Три истории

Три истории

ПРОЛОГ

Снег.
Белый-белый. Нежный и хрупкий наст, по которому даже боишься ступать, чтобы не испортить его красоту. Он ничего не знает об устройстве мира, ничего не требует и ни к чему не стремится: просто прилетает на землю и лежит на ней до самой весны, позволяя бесчисленному количеству ног топтать его зыбкие кристаллики.
Снег – это самое чистое и самое верное, что есть на свете. Он никого не желает обмануть, говорит всем и сразу, что холоден и жгуч, но люди не верят ему, глядя на зимнюю сказку за окнами.
Конечно! Разве можно представить себе, что такая красота сможет обидеть? Смотри: каждая махонькая веточка всякого дерева облачена в полупрозрачную пелену сверкающих на солнце кристалликов снега, под ногами звонко хрустит наметенный за ночь покров свежих снежинок, а Светило играет в каждом малюсеньком изгибе их причудливых  форм.
Зимняя сказка. Холодная ложь...
Но что еще остается, когда больше не к чему идти? Смотреть на мир из окна, смотреть на людей, на снег, на грядущую за зимой весну? Зачем? Всегда есть тот, кто посмотрит на это и без тебя, получив куда большее удовольствие, нежели ты.
Это днем хорошо смотреть на снег. А ночь привносит свои коррективы в природу. Становится холоднее и страшнее, хотя и знаешь, что все это – не что иное, как психологический фактор. Почти все дети боятся темноты. Взрослые ее бы тоже боялись, если бы они все могли увидеть то, что видят дети. Но старшие предпочитают закрыть на это глаза, окунуться с головой в работу, себя самих, свои желания и удовольствия, в свою семью. Они не хотят верить, что есть нечто большее, чем зрение.
Только слепой не отличает дня от ночи, но в этом и его преимущества. Он живет в вечной темноте, он знает, что такое иная жизнь, знает, когда оживают кошмары и желания, он смотрит в темноту, но видит куда больше, чем те, кому дано знать, что такое ночь и день...
Не хочется никого обвинять и оправдывать: всему судьей станет Время. Это великое и могучее Ничто, которое подчиняет себе всех, кто знает его в лицо. Какое лицо у Времени? Циферблат. Нельзя приходить домой рано утром – разбудишь домочадцев, нельзя опаздывать на работу – сделают выговор, лишат премии, нельзя жить по своему календарю, в котором на несколько праздников больше, чем у всех – не поймут... Нельзя сказать, что зима в этом году будет позже, потому что климат мира сдвинулся на порядок, а следовательно, и в последующие годы все станет по-иному. Нельзя – иначе засмеют.
Право, какая глупость!
Вот поэтому снег – и есть самое чистое. Он приходит тогда, когда это нужно, и не сойдет до тех пор, пока не настанет иное время, даже если на календаре будет уже июль.
Зимняя сказка. Холодная ложь снега и тихая молитва старого атеиста, которому нечего терять и не к чему стремиться. Он просит прощения, глядя на сверкающий ковер снежинок, за то, что не может пройти по нему, так как слишком стар. Он жалеет только о том, что не умер молодым, стремясь все это время продлить себе жизнь ради поисков ее смысла, ради родных и любимых.
Старик, а ты уверен, что они у тебя есть?
Нет, не уверен. Так вот и молись, учась этому нехитрому искусству на закате своих дней.
А ты уверен, что есть тот, к кому ты обращаешься?
Нет, не уверен. Но все равно молишься. Потому что это единственное, что ты можешь делать, глядя на то, как резвятся дети в снегу.
Смотри, смотри на снег. Он такой смелый, что смог долететь до тех, кто растопчет его под своими сапогами.
Смотри на ночь. Она точно знает, чего хочет. Она укрывает под своим саваном тысячи снов и сотни нитей бессонницы.
Смотри на солнце. Ему все равно, кто там еще копошится под его лучами.
Только не ослепни от увиденного...

