Китайская фантазия

Глава1                Рыжее солнце из последних сил пыталось осветить Великую китайскую стену.  Его энергии явно не хватало,  поэтому Цзу достал фонарь и начал ему помогать. Но нахальное светило мало того что не оценило его бескорыстной помощи – оно еще и лениво закатилось за горизонт, предоставив Цзу самому освещать заплесневелые кирпичи. Негромко выругавшись неразборчивым русским матом, Цзу потушил свой карманный фонарик фирмы Panasonik of China и начал карабкаться по бугристой поверхности стены.
Как нетрудно догадаться, Цзу был никем иным как русским шпионом, носил имя Ивана Простофилина и числился в рядах работников метрополитена (что, конечно, было только прикрытием). Его послали со специальным заданием в Китай, чтобы выяснить мнение китайцев о русской системе образования. В планы нашей разведки также входил такой незначительный пункт, как выведывание военных секретов Китая.
Цзу тяжело перевалился через стену и потер ушибленный подбородок. Он восемь дней провел в дороге и за это время очень исхудал, так как придерживался строгой диеты (тем более что есть все равно было нечего). Теперь же, после такого сокрушительного удара в челюсть и встряски для желудка он ощутил острый голод. "Если я сейчас же чего-нибудь не съем, я не смогу выполнить свое задание ввиду незапланированной кончины,"-подумал умный Иван. Он огляделся в поисках еды и заметил неподалеку целый вооруженный гарнизон китайских пограничников. Но они, к счастью, не заметили Ивана, так как в этот самый момент предавались сну. Любой другой иностранный шпион на месте Ивана тотчас же убежал бы, но Простофилин, всегда гордившийся своими железными нервами, решил продемонстрировать выдержку и шпионский талант и, прокравшись в лагерь противника, как следует там поживиться.
На тот случай, если пограничники проснутся и обнаружат чужака, Иван предварительно убедился, что его маскировка в порядке (дело в том, что истинная внешность нашего разведчика не соответствовала стандартному облику нормального китайца – он был высок, голубоглаз и светловолос, что могло вызвать ненужные подозрения). Черный парик немного съехал набок, одна контактная линза потерялась, а тоненькая ленточка усов наполовину отклеилась. Иван поплевал на усы, но от этого они не стали более клейкими. Тогда он закопал их под Китайской стеной, а место пометил своей визиткой, воткнув ее в землю. Теперь его внешний облик был несовершенен, так как разный цвет глаз очень бросался в глаза.  Делать было нечего – пришлось пожертвовать одним глазом. Иван перевязал его своим носовым платком цвета хаки  и стал похож на пирата. Теперь можно было с чистой совестью идти во вражеский стан.
Бесшумной походкой серой мыши-полевки подкрался он к китайцам и стал рыскать по их карманам в поисках чего-нибудь вкусненького. Но единственным, что он нашел, были маленькие мешочки с рисом и китайская безалкогольная водка "На-кося выкуси". Пришлось довольствоваться тем, что было, и Иван, морщась и икая, уничтожил запасы китайцев в одно мгновение. К сожалению, его организм не был приспособлен к такого рода пище , и в желудке Ивана тут же начался мятеж, сопровождаемый характерными звуками. От шума китайцы проснулись и задержали Ивана за нарушение общественного покоя.
   Глава 2.
Примерно неделю Иван не был способен давать показания, так как его желудок никак не мог оправиться от шока. Все это время он находился в домике одного старого пограничника по имени Яго-сан. Тот уже не работал, а просто коротал деньки на границе, а добывал деньги его сын Кузуки, который снабжал пограничников марихуаной. Остальные дети Яго-сана продолжали дело отца, от чего получали только моральное удовлетворение, так как всю зарплату у них отнимало государство. Всего у старика-пограничника детей было двадцать пять, поэтому с него брали налог за превышение рождаемости, и выплачивали  за него деньги дети.
Привела Ивана в этот дом единственная дочь Яго-сана – Ка-мису, которая была очень добросердечна и к тому же неравнодушна к китайцам с неординарной внешностью. Иван сразу привлек ее своими разными глазами и нестандартным поведением. Поэтому она намеревалась сделать ему предложение по его выздоровлении. Однако время внесло свои коррективы в ее стремление.
С первых же дней своего пребывания в доме пограничника Иван стал извлекать выгоду из своего положения: он постоянно рассказывал байки о русских школьниках и требовал несчастных китайцев высказать свое мнение по этому вопросу. Но он не учел, что в стране строгого коммунизма люди не могут иметь своего мнения – а уж тем более высказывать его вслух. Поэтому на все его вопросы (которые он, кстати, делал на безукоризненном китайском) вся семья сдавленно молчала. Иван не на шутку расстроился, но виду не подавал.
