразу, в куче битого стекла и обломках чего-то, еще недавно бывшего шкафом. Бегло осмотрев ее, Влад вздохнул с облегчением – никаких серьезных повреждений, только пара неглубоких царапин. Аля явно родилась в рубашке.
- Влад, он… Он забрал амфору…
- Ну и шут с ней, - бережно, как котенка, Влад поднял Альбину и усадил в чудом уцелевшее кресло. Казалось, Михайлов даже не слушал, что она говорит, а просто наслаждался звуками ее голоса. Как же он все-таки перепугался, услышав ее слабеющий шепот в телефонной трубке.
- Нет, нет, как ты не понимаешь, это значит, что все не случайно! Вот и Коля говорил… Боже мой, Коля! – только что едва перебиравшая ногами Альбина проворно вывернулась из объятий Михайлова и ринулась куда-то в угол комнаты, где еще совсем недавно стоял письменный стол с компьютером, и принялась разгребать образовавшийся в этом месте завал. Руки слушались плохо, она все еще была оглушена ударом того, кто приходил за амфорой. Удивленный ее внезапным маневром Михайлов не сразу сообразил в чем дело, а когда, наконец, сообразил, то тоже устремился к обломкам Колиного стола. Извлеченный из под останков мебели Петренко особых признаков жизни не подавал. Равно как и окончательно и бесповоротно мертвым сказаться не спешил.
- Коля! – рявкнул Михайлов и с размаху залепил бесчувственному Петренко пощечину. Не открывая глаз Николай ответил коротким ударом, пришедшимся Владу по скуле.
- Есть контакт, - удовлетворенно констатировал Михайлов, потирая ушибленную скулу. – Пациент скорее жив, чем мертв.
-Теперь в твою коллекцию добавится еще и синяк, - покосилась на давешние царапины на владиковой щеке Альбина. А про себя подумала: «Как же все-таки расположение боевых отметин меняет мужчин! Шрам на виске – и ты мужчина. Фингал на скуле – и ты мужчинка. И неважно, что и то, и другое досталось тебе в честном бою».
Осознав неуместность подобного рода мыслей в подобного рода момент, Аля прервала саму себя. Мысли ворочались в голове вяло, и постоянно “несло не в ту степь”. Эту самую “не ту степь” очень любила поминать школьная математичка, опять некстати подумалось ей. Петренко за это время успел открыть глаза и теперь пытался вспомнить, кто он такой, что он тут делает и кто эти люди…
-Коля, - бросилась к нему Альбина. – Коленька, ты жив?
-Коленька? – прохрипел Петренко, с трудом приподнимаясь на локтях и щурясь как подслеповатый котенок. – Это что-то новое, Альбина Юрьевна…
Альбина всхлипывая бросилась ему на шею, отчего Петренко чуть не упал обратно на пол, с которого только что поднялся с превеликим трудом. Внезапная буря Алиных эмоций оглушила его посильнее недавнего локального землетрясения, устроенного кем-то (или чем-то?) в его квартире.
-Жив, - хлюпала она носом. – Жив. Влад, ты знаешь, он же меня собой заслонил! Он же мне жизнь спас! Он же из-за меня погибнуть мог.
Михайлову до чертиков не нравилось происходящее. Сначала истерика девушки в салоне, теперь вот и у самой Альбины… И что все-таки случилось с этим поганым сосудом?
-А ну-ка встали! – скомандовал он, поднимая полуобморочную Алю под белы руки. – Ты сейчас своего героя удавишь. И прекрати рёв, ты мне нужна в здравом уме и твердой памяти. – С этими словами он водворил ее обратно на кресло. Внезапно устыдившись своей бурной реакции, Аля притихла, размазывая по лицу пыль вперемешку со слезами. Михайлов был явно не в духе. Еще не в гневе, но как никогда близко. Аля по опыту знала, что лучше не доводить шефа до крайности – остановиться во время он уже не сможет.
-Так, а теперь – артиллерия, - пропыхтел Владик, пытаясь поднять с пола своего коллегу. Хотя Петренко и помогал ему, как мог, он все же был еще довольно слаб, и толку от его помощи было не то чтобы очень много.