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
Ночь

Кажется, у нее было все. Она хорошо одевалась, прилично зарабатывала, имела много знакомых и друзей, которые всегда готовы были помочь. Эта девушка жила отдельно от родителей, встречалась с хорошим человеком и много мечтала, что, впрочем, никак не сказывалось на ее качествах: логика, прагматизм и чуть-чуть энтузиазма. Все это приносило свои плоды.
Жизнь была видна, как на ладони. Ее ждало хорошее будущее. А она ждала чего-то иного... девушку звали Кира. Ей было двадцать пять, и в свои годы она понимала цену деньгам, которые доставались ей с определенным трудом.
В число ее знакомых входили писатели, менеджеры, программисты и многие другие, весьма известные в определенных кругах люди.
Сегодня у Киры был трудный день. Она отработала две смены, немного поругалась с начальником, отменила встречу с подругой и теперь спешила домой. На улице была непроглядная ночь, на дорогах блестел свежий, только-только выпавший снег.
Девушка села в маршрутное такси и прислонилась головой к стеклу. Как же она устала... Сумасшедший день, сумасшедшие люди, весь мир сошел с ума. А до дома еще так далеко... Наконец мотор взревел, и машину стало трясти мелкой дрожью – скоро поедут.
И они поехали. За окнами быстро замелькали яркие цветные вывески, редкие замерзшие прохожие, пустые остановки, соседние машины, которые обгоняли «маршрутку» и которые обгоняла она,  заблестела черная дорога, стали о чем-то тихо переговариваться пассажиры. Кира молчала. С кем ей было сейчас говорить? Она одна. А так бы хотелось рассказать кому-то о том, что она видит. Просто рассказать об этом, словно поговорить ни о чем. Но с ней никого не было.
Ведь потом, когда она доберется до дома и сможет кому-либо позвонить, будет уже поздно. Это нельзя откладывать на следующий раз, об этом нельзя забывать, это нужно сказать и сказать немедля! Но набрать чей-нибудь номер в мобильном и начать повествование прямо здесь – глупо. О ней подумают, что она сошла с ума. А дома будет уже ни к чему звонить. Да и впрямь, поздно уже, ночь на дворе... Кто сейчас захочет слушать ее бред о какой-то там ночной дороге?
Что, им всем своих проблем мало, чтоб еще и Киру выслушивать? Нет, надо дать людям спокойно выспаться, отдохнуть после работы. Они пришли домой, чтобы отдыхать, а не «грузиться» философией одного человека. Это никому не нужно, тем более, сейчас, ночью...
А так красиво!
Снег везде лежит, люди кутаются в меха и пальто, жмутся друг к другу. Зимой все становятся ближе, потому что холодно. И тот, кто боялся раньше сказать другому о своих чувствах, теперь просто обнимает этого человека, чтобы не замерз.
Есть в этой заботе нечто такое, что заставляет почувствовать легкую зависть и, в то же время, огромный стыд. Не у всех все настолько хорошо, не всем дается такой шанс, как согреться в руках любимого. И становится стыдно. Стыдно за то, что ты не такая, как все остальные...
Ночь – она очень красивая и одинокая.
Машина ехала очень быстро, и вскоре Кира уже вышла на своей остановке. Сейчас только до дома дойти – и можно расслабиться в уютной постели под теплым одеялом, предварительно приняв ванну. Аккуратно, чтобы не поскользнуться, ступая по льду, намерзшему на асфальте крытой остановки, девушка случайно услышала обрывок разговора между двумя пожилыми женщинами, вышедшими из того же маршрутного такси, что и она. Они помогали друг другу спуститься с возвышенности, у которой и останавливался транспорт, и по-старчески переговаривались друг с другом.
—...вчера тоже приехала поздно, – говорила одна из них, в смешном вязанном берете . – Так долго стояла, автобус ждала! Так замерзла – ног не чувствовала, когда приехала! Хорошо хоть какая-то девчушка тут стояла, ждала кого-то, что ли, помогла мне, старухе, спуститься, а то бы и заночевала тут...
— А что за девушка-то была? У нас город маленький, неужто не узнала, кто это был? – удивленно спросила вторая. Кира уже немного обогнала их, но тетушки говорили громко, и девушка поневоле становилась свидетельницей их диалога.