В это время Ка-мису, окрыленная высокими чувствами к так называемому Цзу, строчила ему любовные послания следующего содержания : "Маленькое китайское сердечко воспылало неземной страстью к вам, уважаемый Цзу. Желаю видеть вас моим мужем. Зарегистрируем наши отношения после вашего выздоровления. Ваш товарищ, Ка-мису Яго-сан."
Иван нашел одно из этих посланий в своей миске с бульоном и долго старался вникнуть в смысл расплывшихся иероглифов. В итоге он с тонким умением восстановил практически весь текст, но имя Ка-мису ,к сожалению, упустил, и письмо приобрело отнюдь не безобидный характер. Иван вспомнил, как странно всегда посматривал на него Яго-сан, и у него перехватило дух. Старый вдовец Яго стал казаться ему ужасным маньяком, и выход был только один – бежать.
Однажды темной ночью Иван покинул дом Яго-сана и направился прямиком в столицу Китая. Ка-мису была безутешна и сразу по обнаружении пропажи последовала вслед за ним.
Глава 3
Пекин встретил Ивана мрачным и унылым. Людей на улице почти не было, так как уже четвертую неделю в столице шли ужасные дожди и воды на улице было по горло ( имеется в виду горло китайца с его стандартным ростом – для Ивана же этот уровень определялся как "по колено"). Иван долго брел по столице,  закатав по колено штаны фабрики "Большевичка", и для поднятия настроения пел заунывным голосом "Поле, русское поле…"
Вскоре впереди показалось мрачное приземистое здание с надписью "Бар Япона мама". Иван живо представил себе кружку пива с искрящейся пеной, и поспешил войти вовнутрь.
В баре текла размеренная, будничная жизнь: За столиками сидели в стельку пьяные японские матросы и китайские городовые, распевающие песни непристойного содержания, а на шею им вешались девушки с узкими глазами и  короткими ногами. За стойкой бара стоял бородатый китаец и вращал пьяными глазами.
Иван сразу понял, что здесь можно здорово поживиться полезной информацией, а заодно и подправить осунувшуюся было фигуру. Он, не долго думая, подошел к самому мордастому усачу и спросил, сколько лет тот учился в школе. Усач долго осмыслял заданный вопрос и наконец признался, что вообще таких слов не знает.
-Всю свою сознательную жизнь я занимался осуществлением "культурной революции", - признался китаец, неуклюже ковыряясь палочками в своем суши (консервированное суши поставляли сюда прямиком из Японии контрабанлисты).
Видимо, воспоминания о горьком детстве всколыхнули в его душе остатки чувств, и по отливающему желтизной лицу покатились крупные капли. Непонятно было, пот ли это, выступивший от непосильных усилий нанизать на палочку кусочек еды, или слезы отчаяния. Как бы то ни было, Иван был не на шутку растроган, внезапно он проникся участием к этому несчастному. Поэтому он украдкой достал из-за пазухи бутылочку "Синопской" и подкинул ее на дощечку суши. Мордастый китаец решил, что это – награда за его подвиги во имя культа личности, посланная ему самим Мао с того света. Чуть не утопнув в слезах благодарности, он тут же припрятал подарок в складках одежды и удалился, полный решимости продолжать дело великого Цзэдуна .
Нарушив таким образом покой одного из завсегдатаев этого бара, Иван продолжил выполнять долг разведчика и решил для разнообразия допросить одну из несуразных девушек-китаянок. Для начала он выбрал дамочку в куцем наряде, состоящем из нескольких лоскутков ткани, прилепленных на все выпирающие части тела – она сразу привлекла его внимание своими косыми глазами с поволокой. Пробравшись сквозь толпу, кишащую возле плаката с изображением голого европиоида женского пола, Иван с места в карьер начал допрос:
-Слышали или вы когда-нибудь словосочетание "Русская система образования"? – спросил он с надеждой.
-Обижаешь, Ваня, - ответила китаянка по-русски и хихикнула, - Мы же с тобой в одном классе учились восемь лет. Ты бы еще спросил, знаю ли я, какого цвета у тебя завязанный глаз.
И тут Иван с ужасом узнал в приглянувшейся было китаянке Полину Квакину, свою бывшую одноклассницу, на которой он обещал жениться в пятом классе, а своего обещания так и не сдержал. Оказалось, что Полина тоже завербовалась в разведку, но только не русскую, а украинскую, потому как с детства питала нежные чувства к Тарасу Бульбе, точнее, к его сыну, Андрею. В разумные доводы окружающих , что это вымышленный персонаж и вообще его папаша прикончил, она отказывалась верить, поскольку прочитала только половину этого трагического произведения.