Пыхтя и отдуваясь, Михайлов все-таки поставил его на ноги. Коля облокотился о стенку и слегка тряхнул головой, как бы проверяя, не отвалится ли. Голова болела ужасно, просто раскалывалась на части, но тест на прочность выдержала. Как бы то ни было, он жив. Он помнил, что стол вдруг начал вибрировать, всё начало падать на пол, биться, трескаться, ломаться… все, кроме амфоры. Потом задрожал пол, стены, мебель начала рушиться, и он вдруг увидел как на вцепившуюся в него мертвой хваткой Альбину надвигается всей своей громадой книжный шкаф. Коля бессознательно повторил прием, виденный тысячу раз в голливудских боевиках: повернулся и последним усилием отшвырнул-таки любимую девушку в сторону. Последним, потому что после этого шкаф рухнул. Слава Богу, Петренко только задело, иначе не стоял бы он сейчас перед своими друзьями, не слушал бы Альбинины всхлипы, не видел бы Михайлова, растерянно оглядывавшего комнату. А потом… Потом было что-то еще, но что – никак не вспомнить. Здорово его все-таки приложило!
Петренко отыскал на полу целый стул, поднял его и сел. Да, уборка обещает быть долгой… 
Альбина, наконец, пришла в себя. Пошатываясь, она вышла из комнаты и направилась на кухню. Как ни странно, кухня совсем не пострадала. Как будто все разрушения нарочно были устроены в пределах одной комнаты. Но разве такое возможно? Всё так тряслось… А ведь кухня – прямо за стеной. Что же это получается?
Аля залезла в морозильник. Как и следовало ожидать, цивилизованного льда в кубиках у Петренко не было. Воспользовавшись столовым ножом, она наколола кусков покрупнее (хорошо, что Николай давно не размораживал холодильник и в морозилке уже наросли сталактиты и сталагмиты) и завернула их в полотенце. Прихватив с собой еще графин с холодной водой и пару стаканов, она двинулась обратно в комнату. К ней немедленно подлетел Михайлов и освободил ее от части поклажи. Лед приложили к Колиному боку – там назревал здоровенный синяк. Да, в тренажерку Петренко в ближайшее время вряд ли наведается… Морщась от боли, он выпил немного воды и даже сполоснул лицо. Альбина последовала его примеру, по дороге она глянула в зеркало и не узнала то странное существо, лицо которого было все покрыто непонятными грязно-серыми разводами. Умыться на кухне она, естественно, не сообразила, ну да ничего, в таком хаосе немного разлитой на полу воды особого значения иметь все равно не будет… Молчание нарушил Михайлов:
-Итак, господа агенты, а теперь поведайте мне, что же тут произошло.
Историю пересказали со всеми подробностями, хотя рассказывать-то было особо нечего. Упомянули и про реакцию кота, и про странную воинственность танца.
-Кстати, а где же Моцарт? – спохватился вдруг Петренко. Стали звать Моцарта. Ни на свое имя, ни на «кис-кис-кис», ни на шуршание сухого корма в банке он не отозвался. «О, Господи,» - выдохнула Альбина и вновь побледнела. Стоило ей представить, что этот забавный зверь, по-своему преданный своему хозяину, был распластан где-нибудь под шкафом…
Петренко подумал о том же. Он ринулся в самую гущу нагроможденных вещей, расшвыривая их по сторонам, шаря по полу… Владик тронул Альбину за рукав, и они вышли на кухню. Ситуация до боли напоминала то, что происходило ранее днем.
-Так чем все закончилось? – тихо просил Влад.
-Петренко меня спас. Иначе искали бы сейчас не Моцарта, а меня. Под шкафом. И хоронили в закрытом гробу, - содрогнулась Альбина. Взбесившаяся Петренковская мебель с увесистым содержимым из многочисленных томов всяческих энциклопедий могла запросто придавить своими останками десять Альбин и ни чуть не смутиться своему разгульному поведению.
-А сосуд?
-Не знаю… Понимаешь, это так странно – все рушится, а он стоит на столе будто ничего не происходит. Не удивлюсь, если он цел и невредим, даже ни кусочка не откололось…
-Так, а кто его унес? – про чудодейственные способности этой экзотической вазочки он уже наслушался вдоволь.
-То есть как – унес? – не на шутку удивилась Аля.
-Ну, ты же сама говорила… «Он его унес». Когда я тебя нашел. – спокойствие, только спокойствие. Нервы не купишь.
