Ноктюрн

                «Ноктюрн»
                (рассказ-ноктюрн)
 
                Август 1889-го года…

        …Вечер доживал свои последние минуты перед наступлением темноты. Небо выдалось сегодня огненно-розовым, похоже, кто-то, вместо небосвода расстелил ковер русской мастерицы. Таким чудным и необыкновенно красивым казался закат, который Дмитрий Михайлович называет «реверансом дня, приветствующим ночь»…

       Кудрявая белокурая голова склонилась к деревянному, увитому виноградом, столбу. Детские загорелые ручонки плотно обхватили прижатое к груди колено. Маленький человечек сидел на ступенях открытой веранды, обратив свое личико к закату и, казалось, пристально вглядывался в ту даль, где помалу пряталось солнце.
       За спиной послышались тихие шаги и мгновение спустя на ступени рядом с ним опустился тот самый Дмитрий Михайлович.
- Ну что, Антоша, не устал? – заботливо спросил он внука, на что тот безмолвно покрутил головой. – А от чего же такой задумчивый? – опять поинтересовался дедушка. -  Не уж-то грустишь?
Но в ответ мальчик вдруг спросил:
- Деда, сейчас ведь вечер, правда? А что происходит на небе?
- На небе, Антоша, закат.
- А какой он, деда, этот закат?
Дмитрий Михайлович улыбнулся, пряча улыбку в седых усах и обняв, прижал голову внука к своей широкой груди.
      … Антоша сидел тихо-тихо, внемля словам дедушки казавшимися ему сказкой. Он пытался представить все, о чем повествовал бархатный баритон, все то, что, к сожалению, отроду видеть не мог. И понимая это, в сердечке маленького пятилетнего мальчика что-то очень больно защемило, на глаза навернулись слезы.
- Он всегда такой красивый?
- Нет, не всегда.
- Почему не всегда?
- Если бы каждый раз нам удавалось наблюдать такие закаты, разве тогда мы бы восхищались ими?
- Деда, - молвил Антоша едва слышно, когда Дмитрий Михайлович выполнил просьбу внука,- скажи мне, ведь все же люди на земле имеют глаза: и ты, и папа, и мама,.. и я.… Но все вы можете восхищаться такими закатами, а вот в моих глазах… - мальчик не договорил. – Почему так, деда? Зачем так?
Дмитрий Михайлович ласково поцеловал его в белокурую макушку.
- Не печалься. На самом деле, таких людей на земле, Антоша, много. К сожалению, очень много. Но если ты не видишь глазами – это вовсе не значит, что ты слеп. В глубине тебя есть кое-что много важнее, много значительнее «внешнего» зрения. Это сердце, это душа, чистая, добрая. Такие люди, лишаясь одного, приобретают другое, часто ценнее утраченного – способность Чувствовать и способность Слышать. И тогда не нужно видеть, чтобы понять, что происходит вокруг тебя. Многие, ведь, люди видя глазами, оказываются слепы душой, а это, Антоша, во сто крат страшнее.
- А что же такие как я могут чувствовать, деда? – уже успокоившись под впечатлением услышанных слов, спросил мальчик.
- Все, Антоша. Все, все, все и главное, во всем этом – правду.
 Между дедушкой и внуком наступило безмолвие. Мальчик обдумывал только что сказанное, а Дмитрий Михайлович давал ему возможность это сделать.
        Какие-то мысли крутились в голове маленького человечка. Слова дедушки были настолько мудры, что он  молча восторгался сказанным о душе, сердце, о внутри - человеческой ценности – Чувствовать и Слышать. Только вот именно это ему было не понятно. «Слышать? Чувствовать?.. Нет, я еще пока что маленький понять этот мир взрослых. Но раз деда сказал, значит, это правда. Я ведь подросту и пойму, и он мне обязательно поможет».
       Для Антоши называть Дмитрия Михайловича не «дедушкой», а «дедом», было, как заворачиваться в огромный, теплый плед, в котором сразу же становится уютно. «Деда» - большая, пухлая рука, которая держит твою настолько крепко, что ни при какой буре не выпустит ее из своей. «Деда» - запах какого-то необыкновенного парфюма без названия. Им пахло все: седая мягкая борода, жилет, томик Пушкина на его столе, который он обожал перечитывать, мягкая-мягкая подушка, на которой Антоша часто засыпал. «А может быть, на самом деле это и вовсе не парфюмы какие-то? Может это его душа так благоухает? Она ведь добрая, а потому и красивая. А цветы ведь тоже красивые и, наверное, от того так пахнут?» - все думал и думал мальчик.
Он часто думал о деде, особенно когда подолгу не виделся с ним, или когда грустно было. Вспоминал его мудрые слова, как вот эти, только что сказанные, и сразу утешение приходило.… И вдруг, мальчик крепко-крепко, что есть силы, ухватился за шею Дмитрия Михайловича, прижался к его бородатой щеке своей детской, нежной и бережно спросил:
- Деда, у тебя есть друг?
- Друг? – удивился тот. – А ты, Антоша, что понимаешь под этим словом?
Ты же еще, кажется, маленький, или как?
- Друг, деда, это Дом, в котором для тебя всегда открыты двери. Ты мне сам  говорил. Забыл, что ли?
Дмитрий Михайлович усмехнулся:
- Ну что же… был друг. Бабушка  твоя, моя половинка - Екатерина Сергеевна. Царство ей Небесное.
- Деда, а у меня тоже друг есть, и ты его знаешь. Имя его Дмитрий Михайлович Белинский. – тихо, но гордо произнес мальчик.
Услышав свое имя из уст внука, он  слегка взъерошил его белокурую копну волос, по-доброму рассмеявшись:
- Ах, ты мое счастье. Я признателен тебе за эти слова, Антоша. В таком случае, я познакомлю тебя с «хозяином» моей гостиной. Он тебе непременно понравится.
Мальчик заулыбался,  два «небесных облачка», как называл его глаза дедушка, заблестели. Тут же Антошу подхватили сильные руки и унесли с собой в дом…