— Ой! Да кто их теперь разберет! – махнула рукой первая старушка. — Все, как один одинаковые. Кого и знаю, так не узнаю. Все в одном и том же ходят, только цвета чуть-чуть различаются, все в штанах узких, да с этими сумочками длинными. Чего только туда класть?..
В этот момент старушки свернули на другую улицу, так что продолжение разговора Кира уже не услышала и отправилась дальше своей дорогой. Вот так вот! Все одинаковые. Как-то она никогда не думала на эту тему. Не то чтобы Кира следовала моде, нет, в общем-то... Только на рынках да в магазинах все одно и то же. Не из чего выбирать особенно. В этом сезоне стали носить красный – и везде прилавки заполнились красными вещами, в прошлом был синий – и никуда она от него не делась.
Как они хотели, чтобы одевались их внучки, если нет другого выбора? Или есть? Девушка медленно шла по обледенелой дороге и думала об услышанном. Как странно... И почему она сама никогда не задумывалась, что похожа на миллионы остальных людей? Как же тогда ее смог отыскать ее единственный и любимый человек? Ведь нашел же как-то! Из всех остальных выбрал именно ее... Или не выбрал, а просто поступил так же, как и она, придя в магазин? Посмотрел, посмотрел, поискал глазами любимый цвет, пришел к выводу, что в этом сезоне в моде брюнетки, и выбрал себе поспокойнее да в хорошей упаковке?
— Какие только ночью мысли в голову лезут! – сказала сама себе Кира. – Кому рассказать – засмеют...
Девушка дошла до своего дома, поднялась на второй этаж и мельком глянула в окно. Сердце внезапно сжалось от невыносимого чувства одиночества и страха. За грязными подъездными стеклами раскинулось море снежной равнины, тонущих в нем темных домов с одинокими светящимися окнами и пелена холодной зимней ночи. Кира стояла и смотрела в окно, из глаз тихо и незаметно стали капать слезы, губы задрожали, но девушка не могла отвести взгляда от стекла.
— Кому мне рассказать о тебе, Ночь? Кто захочет меня слушать? – прошептала она дрогнувшим голосом. – А может, ты сама выслушаешь меня? – продолжила Кира более уверенным тоном. – Хочешь, я расскажу тебе, что вижу? Хочешь, я знаю... – Девушка робко улыбнулась сквозь слезы и подошла поближе к подоконнику. – Слушай меня, Ночь...
В бесконечной суете дня я не замечаю этого мира, я смотрю на него только ночью, осязаю его красоту. Знаешь, Ночь, он сейчас совсем иной, не такой, как днем. Он другой. Спокойный и спящий. И только эти окна, что сейчас смотрят на меня из темноты своими зажженными лампами, только они могут слышать меня... Они и ты.
Я боюсь этого мрака, в нем мне кажется, что я совсем одна, а потом я вспоминаю, что есть и другие люди, которые не спят, чьи зажженные окна сейчас смотрят мне в глаза. Я раньше считала, что чужой свет ярче, а теперь, только сейчас, сегодня я поняла – они не ярче, они холоднее. Как и ты, вечная странница. Ты не слышишь меня, у тебя сейчас есть другие дела, но мне так хотелось сказать тебе, насколько ты красива и как я боюсь твоей красоты.
Я знаю, почему все люди спят ночью: они тоже боятся, потому и закрывают глаза, ложатся и прижимаются к кому-то, чтобы было не так страшно.
А я сейчас уйду домой, где никого нет. Но мне будет уже не так обидно и страшно, потому что я сказала тебе то, о чем так долго не могла никому сказать. Ты прекрасный слушатель. Ты молчишь... И я рада, что это так... До встречи, Ночь, я еще приду, обещаю...
Девушка радостно улыбнулась: на сердце стало очень легко и спокойно. Конечно, никто ей не ответил, да и кто мог? Весь, или почти весь, город спал. Улицы были занесены снегом, который блестел в свете фонарей. Кира вошла домой, все так же робко улыбаясь, разделась, приняла ванну и легла спать. Что-то неуловимое сломалось внутри нее. Она знала, что завтра все изменится, все станет иначе.