Аля пожевала губами (отвратительный жест, очевидно, непроизвольно перенятый у бабы Нюры) и, наконец, медленно, сказала:
-Я… не помню. Не могу… вспомнить.
-Не напрягайся, - немедленно среагировал Владик. – Потом вспомнишь. Может, никто его и не уносил, ты просто переволновалась. Я другое хочу знать. Что если он разбился? Дело в таком случае скорее всего окажется закрытым, нет причины – нет и следствия, но вот что мы Гале скажем?
-Не знаю, - Альбина передернула плечами. Думать об этом не хотелось. – Пойдем Коле поможем.
Четыре часа ушло на то, чтобы поставить мебель на прежние места, выбросить основной мусор, собрать бумаги…
На Петренко было жаль смотреть, похоже, он и впрямь дорожил своим холостяцким гнездом, пребывавшим на данный момент в руинах. Уцелевшая кухня не в счет, она была полузаброшенной еще до того, как Николай въехал в эту квартиру, таковой и осталась после.
Если даже Владик падал с ног от усталости, что же тогда говорить об Альбине и Коле, которые пережили это «падение основ порядка». Не нашли ни Моцарта, ни сосуд.
-Ну ладно, кот – умное животное, он, может, сбежал, как только опасность почувствовал, - из последних сил попробовал рассуждать логически Михайлов. – Но амфора-то не живая! Жрец этот может танцевать только по горлышку, бегать-то он не может! Смешно, честное слово. Вопросы со сбежавшими горшками решал Винни Пух в детской книжке! «Куда мой мед деваться мог?» Но настоящие-то горшки не летают! И не бегают! И не ходят! Не станем же мы носится как угорелые по городу, приставая к случайным прохожим с вопросами типа: ”Простите, здесь наш горшок не пробегал?”
-Горшок, может, и не пробегал… - задумчиво сказал Николай.
-В смысле?
-А вот за горшком вполне могли прийти…
-Кто? – изумился Михайлов. - Уж не Галина ли? Да под силу ли ей устроить такой бардак, пусть даже и с солидной помощью бабы Нюры?
-Не кто, а что, - поправил его Петренко.
-И что же?
-То, что владеет этим юношей. То, чему он служит.


-Нет, вы положительно сошли с ума! – Владик повторял это уже в сотый раз, расхаживая из угла в угол.
 Трое находились в квартире Альбины. Решено было, что у Петренко задерживаться было небезопасно, а до Владика ехать было далеко. К тому же, Михайлов был замкнут и ни под каким предлогом не пускал к себе в квартиру «чужаков». А под определение «чужаков» попадали все, кроме отца. К тому же, он мог биться об заклад, что даже друзья не смогли бы выдержать атмосферу, царящую в его жилище. А зная, с какой ужасающей скоростью по свету ходят слухи, он не хотел, чтобы все Агентство говорило о маниакально-депрессивном синдроме шефа (напополам с шизофренией). Одного посещения психушки ему хватило.
Вот квартирка Альбины – совсем другое дело. Уютная, чистая (как только у нее остается время на уборку при таком графике?), со вкусом обставленная, светлая, гостеприимная. Аля выросла в идеальной семье, двери дома ее родителей были открыты для всех. Родители же ее – милейшие люди, оба врачи, - любили долгие посиделки за обеденным столом в кругу друзей, нескончаемые разговоры, и очень переживали по тому поводу, что Альбина хоть и пошла в них характером, жила немного обособленно. Они не знали, что их дочери и самой эта обособленность не нравилась. Она хотела хорошего любящего мужа, доброжелательных коллег, старых друзей, чай на балконе по ночам летом, пикников на берегу озера, лыжных прогулок зимой… Работа съедала все. В ней, как в черной дыре постепенно растворились старые друзья, шашлыки на даче в тесной компании и существовавшие только в Алином воображении любящий муж и двое детишек.
