Самый-самый

Танька задумалась. Какой же Новый Год был самый-самый? Самый - какой? Самый радостный? Самый необычный? Самый забавный? Самый… горький?...
До сегодняшнего Нового Года оставалась уйма времени – больше шести часов, вполне достаточно, чтобы решить, что же она выберет в качестве новогоднего наряда, что будет загадывать под бой курантов, а главное – куда пойдет… И уж, конечно, предостаточно времени, чтобы повспоминать.

**********
Самый необычный… Это, наверное, было катание на поливальной машине. Танька тогда училась на втором курсе и была влюблена в студента-медика из группы, в которой училась ее подруга детства. И он тоже был влюблен. Так, по крайней мере, казалось Таньке. С жаром рассказывал ей об изучаемых дисциплинах, которые нравились Таньке гораздо больше своих спряжений и великих сдвигов гласных (или согласных? Теперь уже Танька не помнила). По вечерам, после занятий, когда они, с десяток мальчиков и несколько девчонок, собирались в огромной квартире Танькиной подружки, тискал ее украдкой и называл «девочка моя». А однажды, когда подружкины родители уехали на выходные в Ригу, и вообще провели всю ночь в постели, абсолютно голые… Нет, конечно, Танька была «не такая», поэтому дальше тисканий, горячего дыхания и непривычного ощущения от прижимания к животу и бедрам твердого, а к утру значительно обмякшего постороннего «предмета», дело не пошло. Но, как бы там ни было, так далеко у Таньки еще ни с кем не заходило, поэтому она и пребывала в уверенности, что они с Германом влюблены… до самого Нового Года. На празднование которого во все ту же подружкину квартиру он пришел не один. Потом подружка рассказывала, что честолюбивый Герман решил породниться со знаменитой в городе семьей, университетской элитой, в надежде на хорошее распределение, которое ему с его откровенно еврейским происхождением, явно не светило. Девушка, профессорская дочка, была на целых десять лет старше Германа, и, стало быть, Таньки тоже. Потом Танька видела ее в университете. Она заглянула в аудиторию, в которой занималась Танькина группа, вызвала преподавательницу и о чем-то шепталась с ней на пороге. Но фразу, касающуюся девчонок и ее самой, выговорила четко, так, что слышно было на задних рядах: «А почему они все такие… старые?». Второкурсницы, раздобревшие на пятикопеечных жареных пирожках с повидлом из университетского буфета, действительно, выглядели крупнее и проще этой изысканной, холеной, миниатюрной дамочки. «Молодится!» - злорадно подумала тогда Танька. «Еще бы, имея жениха-мальчишку…». Через год папа-профессор скоропостижно скончался и идея женитьбы отмерла у Германа сама собой.
Все эти проверенные детали про Германа и его невесту Танька узнала гораздо позже, а тогда… Тогда дверь распахнулась и Герман внес на руках девушку. Они целовались. Так что на пол он опустил ее далеко не сразу. Как раз все собравшиеся успели высыпать, и Танька в том числе. Видимо, обольщение шло по полной программе.
Танька ретировалась на кухню. Посидела минут пять, собираясь с мыслями. И решила уйти, по-английски, не прощаясь. Это оказалось совсем не сложно, потому что все остальные были заняты откупориванием и разливанием шампанского – до полуночи оставалось несколько минут.
Из уличного автомата Танька позвонила подруге, чтобы та не волновалась, послушала немного ее верещание, повесила трубку и пошла по улице. Возвращаться домой и объясняться с родителями ей ну никак не хотелось.