Ведь теперь ей было с кем поговорить. И Кира знала, что ее станут слушать...

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
Ветер

Над землей плыли сумерки. Дивные, медленные, странные минуты заката и восхода. Они всегда меняли вокруг себя все, до чего могли дотянуться. Синие, фиолетовые и серые – они всегда разные. Улицы затянуло легким туманом, в котором то и дело терялись очертания прохожих и гасли их голоса. Туман принес с собой похолодание и неосязаемую дымку чудес.  Вдоль дорог стояли редкие тусклые фонари, освещающие щербатый асфальт желтыми лучами, деревья едва колыхались от потоков прохладного влажного ветра.
По дороге шел человек. Плотного, крепкого телосложения, коротко стриженный, светловолосый. На нем был старый плащ и бесшумные потертые ботинки. На вид ему можно было бы дать лет сорок пять, сорок семь. В руках прохожий держал палку, которую выставлял впереди себя и ощупывал ею лежащую перед ним дорогу, постукивая ею из стороны в сторону.
На его лице не выражалось ни единой эмоции, а глаза были спрятаны под большими черными линзами очков. 
— Эй, слепой! – окликнул его чей-то противный голос. – Мы ж тебе говорили, чтоб ты здесь не ходил! Иначе – побьем!
Идущего по дороге человека окружила стайка молодых крепких парней. Все они были слегка в нетрезвом состоянии, у каждого в руке было нечто вроде оружия (бутылка из-под пива, короткий маленький нож, палка и т. д.). Ребятишкам, которые годились Слепому в сыновья, явно было нечем заняться. Вот они и решили вернуться к своему любимому развлечению.
— Ребята, не будем ссориться? – глухим голосом спросил прохожий. Компании такой расклад совсем не понравился.
— А вот и будем! – выкрикнул кто-то из толпы, оглядываясь по сторонам и ища поддержки у своих «соплеменников». Те радостно загалдели...
Слепой развернулся так, чтобы встать вполоборота, и выставил вперед руки с палкой, которую теперь сжимал как шест. Первые несколько хулиганов даже не поняли, почему их атака принесла им только синяки и кровоподтеки. Человек в старом плаще дрался уверенно и легко, словно вовсе и не был слепым.
Через некоторое время остатки большой дворовой компании разбегались по домам, стремясь спастись от того, на кого сами пытались нападать. Слепой присел на корточки, пошарил руками по земле, куда в драке упал какой-то предмет из кармана одного из нападавших, и поднял пачку сигарет. Он порылся в своих карманах, извлек оттуда зажигалку и закурил. Затем он не торопясь дошел до ближайшей лавочки и сел, выдыхая едкий дым дешевых сигарет...
Что за жизнь? До чего он дошел? Так нельзя жить...
— Здравствуйте! – кто-то сел с ним рядом, поздоровавшись приятным девичьим голосом. – Это я, Соня.
— Я тебя узнал. Что, не спится? Или сейчас день?
Он разговаривал с ней честно. Только с ней. Соня была постарше тех ребят, что пытались развлечься за его счет несколько минут назад, но все же не так стара, как он. Наверное, она была красива. Он не знал, да и зачем ему такие знания? Главное – довольно-таки добрая. Иногда доводила его до квартиры, когда Слепой «надирался» в ближайшем баре, заливая свой внутренний голос, который шептал ему, кем он был и кем стал.
— Да нет, – как-то сконфуженно ответила женщина. – Сейчас вечер, смеркается... А здорово ты их... – Она положила ладонь ему на руку, сжимающую палку. – Я за тебя опять испугалась...
Не то, чтобы они были друзьями. Да и любовниками, в принципе, не являлись. Так, изредка, женщине все же удавалось застать Слепого в таком состоянии, когда он не мог ей отказать, и Соня пользовалась тем, что являлась кем-то единственным, от кого Слепой не мог отказаться. Он боролся с этими чувствами жалости и желания, что исходили от этой женщины, но так и не мог проститься с ней окончательно.