Аля разрывалась между домашним теплом и уютом и «окаянной» работой. Не могла она предать мечту о первом, не могла оставить и второе. Однажды она вела долгий разговор по душам с Михайловым (такое случалось редко, но все же случалось) и рассказала ему о своих переживаниях. Тот очень серьезно на нее посмотрел и пообещал когда-нибудь рассказать ей, почему это происходит в ее жизни. Альбина окончательно убедилась в том, что ее шеф знает гораздо больше, чем можно предположить, и ее панический почти страх перед своими переживаниями прошел. Но время шло, а Владик так ничего и не рассказывал…
-Вы сошли с ума! – воскликнул Михайлов продолжая нарезать круги по комнате. Похоже, он решил более не отличаться оригинальностью реплик. Альбина тоскливо изучала ковер у него под ногами, прикидывая, задымится он от Михайловской беготни или все же выстоит. По всему выходило, что если Влад будет поддерживать тот же темп, то непременно задымится. А может, если повезет, то и загорится.  – Ты, Николай, утверждаешь, что этот пацаненок на сосуде – слуга какого-то там могущественного божества?!
Владик пребывал на грани. Редко, ой как редко случалось, что он забывался и непочтительно отзывался о том, с чем сталкивается во время своей работы. Он знал, что подобное отношение опасно, и то, что сейчас он об этой опасности забыл, не было добрым знаком.
- Устал я, - неожиданно пробормотал Михайлов, опускаясь в кресло. Инквизиторский огонь в его глазах погас. – Чертовски устал. За последние три недели дела косяком так и прут, а тут еще оборотень этот, и вы со своим горшком ненаглядным. Да еще и… - он вдруг замолк и махнул рукой.
Распространятся о своих личных проблемах не стоило. Никто не виноват в том, что он от боли не спит третью ночь подряд. Тело отвыкло от его вновь возвращающихся способностей, отвыкло и не желало пускать их на порог. От этого ломило пальцы, выкручивало суставы и что-то горячее пульсировало в висках. В те редкие минуты, когда боль внезапно отступала и возвращалась способность думать, Михайлов почти проклинал тот день, когда пошел на поводу у отца и занялся Агентством. Почти. Без Агентства его жизнь могла бы стать еще хуже, об этом он не забывал даже тогда.
-Влад, успокойся, - мягко прервала ход его мыслей Альбина. – Почему бы не дать Коле аргументировать свою точку зрения? И потом, на сосуде – не пацаненок, а юноша. Юноша-жрец.
«А то как же,» - пробурчал под нос Михайлов, но тем не менее приготовился слушать грубо прерванного Петренко.
- Так о чем это я… Да, вспомнил. Влад, ты, конечно, можешь выливать на нас тонны несвойственного тебе, кстати, скептицизма, но сдается мне, что Альбина с самого начала была права. Что мы имеем? – Николай любил “раскладывать все по полочкам”, за что очень ценился коллегами, так как всегда умел отделить котлеты от мух. - Древнегреческую амфору, найденную в ходе раскопок. Предположительно, даже скорее всего, это не просто ценный с точки зрения искусства горшок, а еще и предмет какого-то древнего культа, давно забытого и надежно похороненного под толщей времен. Итак, амфора снова попала в человеческие руки. Могло ли это пробудить давно дремавшие силы, которым она служила? Ответ очевиден – могло. Особенно, если первым человеком, взявшим амфору в руки, оказалась впечатлительная, чуть романтичная девушка Галина, на чью семью имеется соответствующий файл в нашей картотеке. Нет, осознанно Галина ничего предпринять не могла – не тот уровень. Но древние божества очень любят неокрепшую силу, она способна вдохнуть в них жизнь, дать еще один шанс…
Но не это должно на сейчас беспокоить, не то, как все произошло, а возможные последствия. Сдается мне, амфора ушла не сама, ей кто-то помог. Я лично склонен считать, что вместе с силами, которым служит наш танцор, проснулось еще нечто такое… Всякой религии нужны последователи, так? Боюсь, что наше неизвестное пока божество активно вербует новых последователей в свои ряды. Кроме того… Влад, ты чего?
Влад отчаянно попытался изобразить на искаженном болью лице улыбку. Надо было попросить у Али анальгин и под каким-нибудь предлогом ехать домой. Надо, надо было! Конечно, анальгин не купировал бы приступ, но до дома он бы дотянул, должен был дотянуть… Теперь уже поздно, никакой анальгин его не спасет. В глазах стремительно темнело.
 “Нет, только не здесь и не сейчас, только не сейчас!” – мелькнула последняя мысль, а потом пришли боль темнота. Они всегда ходили парой и не оставляли Владу ничего.