Как ни странно, людей на улицах было довольно много, они что-то кричали, распевали и распивали, кидались снежками… В общем, одной на улице в новогоднюю ночь было совсем не страшно… Танька не плакала. Она вообще редко плакала. Шла себе и шла тихонько по главной улице, ведущей к Площади Ленина, где стояла самая нарядная елка. Сзади раздался сигнал машины. Танька так и подскочила от неожиданности. А когда обернулась, удивилась еще больше. За ней медленно ехала поливальная машина. Откуда она могла взяться на заснеженной дороге в новогоднюю ночь? В сказки и новогодние волшебные истории Танька не верила, поэтому просто пошла дальше. Через несколько минут любопытство пересилило и Танька снова оглянулась. Машина медленно ехала за ней. Танька отвернулась. Машина поехала побыстрее и, поравнявшись с Танькой, снова посигналила. Дверь с Танькиной стороны открылась, высунулся очень молодой и очень симпатичный водитель. «Девушка, пожалуйста… Вы все равно одна гуляете… Садитесь ко мне! Я на работе, стоять не могу – надо ездить, бензин жечь… Новый Год, скучно одному… мне мама салатиков дала с собой, пирожков, морсу… спиртного только нет, за рулем нельзя… Ну садитесь, пожалуйста, я Вас не обижу, честное слово!». Танька помялась, посмотрела на умоляющую симпатичную физиономию водителя и согласилась.
Они поездили по улицам, потом остановились где-то на пустыре, не выключая мотор. В кабине тихо играла музыка. За окнами задумчиво и неторопливо, крупными невесомыми шариками, падал снег. Водитель был совсем не опасный, даже не думал приставать. Танька расслабилась и как-то по-доброму размякла. Поели салатиков с пирожками. Танька с удивлением поняла, что страшно проголодалась: ушла как раз, когда садились за стол, потом за переживаниями голод не чувствовался. А тут все такое вкусное – мама водителя постаралась на славу…
Потом начались разговоры «по душам». Первым начал водитель. Рассказал, как все два года в армии переписывался с девчонкой, невестой считал, вернулся полгода назад, а она… Настал Танькин черед, и он рассказала все, как есть. Водитель слушал так сочувственно, понимающе, говорил какие-то теплые слова… Танька не выдержала и разревелась. Водитель утешал, гладил по голове, плечам, шептал что-то в ухо… потом начались ласки, гораздо более откровенные, более мужские, чем все то, что было у Таньки с Германом… и с другими мальчиками, раньше… Последнюю черту так и не переступили, хотя Танька настолько расслабилась, что, может, и не стала бы возражать…
Часов в шесть утра, когда странная работа водителя подходила к концу, он подвез ее до дому. Танька уже потянулась отрывать дверцу, когда водитель схватил ее за руку и притянул к себе. «Тань… Ты такая девушка… хорошая, чистая… Необыкновенная… Тань… Выходи за меня. Я серьезно. Жить будем у меня, у нас двухкомнатная, мама в одной, мы – в другой… Выходи, Тань!» Танька поцеловала его, взъерошила темный волнистый чуб. «Ты еще найдешь свою девушку и будешь с ней счастлив. Спасибо тебе». Выскочила и, не оглядываясь, пошла к дому. Она повзрослела.