         Двери отворились. Дедушка с внуком оказались в большой, уютной гостиной. В распахнутом напротив окне виднелся розовеющий закат. Пахло теплотой и спокойствием. В воздухе витало умиротворение вечерней поры…
        Дмитрий Михайлович сел на банкетку, усадив внука на колени:
- Вот, Антоша, мы пришли. Знакомься, - он открыл черную блестящую крышку инструмента, под которой покоились прикрытые бархатным полотном клавиши, – это рояль – Король музыки.
- Король? – удивился мальчик. – Значит он живой, как все короли?
- Право живой. Живой, потому что имеет голос. Попробуй-ка, положи свои пальчики прямо перед собой.
И Антоша сделал так, как велел дедушка. Он осторожно протянул свои ручки вперед и, когда пальцы коснулись клавиатуры, мальчик смущенно заулыбался.
- Это рояль? – шепотом спросил он.
- Это, Антоша, клавиши рояля. Если ударить по ним – он заговорит. Вот попробуй. Что есть силы.
И мальчик изо всех сил шлепнул своими ладошками по белым, гладким планочкам. В гостиной раздалось гулкое, слабое звучание. Антоша удивленно насторожился и тот час, одернув руки, ухватился за румяные щеки, как бы смущаясь услышанного.
- Деда, ты же сказал, что он заговорит.
- А он, Антоша, заговорил, только очень-очень тихо.
- Почему же тогда я ничего не понял?
- Не понял, потому что речь его, как и любого другого музыкального инструмента не похожа на человеческую. Это язык музыки, понимать который нужно учится точно так же как русскому, английскому или французскому.
 - А я могу  научиться его понимать, деда?
- Конечно, можешь. Только не его, а ее – музыку. Прислушивайся, как птицы поют в лесу, как листья шумят в саду, как дождь по окну стучит, как речка из гор бежит. Все слушай. Именно с этого начинается музыка. А потом научишься и говорить с ней.
- Говорить? – задумчиво прошептал мальчик.
- Да, говорить. Голосом, через песню, как твоя мама, или руками, играя на флейте, скрипки или рояле. Человек, который умеет это делать, Антоша, называется музыкантом, потому что он понимает и говорит на языке музыки. Только дано это не каждому, а если и дано, то свой дар нужно растить, как деревце, что бы он потом, спустя много лет дал свои плоды. Растить трудом и упорством. И знаешь, Антоша, ты ведь тоже можешь попробовать.
- Что попробовать?
- Учиться… игре на рояле.
- Деда, но я же не вижу.
- А это не обязательно, Антоша. Это музыка, ее никто не видит. Ее нужно только слышать и чувствовать.
Мальчик услышал слова, которые уже звучали сегодня из уст дедушки, и которые пока что оставались ему не понятны.               
         Дмитрий Михайлович усадил внука на близстоящую софу, а сам поднял резбленный пюпитр, установил на нем книгу нот, и клавиши под его пальцами ожили. Старинный рояль зазвучал нежным, тихим тембром. А Антоша, приникнув, внимательно слушал ту чудную музыку, которая воцарилась в гостиной, совершенно не подозревая, что именно им, шопеновским «Ноктюрном Ми бемоль – мажор» услышанным этим вечером впервые, спустя много лет, он откроет свой первый публичный концерт…
           …Париж заговорит о необыкновенно удивительном русском пианисте…





                Наталия Хилобок
                (Август - декабрь 2004 г.)