Галина поежилась, глядя в окно. Несмотря на то, что, судя по календарю, весна уже пять дней как вступила в законные права, на улице все еще правил настоящий зимний морозец. Из окна Галина видела, как вылетают облачка пара из ртов прохожих, и ей хотелось оказаться одним из этих облачков, улететь, растворится…
С тех пор, как она оставила амфору у этих странных людей, к которым ее притащила бабушка, Галина все время была не в духе, ей все время было не по себе. Зачем она отдала ее?

Впервые он увидел настоящую богиню. Она была одного с ним возраста, смуглая, с огромными черными глазами, которые подчеркивали неправильность черт ее лица. И всё же – всё же! – она была больше богиней, чем мутные духи и старые страшные призраки, которым был обещан юноша. Он сел с ней рядом, взял ее за руку, и долго сидели они, каждый чувствую тепло и тяжесть крови другого…

Сон, это все был глупый сон. Интересно, а бывают сны наяву? Не могла же она спать, когда занималась раскопками? Там особенно не зазеваешься, работа тонкая, почти художественная, не даром же кистью!
Они с ребятами тогда работали с самого утра, почти не прерываясь, словно золотоискатели, нашедшие-таки вожделенную жилу, им несказанно повезло – город, целый город в неизведанном ранее районе. В тот день находки шли одна за другой, все ее приятели уже нашли хоть что-то, а ей все не везло, а потом…
Она затаив дыхание сметала с амфоры слой за слоем, не веря в свою удачу – целехонькая! На амфоре не было ни трещин, ни выбоин, ни сколов, Галина даже зажмурилась, вынимая свою находку из земли, подмывало ущипнуть себя, или для верности попросить кого-нибудь сделать это.

…Девочка купалась в реке, когда разразилась гроза. Кому бы пришло на ум обвинить молнию в смерти человеческого существа? У родителей оставались еще четверо старших сыновей – надежда и будущее семьи. Боги не терпят соперников…

От неожиданности Галина чуть не выпустила амфору из рук. Все было настолько ярко и реально… Что это было, что? Сон, бред, явь?
Галина могла часами разглядывать свою драгоценную находку, ее необычный орнамент, фигурку жреца, несущегося в странном, завораживающем танце. То, что на горлышке изображен именно жрец, она как будто знала, знала всю свою жизнь, или, может, больше? У него были очень, как ей казалось, печальные глаза. Печальные глаза человека, не принадлежавшего себе. Никогда.


Сознание медленно возвращалось к нему. По всему телу прокатилась волна слабости, так случалось всегда. “Это скоро пройдет”, - сказал он себе, - “Сейчас отец сварганит какой-нибудь очередной чудодейственный отвар, способный мертвого из могилы поднять, и все придет в норму. Надо только заставить себя подняться…”
Темнота постепенно уходила, в голове прояснялось, и он рискнул приподняться на локтях. Что за черт?
- Влад… - внезапно появившаяся в поле зрения Альбина выглядела очень испуганной. – Что это было, Влад?
И тут он все вспомнил. При мысли о том, что он бился в припадке на глазах Альбины и Петренко, ему стало нехорошо. Он терпеть не мог проявлять слабость на людях, к тому же, это неизбежно повлечет за собой вопросы, на которые придется отвечать. Судя по решительному выражению лица чуть бледной Али, отвечать придется предельно откровенно.
- Я “скорую” вызвал, они уже едут! – раздался взвинченный голос Петренко откуда то из за спины. Влад рухнул обратно на ковер (оказывается, с кресла он все же упал) и чуть слышно застонал. Объяснений с персоналом “скорой” ему только не хватало!
-Спокойно! – скомандовал он сам себе, - Сейчас я встаю, иду в ванную и привожу себя в порядок. Потом отвечаю на все ваши вопросы, договорились? – договаривал он уже по пути в ванную. Возражений ни у кого не возникло.
- Что это, Коля, - спросила Альбина, когда за Михайловым закрылась дверь ванной комнаты, - Что это такое, у него на груди?
- Где? Я ничего не заметил. – Петренко слишком старательно отводил глаза.
- Брось, Коля, не притворяйся, ты видел. И судя по всему не в первый раз. Это не просто шрамы, это какая-то спиральная руническая надпись. Что это? И кто такая Кристина?
- Кто?
- Когда он упал, ты кинулся сначала за водой, потом вызывать врачей, а я осталась с ним. Он разорвал рубашку на груди, и я увидела шрамы. Рука сама потянулась к ним, а он сказал: “Не надо, Кристина.”  Кто такая Кристина?