*********
Самым радостным Танька долгое время считала Новый Год, который провела вдвоем со своим будущим мужем. Только Он и Она. Больше ни души. В пустой квартире, с шикарно накрытым столом. Они уже обо всем договорились, он попросил руки у ее родителей, его родители тоже благословили. Правда, свадьбы ждали долго, об этом их попросили Борькины родители. Ждали годовщины со дня смерти маленькой Борькиной племянницы, умершей от быстротечного рака. Танька с Борькой даже раз ходили на могилку. Говорят, Борькина мама, бабушка девочки, бросалась в открытую могилу и кричала, чтобы ее похоронили вместе с внучкой… Даже в страшном сне Таньке не могло присниться, что через полтора года в эту же самую могилку «подхоронят» ее собственного ребенка, которого она так ни разу не видела…
Нет, все-таки тот Новый Год не был самым радостным. Полным ожиданий, прежде всего, ожидания любви и счастья… В будущего мужа Танька не была влюблена, относилась, скорее, как к брату – но, зато он был такой надежный… порядочный… сам предложил, раз уж все так получилось… такой свой… У отца с матерью были такие же отношения – и они, казалось, были счастливы… и у них с Борькой все будет как надо… До свадьбы оставалось четыре недели - двадцать восемь дней. А потом должна была начаться новая, семейная, счастливая и дружная жизнь…
Нет, не самый радостный. Ну, танцевали, смеялись, занимались любовью под мерцание гирлянды на елке и телевизора в углу…
Самый радостный был, наверное, в больнице. После всего того, что произошло с ней в первый раз, после смерти ребенка, заражения крови и кучи всяких других страшных вещей прошел год и, как велели врачи, она снова забеременела. Чудом удалось забеременеть, объяснили врачи, укладывая ее в больницу «на сохранение», как год назад чудом же удалось выжить… Ни о какой выписке на Новый Год после двух месяцев «сохранения» речи быть не могло, да Танька и не рвалась. Гораздо важнее было выносить, сохранить в целости и сохранности эту маленькую новую жизнь, трепетавшую в ней. Она безропотно глотала каждый день ненавистный творог, запила водой с разведенными в ней яблочным уксусом и медом (говорили, чудодейственное средство, и чтобы забеременеть, и выносить, и чтобы ребеночек был здоровенький…). Подставляла попу и руки под уколы и капельницы. И лежала, лежала… Почему-то она была уверена, что в этот раз ребенок – девочка, так она решила – выживет, а вот она сама - нет. Выполнит свое жизненное предназначение и уйдет. Проще, не проснется после наркоза – снова предстояло кесарево. Танька серьезно готовилась, написала в дневнике, как назвать дочку, как воспитывать, что рассказать про мать, то есть про нее, Таньку… Ну, это когда еще будет! А пока она была такая живая, молодая, и Новый Год! Все вокруг радостные и думают только о хорошем! В полночь чокнулись лимонадом-соком, заели вкусностями – чего только не было в 12-местной палате, посмотрели часок крохотный черно-белый телевизор, который ей контрабандой передали через окно… А рано-рано утром их разбудил настойчивый стук. Это пришли Борька с другом. Они отмечали у друга и его жены, которые жили в частном секторе. Нажарили под утро целый мангал шашлыков, сложили в огромный термос и принесли Таньке – с Новым Годом! А еще передали мандаринов и сосновую ветку с мишурой. В палате остро запахло радостными, земными запахами – жареным мясом, мандаринами, морозной хвоей. Тут же проснулись все женщины, оживленные, будто и не спали совсем. Живо растащили кусочки шашлыка и мандарины, съели, пересмеиваясь тихонько и поздравляя друг друга с первым днем наступившего года и снова легли, досыпать… Танька тоже поела мяса, а вот мандаринов не стала – опасалась за девочку, вдруг у нее аллергия будет. Легла, вдыхая праздничную смесь запахов и время от времени вздыхая от полноты чувств. Именно тогда она позволила себе подумать – может, ничего… обойдется… и все еще будет у нее хорошо…

*********

Потом прошло много лет, а в Танькиной жизни произошло много событий – и радостных, и грустных. Но они как-то не связывались в памяти с Новым годом. За исключением, пожалуй, прошлого, который она встретила вдвоем с сыном в Египте. Наверное, его можно без всякой натяжки назвать самым горьким. Со вторым мужем к тому времени они стали так далеки, что Танька чувствовала себя одинокой, вот и ехать на отдых с ними он отказался. Сказал, что лучше побудет один и подумает о жизни.