Сама по себе Соня не была первой красавицей, но и уродиной не была. Довольно успешная карьера, вполне привлекательное тело, симпатичное личико, общительный характер. Да, пожалуй, она могла бы устроить свою жизнь и без этого старика.
А он боялся ее потерять и, в тоже время, стремился освободиться от тяжкого чувства долга, которое вызывала в нем каждая встреча с Соней. Он старался не выходить из дома, но эта женщина умела ждать. И хотя она говорила, что ей ничего от него не надо, Слепой знал, что единственное, чего хочет этот человек – всегда оставаться единственной, с кем он еще мог быть.
Это очень унизительное чувство, особенно после таких вот дворовых драк, когда понимаешь, что в состоянии раскидать по углам целую компанию хулиганов, но никак не можешь избавиться от одной женщины... Гадкое, стыдливое, унизительное чувство одолжения самому себе.
— Расскажи, что тебя мучает? – осторожно спросила Соня, заметив, как напрягся ее собеседник.
— Ты хочешь это знать? – усмехнулся тот. – Действительно?
Девушка коротко кивнула, запоздало подумав о том, что он не мог видеть ее жеста.
— Да, – Сказала она твердо в подтверждение своих слов.
— Знаешь, Соня, я богатый человек, – без тени иронии произнес Слепой. — У меня есть то, чего все вы, зрячие, напрочь лишены. Я слышу звуки, которые вам не доступны, я не скован временными рамками, потому что мне наплевать, день сейчас или ночь. Мой мир – мир темноты, но в нем есть такие мелочи, что гораздо ценнее всех благ.
Нет, конечно, я жалею о том, что не вижу сейчас твоих глаз, не увижу рассвета и первого снега, но это заменимо. Я слышу ветер, чувствую его всем телом. Он приносит мне знания, говорит со мной, и это – лучшее, что может быть. Я свободен от предрассудков, Соня. Я оцениваю людей не по внешности, а по качествам. И это умение – есть то, чего уже давно напрочь  лишены вы все.
Я не испытываю жалости ни к себе, ни к тому, какой я мог быть. Мне столь же жаль вас, пленников собственных глаз, сколь вам неприятен я, ущербный человек...
А еще я слушаю музыку. Много музыки: природа, голоса, стук сердец, звуки, записанные на диски. Вам не понять ее глубины потому, что для этого необходимо закрыть глаза. Окунуться в этот чудесный мир темноты целиком... И тогда станет ясно – он не столь уж и темен,  ты сам – не так одинок.
Попробуй закрыть глаза и послушать звуки мира, Соня. Тогда ты перестанешь меня жалеть, а ведь именно это ты и делала все время...
— Нет! – возмутилась Соня. – Я не жалела тебя! Мне было с тобой хорошо....
— Мне тоже... было. – Слепой встал, выбросил дотлевшую до кромки сигарету, закурил новую и двинулся прочь, меряя свою дорогу стуком трости.
Туман сгустился еще больше, и казалось, будто вот-вот он поглотит все вокруг, сожрет с потрохами и выплюнет в новом облике. Холодный, злой туман, пропитанный человеческой ненавистью, что рождена от непонимания таких людей, которые не укладываются в общую таблицу. Они другие, они изгои.
Кому, право, нужно слушать о том, что говорит ветер? Разве это главное? Кого интересует та темнота, что преследует слепых по пятам? Кто сможет понять, что и в ней есть краски, краски, рождаемые звуками, касаниями, запахами? А жалость...
Жалость, как и страх, как и боль. Они не меряются никакими мерами, не укладываются в понимание. Такое надо пережить, чтобы понять. Но все они чувствуются кожей, скользят прозрачным холодком под ней и заполняют пустое сердце...
Туман все сильнее и сильнее чернел в вечерних сумерках. В конце дороги, там, где было темнее всего, лежал, скорчившись в судороге боли человек. Из его спины торчал широкий, кустарного вида нож, по которому стекала еще теплая кровь. Около него лежала трость... Говорят, месть – сладкое чувство, но выбрать для нее самую темную улицу....
Слепым все равно, день или ночь и горят ли фонари. Он улыбался тому, что все ушло...
