Цветок

Брут сделал глоток. Еще глоток. Еще.
Хватит.
Посмотрел вперед. Впереди не было ничего, кроме горизонта.
Он обязал самого себя, он поклялся, что не бросит этих троих. Нужно идти.
- Все, хватит. Вставайте, – Брут даже не посмотрел на них, жалких и усталых, встал, взял какие-то вещи – в основном хлам, нужно будет скоро выбросить, и пошел своим быстрым шагом вперед, неизвестно куда.
Сзади плелись трое юношей, так и не прошедших обучение в лучшей академии разведчиков Рима. Вероятней всего, что они стали бы лучшими, но пока они были слишком слабы для настоящей разведки.
Из этих троих только Кир оброс бородой и стал похож на бродягу или разбойника с дорог Империи. На варвара он не выглядел все равно. А нужно –  здесь лучше выглядеть варварами.
У Ториуса болели ноги. У Ториуса болели руки. У Ториуса болел живот. Ториус постоянно ныл. Он все время говорил о плохой жизни, о близкой смерти и вспоминал о Риме. Когда Брут кулаком ударил его промеж глаз, он утих, но нытье все равно продолжалось.
За все время, пока вместе шли по пустыне, меньше всех раскрывал рот Грогий. Иногда, в те минуты, когда Ториус или Кир надоедали своими жалобами и разговорами, он цитировал каких-то философов и известных ораторов Рима, надолго пресекая разговоры друзей, за что Брут стал уважать Грогия. Вот что называется не говорить много, но сказать много.
Разумеется, Грогий смотрел на него, седовласого воина, разведчика, шпиона, рейнджера, скаута, сыщика, на Брута Спасителя, признанного императором героя, на человека, который за свои годы успел прямо-таки обрасти легендами о своих неисчислимых подвигах, этот парень смотрел на него, как и должен был бы смотреть любой юнец его возраста, но Брут думал, что взгляд, преисполненный восхищения, был вызван не только пустой славой. Грогий держался лучше своих приятелей, и, тем более, лучше всех в академии. А то, что у его родителей не так много талантов*, как у Ториуса Алог или Визма Лофк... Плевать на это. Конечно, преподаватели и мастера могут долго восхвалять пред всеми богатых учеников, но только действительно способные ученики покажут себя в деле по-настоящему.
Скоро закончится вода. Надолго не хватит, пускай и будем пить мочу по два раза. Остается лишь надежда, самая преданная из женщин.
Шло время. Солнце медленно ползло к горизонту. Несколько раз путики останавливались, чтобы сделать несколько глотков, но вода сразу же превращалась в пот. Воздух был сух, дышать было неприятно. Боги, когда это кончится?
Наконец Фортуна улыбнулась путникам.
Первым увидел Грогий:
 - Весьма вероятно наступление невероятного, – сказал он с неуверенной улыбкой и добавил, – оазис!
Брут проследил по направлению руки парня и увидел расплывшееся пятно, напоминающее, действительно, некое подобие оазиса.
Первое, что пришло в голову Бруту – это мираж. Но слова разведчика-философа подсказали, что лучше, конечно, проверить. Вдруг это смутное пятно – не игра света и тени, а их спасенье?