-Ну, как, нашла ты своего Андрея? - с замиранием сердца поинтересовался Иван.
-Представь себе, да, - кивнула Полина, попыхивая самодельной цигаркой, - но вот только не на Украине, а здесь, в родном Китае.
-Так Китай тебе теперь, стало быть, родной, - с облегчением протянул наш герой, радуясь, что ему теперь не надо будет на ней жениться.
-Ну конечно, ведь я не мыслю себя без моего красотульки.
-А кстати, кто это? Могла бы и познакомить ради приличия, -заметил Ваня.
Полина поманила пальчиком кого-то из толпы, и оттуда с готовностью новобранца выскочил маленький плюгавенький китаяшка с подбитым глазом.
-Познакомься, дорогой, -сказала ему Полина, -это мой друг детства, Иван, русский шпион.
-Осень плиятно, однако, - хитро улыбаясь, промямлил китаец, - Меня зовут Антри-сан, я есть муж вашей бывшей соратницы и товарища.
-Ага, понимаю, - ответил Иван, - а вы, кстати, не знакомы с русской системой образования?
Глава 4
В то время как Иван выполнял задание, Ка-мису наконец напала на его след, который привел ее в уже упомянутый бар. Первым, что открылось ее утомленному взору, была следующая картина:  возлюбленный Цзу отчаянно вырывался из цепких лап какой-то бледной европейской поганки, издающей странные вопли явно некитайского происхождения. Сердце благородной девушки одновременно воспылало двумя чувствами – ужасающей по своей разрушительной силе ненавистью к разлучнице, так вероломно пытающейся отнять у Ка-мису единственную надежду на счастливый брак, а также вполне естественным восхищением. (Восхищение, конечно же, той моральной устойчивостью, которую проявлял потенциальный жених на поприще сохранения верности своей дорогой Ка-мису.) Однако восхищение пришлось тут же побороть и отложить до лучших времен, потому что в следующее мгновение нашей героине предстояло сложное и требующее особого настроя занятие: отбить жениха в прямом смысле этого слова.
С душераздирающим криком Ка-мису совершила головокружительный прыжок в воздухе и завершила его объятьеразбивающим ударом левой лодыжки. В итоге Цзу оказался свободен, и счастливая девушка уже приготовилась к долгим изъявлениям благодарности с его стороны, однако вместо того, чтобы предаться пространным разглагольствованиям о невозможности дальнейшего жития без этого самоотверженного существа, Цзу с диким рыком кинулся в противоположную сторону.  Не стоит и говорить, что бедная Ка-мису никак не ожидала такого пренебрежения с его стороны. Однако она, будучи девушкой здравомыслящей и не строящей иллюзий относительно жизни в браке, заключила, что ее избранник, видимо, придерживается патриархальной системы бракоустройства и почитает себя сюзереном, а жену (или невесту) – вассалом, не требующим особо уважительного отношения. Мысль была грустная, но раздумывать над несправедливостью такого хода мыслей девушке не пришлось, потому что в следующую же секунду  она обратила внимание на то, что траектория, по которой бежит Цзу, далеко не произвольна, а повторяет траекторию бегущего впереди (точнее, плывущего) достойного господина, показавшегося Ка-мису очень знакомым. Видимо, ее суженый задался целью догнать этого человека и поговорить с ним о чем-то, для чего не предназначены уши его невесты.
«Что ж, - решила Ка-мису, - раз уж Он так решил, ничего не поделаешь. Подожду, пока Он вернется, и попробую поговорить с Ним о роли женщины в семье. В конце концов, в коммунистическом Китае довольно абсурдно столь явное принижение собственных товарищей и соратников». С этими мыслями она обернулась к бару и натолкнулась на разъяренную фурию, явно недовольную поведением несчастной китаянки.
- Что вы себе позволяете! - кричала фурия, тряся кулаками перед лицом Ка-мису. – Я уже почти сумела унять этого оголтелого заступника сопливых школьников, и тут ни с того ни с сего вы так нагло мне мешаете! Да знаете ли вы, какой опасности вы подвергли жизнь моего мужа? – фурия перешла на рыдания и сразу перестала быть фурией, отчего ошарашенная Ка-мису заметно осмелела и решила заняться самообороной.
- Я, уважаемая дама, из вашей речи ничего не поняла, - вежливо заметила она, - и потому предлагаю изложить ваши претензии в более приличной обстановке… Например, за ПРОПОП, тем более что я страшно голодна.
«Дама» не изъявила явных возражений, потому что была поглощена собственными переживаниями, и ее без труда удалось затащить в бар и посадить за укромный столик в уголке.

(to be continued...)