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
Дождь

Я – нечто. Или – ничто. Как угодно. Моя жизнь – очень странная штука. Я вижу все, что происходит вокруг меня, и днем и ночью присутствуя рядом с тем, кому принадлежу. Мне действительно интересно происходящее, я живу рядом с людьми, встречаю подобных себе. Их, кстати, ровно столько, сколько и людей.
Бывает так, что меня боятся и пугают моим образом маленьких детей, а порой и сами боятся встретить на темной улице. Но все это – не что иное, как домыслы и мифы...
Я – Тень. Тень человека. Не важно, какого именно, просто человека. Буду теперь называть его так. «Человек» – и все.
Есть люди, есть их тени. Куда мы уходим, когда прощаемся со своими хозяевами... Да, в общем-то, никуда, бродим по земле, сливаемся с пустотой и тишиной, расползаемся по стенам темных домов, живем...
Сейчас, например, я потерял своего хозяина. Говорю «потерял», потому что он был мужчиной, и мне приходилось быть им. Он был слепым. Хороший человек, правда, десять лет назад он внезапно ослеп, и я перестал для него существовать. Жалко, конечно, но тут уж ничего не поделаешь...
Глупо он умер: на темной улице, от руки какого-то озлобленного подростка, который и бил-то в спину, хотя, если принять во внимание то, в каком мире мы живем, то тут нет ничего удивительного.
Мой хозяин даже не знал, что последние годы я все так же был с ним, он меня не видел, он ничего не видел, зато любил слушать, очень любил... Я все слышу и вижу, только не осязаю.
На улице уже ночь. Я сливаюсь с ней и попадаю в совершенно иной город, много севернее того, где только что был... была. Так, наверное, правильнее... теперь.
Здесь уже давно выпал снег, он укрыл собой все улицы, крыши домов, ветки деревьев. Вдоль дорог горят фонари, гуляет ветер... Наверное, холодный, раз зима. Не знаю.
Я плыву под окнами и выше, заглядываю в них. Там люди ложатся спать, укладывают своих детей, рассказывают им на ночь сказки и предупреждают о злых тенях, которые придут к ним, если те не станут слушаться родителей. Смешно-то как! Очень вы мне нужны! Я вас даже потрогать не могу.
Одной историей заслушалась даже я. Молодая мама рассказывала своей маленькой дочке о волшебной стране, где живут сказочные эльфы, принцы, принцессы и драконы. Она говорила: там так красиво, что не передать словами, и только, когда дочь закроет глаза и уснет, то попадет в ту страну. Там она обязательно встретит своего принца, который прокатит ее на белом коне, и не будет никого счастливее их.
А когда девочка вырастет, непременно встретит своего единственного  и они поженятся...
Ребенок уже спал и, наверное, видел во сне прекрасную сказочную страну, а ее мама все рассказывала и рассказывала ей о тех краях, где нет печали и горя, где людям нечего делить и потому они не ссорятся, где правит только любовь и дружба...
Ложь такая сладкая... В этой семье нет отца, и я это видела. Где же твой принц, мама? Да и девочка твоя только пока еще слишком мала, верит во все твои истории, а потом вырастет и станет жить так, как живут все ее сверстницы: дискотеки, клубы, спиртное, сигареты и... принцы. Много принцев и все, как один, на конях да на белых…
«Может, это – не совсем то, о чем я мечтала, – скажет она сама себе. – Но все же кое-что. Замуж-то пора уже выходить, и мама с годами не молодеет...».
Вот и вся сказка. Вот и вся мечта. Я улыбаюсь, желая им удачи, и плыву дальше. На моем пути в окне подъезда, между вторым и третьим этажом, мелькает силуэт. Женский. Он останавливается и долго, пристально смотрит в окно, словно женщина могла увидеть меня, слившуюся с ночным мраком.
Мне становится интересно, и я поднимаюсь выше, скольжу в открытую дверь и встаю рядом с ней. Это оказалась девушка лет двадцати пяти. Очень грустная. Некоторое время она молчала, будто набиралась решимости о чем-то сказать, а потом и впрямь заговорила. Так тихо и горько, что мне даже стало ее жаль...