Новый Год по местному времени они с сыном встретили в отеле, на скучнейшем банкете, сидя за одним столом с двумя шумными русскими парами и их еще более шумными детьми. Посидели с полчаса после местной полночи для приличия, потом Танька уложила сына. У них был целый ритуал, с обниманиями, шептанием на ушко ласковых словечек и кратким обменом впечатлениями о прошедшем дне. Потом Танька вытащила из чемодана фляжку виски и пошла на пляж. Прошлась по песку, выбирая местечко поуютнее. И столкнулась с двухметровым чернокожим «капитаном» - так называл себя детина, заведовавший на пляже прокатом лодок и катамаранов. «Капитан» увидел в Танькиной руке бутылку, и глаза его алчно заблестели. «Мадам угостить капитан виски – капитан катать мадам на катамаран. Фейерверк, красиво, Новый Год!». Фляжку Таньке в одиночку было не осилить, и она согласилась. Так и встретила Новый год по Москве – в море посредине Наама Бей, в компании подвыпившего чернокожего «капитана». Повеселев, «капитан» решил проявить великодушие к одинокой дамочке и предложил: «Может, мадам хочет немного любовь? Бесплатно… Нет? Ну, тогда только виски…». Танька смотрела на разноцветные вcполохи фейерверков и тщательно перечисляла составляющие своего новогоднего «желания»: «Пусть встретится взрослый… от сорока до сорока пяти… равный мне во всем... высокий… белый мужчина… чтобы я не была больше одна!».
Танька лукавила. Фотография высокого белого взрослого мужчины, судя по письмам, тоже одинокого и равного ей во всем, уже хранилась в ее почтовом ящике на mail.ru, и Таньке очень хотелось, вернувшись, наконец встретиться с ним и посмотреть, что из этого может получиться…
Но то ли загадывала неправильно и упустила что-то очень важное, то ли главное было, не что загадаешь, а как проведешь этот самый Новый Год…. Только следующий год, то есть сегодня, встречала она теперь уже совсем одна. Без мужа. Без высокого белого взрослого мужчины, с которым так и не получилось быть равными во всем, разве что в умении строить иллюзии… Без сына, которого отправила в зимний лагерь – ему с ровесниками будет веселее.
Танька за думами-воспоминаниями и не заметила, как прошло часа четыре. Она успела прибраться, впрочем, в полном разгроме ремонтного разгара особой красоты не наведешь. Вымыть голову и высушить волосы феном. Перерыть шкаф, так и не найдя ничего подходящего. Тем более она все равно не решила, куда ей пойти праздновать. К тете Свете с Нинкой? К Машке с Вовкой? Идти никуда не хотелось. Еды в доме, правда, никакой не было. Да и кухня была снесена до основания в связи с тем же ремонтом. Не беда, подумала Танька. Посмотрю телевизор и лягу спать. Когда куранты будут бить, загадаю что-нибудь… хорошее…
В дверь требовательно зазвонили. Танька открыла. На пороге стоял бывший муж. «Ну, что застыла? Быстренько собирайся, едем!» «Едем, едем скорее, маманька!» - из-за спины мужа выскочил розовощекий улыбающийся сын.
«Куда? Зачем? Как ты… как вы здесь оказались?»
«Да в ресторан. Вместе встретим. Я потом Сережку обратно в лагерь отвезу. Пить не буду, не волнуйся».
Танька глянула в его глаза под сурово сдвинутыми лохматыми бровями. Он сам был похож на деда-мороза – снежинки запутались в бороде, усах, густых отросших волосах, местами поблескивавших серебряными нитями, это новое, раньше не было…
Повернулась и пошла в комнату. Ладные шелковые брючки, тонкий черный джемперок с V-образным вырезом. Хрустальное сердечко на черном шнурке от Swarovski на шею. Капельку любимых духов – малина и цитрус на берегу океана… Вот она и готова.
Конечно, она знает, что загадать под бой курантов. Чтобы был здоровеньким и веселым сын… Чтобы у мужа, бывшего, все сладилось на новой работе… чтобы папочка, оставшись без жены, ее мамы, не так убивался и был с нами в следующем году, чтоб дожил… думала она, устраиваясь на сиденье старенького жигуленка.
А себе? Хоть и перла из Таньки не по возрасту неистребимая пацанистость, а то и детскость, ни глупой, ни тем более наивной она не была. Загадывай – не загадывай, а в новогодние чудеса она больше не верила.
Или верила?

С НАСТУПАЮЩИМ!!!