Вода. Деревья. Превосходно…
Оазис – что может быть лучше в мире, если ты в пустыне?
Брут, Ториус и Грогий пили воду, Кир уже напился и умывался.
Ночь наступила незаметно, как это водится в пустыне. Песок быстро отпускал тепло, было прохладно. Опасно ночевать без настоящего укрытия, но, как и в предыдущие ночи,  выбора не было, и Брут скомандовал располагаться на песке, поближе к деревьям. Как всегда старый разведчик остался сторожить покой первым.
Странно. Оазис казался ему меньше, а теперь пригляделся – деревьев тут с добрую рощицу. Пойти прогуляться еще раз? Почему бы и нет.
Брут мерно шагал меж этих смешных деревьев с листьями на макушке. Деревья росли на большом расстоянии друг от друга, оставляя, видимо, друг другу побольше солнца. Иногда попадались кусты с синими ягодами.
Деревья совсем как люди. Все деревья растут вверх, к солнцу, потому что солнце греет и потому, что так делают все. Им нужна вода, и в невидимой подземной борьбе своими корнями за нее выживают только сильные и везучие. Как похоже на Рим. Только в столице мира еще много кустов и травы, все они устремлены к солнцу, но устилаются под высшими… Что за мысли Брут? Маразм, Брут, маразм. Когда вернусь, уйду на заслуженный отдых, в Сицилию, давно пора…
Неожиданно он увидел перед собою неестественно сгустившиеся пальмы. Днем их не было, я точно помню. Что там?
Протиснувшись между стволами деревьев, Брут увидал в кругу из деревьев маленькую полянку. Посреди нее, в самой середке, рос цветок. Цветок светился изнутри разными цветами. Свет внутри переливался, запах дурманил, Брут не мог оторвать свой взгляд от великолепного зрелища, хотелось прикоснуться к цветку, оторвать цветок от корня, от холодного песка и держать в руках это чудо. Когда наваждение прошло, Брут встряхнул головой, но цветок не исчез. Осторожность, присущая ему, подавила желание подойти ближе, и он решил вернуться на место стоянки, чтобы пробудить остальных. Он сделал шаг назад, но будто наткнулся на что-то вязкое. И невидимое.
Под ногами был только воздух, но идти сквозь него было востократ труднее, чем идти по пояс в воде. Густой воздух давил на перемещающиеся ноги, и будто высасывая жизненные силы Брута.
Он уходил дальше от цветка, поляны, тесных деревьев; плотность воздуха постепенно уменьшалась. Когда он дошел к своим спящим спутникам, ноги перестали держать его, и он упал, сразу лишившись чувств.
Когда Брут очнулся, он не обнаружил никого – ни Ториуса, ни Кира, ни Грогия. Ночь продолжалась, и старый разведчик не знал, сколько пробыл без сознания. Болела голова, ноги, в глазах все время вставал образ цветка, глаза болели, слезились. Почему-то болело сердце.
…иди…иди…иди…я здесь…сюда…скорей…иди…иди…иди…иди…
Брут поднялся. Сердце стучало чаще обычного, дыхание тоже участилось.
…сюда…ко мне…иди...я здесь…иди…иди…иди…скорей…
Брут сжал зубы, развернулся и на слабых подгибающихся ногах побежал прочь, в пустыню. Бежал долго, а когда упал и не смог подняться, стал ползти, дальше, дальше, прочь… прочь…
Наступило утро.
Брут сидел на песке и смотрел на свои дрожащие руки. Кости ломило, болели зубы. Под ногтями запеклась кровь. Мучила жажда.
Как говорил Грогий?.. Неразумно бояться неизбежного. Да…
Старый разведчик тяжело поднялся и неровными шагами направился назад. Сердце по-прежнему болело. Брут убеждал себя, что глупо бояться того, что неизбежно, но боялся, очень боялся. Ужас пред непонятной ему неизбежностью пронизывал всё его существо, неизбежностью чего-то страшнее смерти.
Он подошел к тому месту, где ночью спали его молодые сотоварищи.
…иди…иди…сюда…иди…иди…ко мне…скорей…я здесь…иди…иди…иди..
И Брут пошел. Он шел легко, слушая зов, мягкий шепот. Его охватила странная эйфория, он уже почти ничего не видел, но успел заметить что-то странное. Только эта мысль нарушала эйфорию, и, наконец, пробилась к сознанию Брута: на песке меж пальм было множество следов животных, кажется, тигров. Откуда здесь тигры?.. Неважно. Неважно…
Он переступил через труп какого-то зверя. Испачкался в крови.
Сделал еще несколько шагов и наткнулся на второе тело. Но это не имело значения. Уже рядом, уже скоро…
Знакомый запах.
Брут застыл со счастливой улыбкой на лице. Цветок.
Самый прекрасный, ради которого нужно жить, за который нужно умирать.
Он подошел к светящемуся цветку, встал рядом с ним на колени, нежно приподнял алые лепестки, нагнулся и вдохнул лучший аромат.
Самый красивый, единственный, любимый… Только мой… мой…
Он мой! Не отдам! Разоррву! Рразорр-ву! Раарру! Ррраарр-уу!
Брут резко бросился на чужого. Точное движение челюстей и он прокусил противнику шею, затем распорол когтями брюхо.
Чтобы не осквернять цветок видом чужой крови, он отправился к воде, умыться. Как удобно, оказывается, передвигаться на четырех лапах!
Жаль Грогия, способный был парень. Но он сам виноват. Это мой цветок, только мой. Самый лучший, единственный, любимый. Мой…



*талант - самая крупная денежная единица