- Я не могу тебе сказать, это не моя тайна. Только не спрашивай Михайлова, он все равно не ответит. Просто замкнется, и слова из него потом клещами не вытянешь. – Николай выглядел слегка озадаченным и очень усталым. – Кстати, шрамы у него не только на груди. Еще и на обеих руках, на тыльных сторонах, от запястья до локтевого сгиба. Если случайно увидишь, сделай вид, что не заметила и ни о чем не расспрашивай, хорошо?
Альбина ничего не ответила. Оказывается, ее шеф напичкан тайнами, как фаршированный гусь.
Однако, шрамы многое объясняли, хотя бы то, что Михайлов никогда, даже летом, в жару, не носил футболок или рубашек с короткими рукавами, и всегда оказывался либо в глухом под самое горло джемпере, либо застегнутым на все пуговицы…
Кристина… Кто такая эта Кристина?
        Но боги явно не хотели сжалиться над Альбиной – вопросов становилось все больше и больше, а ответов на них все не было и не было. Аля решительно тряхнула головой, словно отгоняя все посторонние мысли. В конце концов, кто они с Владом такие друг другу? Коллеги. Приятели. Не больше. Между ними нет полного, безоговорочного доверия – в основном, потому что Михайлов постоянно словно опасался идти на сближение. Если он не хочет говорить об этой «тайне», по выражению Петренко, пусть не говорит. Может быть, он хочет. Может быть, он просто не имеет возможности. Так что последуем совету мудрого Степы Бендера, и предоставим небо птицам, а сами обратимся к стульям. В данном случае – к другому предмету интерьера. К амфоре.
- Коля, - неуверенно протянула Альбина. – Коль?
- А? - сонно отозвался Петренко. Он, оказывается, успел задремать в кресле, пока Владик приходил в себя в ванной, а Альбина размышляла. Девушка одарила его скептическим взглядом.
- Теперь понятно, почему из всех домашних животных ты завел себе кота, С ним, по крайней мере, гулять не надо… ой… прости. Коль, прости, я не хотела.
При упоминании Моцарта, которого, возможно, и в живых-то уже не было, Петренко передернуло. Тем не менее, он мгновенно взял себя в руки. Правило номер 1 – личные переживания сами по себе, работа сама по себе. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Единственное исключение, которое он сделал за все время своей работы в Агентстве – Альбина.
- Да ничего, - ответил ей Николай. – Не бери в голову. Я просто зверски устал.
Он зевнул и посмотрел на часы. Пожалуй, стоит дождаться Влада и поехать домой. Уже не домой, мысленно поправил он себя. Туда нельзя. Надо снять номер в гостинице. Да, так будет лучше всего, если он остановится у кого-нибудь, то подвергнет их опасности. Черт знает, кто учинил все это у него на квартире, и на что еще этот кто-то способен.
Владик, наконец, вышел из ванной. Бледный, круги под глазами, выглядит так, словно только что из Освенцима.
- Краше в гроб кладут, - мрачно констатировал Петренко.
- Я тоже рад тебя видеть, Коля, - не менее мрачно ответил Владик. Его голос звучал напряженно, да и сам Михайлов выглядел так, словно ожидает нападения в любую секунду. Альбина поняла, что так оно и было. Он ожидал расспросов. Он боялся того, что сейчас она налетит на него и примется выуживать всю подноготную. Нет, она себе не позволит этого. Ему и так причинили боль – и немалую. Михайлов никогда не рассказывал о своей семье, но Аля подозревала, что там было не все ладно. В десятом классе она твердо решила стать психоаналитиком, прочла массу литературы по этой теме, с головой погрузилась в различные исследования… И хотя старика Фрейда она не особо жаловала, Альбина твердо знала, что все начинается именно с семьи. Знала по собственному опыту.
- Владик, - мягко сказала она. – Знаешь, ты поезжай домой. Хватит нам на сегодня приключений. Все равно ни к какому выводу мы не придем, только если высосем из пальца пару-тройку фантастических гипотез. Давайте все сегодня выспимся хорошенько, отдохнем, а завтра встретимся и на свежую голову проанализируем нашу ситуацию.