Девушка разговаривала с ночью, рассказывала ей о себе и о ней самой. Ее слова были мне очень близки, я понимала ее, но ответить не могла. А она все говорила и говорила, с каждым словом становясь веселее. Она хотела, чтобы ее кто-то выслушал, но рядом была только ночь.
Жаль, что она не встретила моего хозяина: он любил слушать, а она – говорить. Очень жаль...
Я выслушала всю ее историю, проводила ее взглядом, пока девушка поднималась к себе домой, робко улыбаясь произошедшему, и жалела, что все вышло именно так.
Тени существуют вне времени. Пока есть хоть что-то, что может отбросить на землю свой контур, пока существует солнце или луна, или звезды, пока все это есть – мы бессмертны и бессменны. А потом... Кто его знает, что случится потом?
Я скрестила пальцы на руках и закрыла глаза. Время потекло по-иному...

Утром Кира внезапно получила сообщение о том, что ее отправляют в командировку. Девушка быстро собрала вещи и уехала. Абсолютно чужой город, тут еще не выпал снег, зато лежал густой туман. Вся ее поездка должна была занять недели две, но, судя по всему,  затягивалась на неопределенный срок.
Девушка шла по сумеречным улицам, разглядывая окрестности. Жила она в маленькой квартире, которая принадлежала кому-то из ее фирмы. Там было просто и уютно – наверное, ее хозяин был порядочным человеком. От слова «порядок».
Внезапно из темного переулка ей на встречу вышел высокий человек, которого она не заметила, и потому они натолкнулись друг на друга.
— Простите, простите пожалуйста! – глухим голосом стал извиняться незнакомец. Он присел на корточки и, пошарив руками по холодной земле, поднял и отдал Кире ее сумку, которая выпала у нее из рук при столкновении.
— Что вы! Это я виновата... – Смутилась от такой вежливости девушка. – А вы не виноваты вовсе... вам и так хватит, – последние слова она буквально выдавила из себя, опустив глаза, словно он мог их видеть.
— Вы заметили? – горько усмехнулся тот. – Извините еще раз, – быстро добавил он уже обычным голосом и двинулся прочь.
— Подождите! – она догнала его и положила руку на его спину. – Вы можете считать меня дурой, но не подумайте ничего плохого... просто я хотела с кем-то поговорить... А у меня здесь никого нет, да и если бы были... – Кира осеклась. – Можно, я расскажу вам то, о чем думаю? Вы просто послушайте и все, больше ничего...
— Я люблю слушать, – тихо сказал он. – Прогуляемся? Если, конечно, вас не смутит, что я...
— Нет-нет! Нисколько! – обрадовалась она. – Меня зовут Кира...
— Виктор...
За их спинами метнулась чья-то тень, решившая, что сегодня – не ее день.

ЭПИЛОГ

Я – никто и ничто, а, может, нечто. Но все же... Я рад, что Время пришло мне на помощь. Они оба получили то, чего хотели, впрочем, как и я...
Жаль только, что пошел дождь. Я люблю его слушать. Не должно было сегодня быть дождя, туман – да, а дождь – нет... Но небо тоже иногда плачет, когда приоткрывает один глаз, лениво так, словно нехотя. Бывает и такое, просто не все успевают это увидеть. Они вот, вдвоем могли и не увидеть.
Я люблю дождь. Очень. Как и снег. Снег – самое чистое и непорочное, что есть на этом свете. Мне не в кого верить – я просто Тень, обычный узник человека. И я ему завидую, потому что отдал бы все на свете, чтобы хоть однажды, хоть одна капелька дождя упала мне на лицо, а не пролетела сквозь мое тело, разбившись о землю...
Я читаю вслух слова старой молитвы на латыни, просто потому, что они красиво звучат. Люди бы назвали меня старым атеистом. Но если я не верю, это еще не повод не желать счастья остальным...
Хотя, в моих словах есть доля лжи: ведь, прежде всего, я помог самому себе. Очень неприятно скитаться без дела, когда теряешь своего человека.
ЭМИНА.
2-3. 12. 2004.