Альбина заметила, что Михайлов немного расслабился, поняв, что немедленно ему допрос с пристрастием устраивать не будут. Сердце у нее отчаянно заныло. Ей вдруг захотелось стать большой и сильной, чтобы она смогла защитить всех-всех от боли, зла, агрессии… именно поэтому, в конечном счете, она и согласилась на эту работу. Захотелось как-то утешить стоящего перед ней мужчину - несмотря на то, что тот был старше как по возрасту, так и по положению на служебной лестнице, сейчас он выглядел как мальчишка-школьник, попавший под ливень по дороге домой. «Так вот ты какой, материнский инстинкт!» - подумалось Альбине. Она хотела предложить шефу остаться, выпить кофе, окончательно придти в себя, но так и не предложила – было видно, что сейчас ее общество стесняет Михайлова.
Влад нерешительно потоптался на месте и пошел в прихожую. Петренко встал и последовал за ним.
- Тебя проводить? – услышала Альбина.
- Петренко, а я и не знал, что ты играешь по обе стороны баррикад, - мрачно усмехнулся Михайлов. Альбина готова была спорить на все, что угодно, что Петренко густо покраснел и потупил взгляд. Он ужасно переживал по поводу своей репутации и неимоверно стеснялся подобных шуточек.
- Влад, ты послушай, ты же еще слаб – а вдруг припадок повторится? Давай я хоть такси вызову!
Михайлов помолчал, затем сказал:
- Ладно, вызывай.
Петренко заглянул в комнату.
- Аль, где у тебя телефон?
Альбина махнула рукой вглубь комнаты. У нее была дурная привычка оставлять радиотелефон где попало. Петренко отыскал трубку и заказал машину.
- Через пятнадцать минут приедут, - сообщил он Михайлову. Тот топтался на пороге, не зная, куда себя деть.
- Я внизу подожду, - сообщил он. – До завтра, Аль. Спасибо.
С этими словами он вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. Альбина бросилась на кухню, подбежала к окну, и не отходила от него, пока не удостоверилась, что машина приехала и забрала Владика. Только после этого она повернулась к Петренко.
- Кофе хочешь? – спросила Альбина.
- Да нет… Пойду я, Альбина Юрьевна. А не то точно засну на ходу.
- И куда ты пойдешь? Не домой же?
- Ну, - пожал плечами Коля, - в гостинице остановлюсь. Ты не переживай, все образуется.
«Все образуется». Любимая фраза Николая Петренко, которой он утешал всех и вся. По какой-то необъяснимой причине на клиентов действовала магически, и даже отъявленные истерики и истерички успокаивались в мгновение ока.
- Ну… ладно, - согласилась Альбина. Она все-таки не была готова предложить влюбленному Петренко переночевать у нее, пусть даже это и означало всего лишь спать на диване в гостиной в то время как Аля спит у себя в комнате, за закрытой дверью. Лучше не провоцировать ситуацию. В джентльменстве Петренко Альбина не сомневалась, но боялась, что подобное предложение в будущем спровоцирует еще более бурное ухаживание со стороны Николая. Сам он в это время уже натягивал куртку.
- Коль, - окликнула его Альбина, - а с Галей что делать?
- Ничего, - пожал он плечами. – Не говори ей ничего пока, ладно? Незачем ей знать. Еще одной проблемы на нашу голову не хватает. Ладно, ты прими какой-нибудь валерьянки и ложись спать. Завтра увидимся.
С этими словами он двинулся к выходу.
- Коль? – окликнула его Альбина еще раз. Он обернулся. Аля вдруг, движимая каким-то необъяснимым душевным порывом, быстро обняла его и тихо сказала: «Спасибо».
- За что? – не понял Николай.
- Ну… за все. Жизнь мне спас. И вообще – за то, что ты такой… хороший.
Николай смущенно улыбнулся.
- Ладно, иди, - махнула рукой Альбина. Петренко споткнулся о порог, тихонько выругался, и стремительно стал спускаться вниз по лестнице. Лифтов он боялся с детства.

Скоро, все случится очень скоро. Земля, пусть она и далека от благословенных земель далеких предков, скоро вновь преисполнится благодати, когда она сойдет к ним, к своим детям. Они слишком долго ждали, они могут потерпеть еще. Им поможет их вера, их память, которую вновь вдохнул в них вернувшийся жрец. Осталось совсем немного. Она придет. Начало и конец. Круг замкнулся, жрец сделал свой выбор…