телевизор

ТЕЛЕВИЗОР

У Суслика был замечательный телевизор. Он показывал другой мир—не просто какой-то фантастический сериал, как это бывало в телевизорах у соседей Суслика, а абсолютно другой мир, одновременно и необычный и узнаваемый.
Когда это произошло в первый раз, Суслик уже не помнил, но было это довольно давно. Если бы Суслик был таким, как, допустим, Лиса, он бы, увидев что-то новое и необычное, тут же помчался бы рассказать соседям об этом. Вот как сегодня она прибежала:
--Ой, Сусличек, родненький, у меня в герани—нет, ты представляешь!—выросла—что бы ты подумал!—роза! Собираю, значит, герань, и что-то колется, а это—роза!—нет, ты представляешь!
Суслик представил, но это было настолько скучно по сравнению с тем, что показывал его телевизор, что он только неопределенно хмыкнул. Лиса ничуть не обиделась:
--А ты все смотришь свой телевизор? Ну что ты в нем нашел удивительного? Ну  ладно, побегу к Белке, расскажу, вот она удивится!
И Лиса побежала к Белке, а Суслик продолжал смотреть телевизор, только на секундочку зашел на кухню сделать чай и бутерброды.
Суслик все время пытался понять, что происходит в телевизоре, и никогда—что с самим телевизором, как это, например, хотел сделать Кабан.
--Может, ты антенну не включил? А может, у тебя диод сгорел? Нет, скорее всего, дело в конденсаторе, а может, и лучевая трубка барахлит. Ты мне его дай на денек, я починю.
Нет, Суслик вовсе этого не хотел. Соседи не видели того, что видел он, они видели только рябь и слышали только шипение, а рассказам Суслика о том, что видит он, не верили.
--Я бегала на четырех ногах и несла в зубах Зайца? Сусличек, это некрасивая шутка! Да, я полдня на четвереньках, потому что ухаживаю за своим садиком, а с Зайцем мы поссорились только один раз в прошлом году, когда он пришел ночью пьяный и сорвал мой табак себе на сигары!—говорила Лиса и обиженно махала хвостом, и пальцы у нее дрожали.
И так было со всеми, когда Суслик рассказывал о том, что видел в своем телевизоре. Кабан усмехался, если слышал, что по телевизору он копается под дубом и роет землю, Лошадь не могла понять, с чего это вдруг у нее вместо красивых ухоженных пальцев—кусочки дерева, чурбачки. Соседи крутили пальцем у виска, и Суслику сначала было обидно, но потом он привык и не обращал внимания, только смотрел телевизор и время от времени, когда показывали только людей, уходил поговорить с Волком.
Волк был умный и не то чтобы верил Суслику—он рассуждал и никогда не говорил сразу: «этого не может быть!». Над тем, что ему рассказывал Суслик, Волк на секунду задумывался, отхлебывая березовый сок, затягивался трубкой и начинал думать вслух:
--Все мы там есть и даже те, кто живет далеко от нашей деревни, но мы не разговариваем или разговариваем, когда ненастоящие, нарисованные. И все мы ходим на четырех ногах, а на двух—только если ненастоящие и опять-таки нарисованные. Изумительная аллегория. Напиши сборник детских сказок, у тебя получится, ты гений! Но в тебе пропадают зачатки философа, не зацикливайся на этом, твори!
Иногда Волк с увлечением объяснял, что такое эволюция; он говорил, что если бы звери не ходили  на двух ногах, они бы вымерли, потому что прямохождение—величайшее изобретение эволюции. Или—о людях:
--Ты говоришь, о них больше всего показывают. Они разговаривают, но непонятно, они одеваются даже если не холодно и раздеваются, даже если не жарко, но только вдвоем, причем необязательно они разного пола… Интересно. И они не собирают для зверей фрукты? И они не живут на деревьях? Они укорачивают шерсть на черепе в большинстве случаев? И у них не растет спереди фиговый листок? Странно…По твоему описанию получается, что они—высшая ступень эволюции. Но почему не, к примеру, птицы? Птицы, по крайней мере, более мобильны…
Во всяком случае, Волк не смеялся над Сусликом, он просто считал его творческим зверем, по-особому смотрящим на окружающий мир. Но на самом деле Суслик не с фантазией смотрел вокруг, он действительно видел совсем ДРУГОЙ мир! Порой этот мир был интересен, порой скучен, там ссорились, мирились, танцевали, а звери там были совсем другие, они были свободные, почти все, только очень немногие подчинялись людям—нет, это был другой мир! Суслик однажды чуть не заплакал от радости, когда увидел в телевизоре себя—он там был такой маленький, такой смешной, он умел стоять прямо и забавно так держал руки возле груди, шевеля усами, а потом вдруг взял и нырнул в дырку в земле. И люди там вовсе не были тупиковой ветвью эволюции, зачахшей от однообразия, как говорил Волк. Но Суслик обычно пропускал передачи, где рассказывали только про людей, ему было скучно.
Сегодня на улице был дождь, Волк уехал в соседнюю деревню за книгами, и Суслик решил просто весь день лежать и смотреть телевизор и рассуждать, как Волк. Он лег на диван, взяв карандаш и блокнот, чтобы делать пометки, о чем стоит рассказать Волку, когда он приедет. Время от времени он многозначительно хмыкал, говорил: «Это интересно!» и отхлебывал чай. В полдень зашел Кабан:
--Опять смотришь свой сломанный ящик? А на улице дождь. Лиса стоит над цветником с зонтиком, глупая.
Суслик что-то сказал в ответ, Кабан немного потоптался в дверях и ушел.
По телевизору почти ничего не показывали про зверей, только про людей. Но Суслик решил смотреть и про людей, время от времени делая пометки в блокноте.
Вечером начали показывать довольно интересную передачу. Люди там были так похожи на обычных людей, тоже голые, только на поясе носили целую охапку длинных листьев. Они разрисовали лицо красками и прыгали возле огня.
Затем люди в телевизоре собрались и ушли в лес. Они шли очень осторожно и совсем не кричали, как будто чего-то боялись. В руках у них были длинные палки, люди держали их перед собой, словно нащупывая дорогу . Суслик хмыкнул и сделал пометку.
Вдруг из леса появился Кабан. Суслику стало весело, а Кабан в телевизоре, увидев людей, испуганно взвизгнул и стал убегать.
И тут стало твориться что-то странное. Люди вдруг все разом закричали, побежали за Кабаном и стали кидать в него свои палки. Некоторые палки втыкались в Кабана, и тогда Кабан кричал от боли, у него текла кровь. Чем больше палок втыкалось в Кабана, тем медленнее он бежал. И вот уже к нему подбежал раскрашенный человек и стал бить Кабана по голове толстым концом своей палки, держа ее обеими руками, пока Кабан не упал. И тогда сбежались все люди, и стали яростно тыкать подрагивающее тело своими палками, страшно при этом крича, и отступили только тогда, когда Кабан совсем перестал шевелиться.
Полными слез и ужаса глазами Суслик смотрел, как Кабана привязали к длинному шесту и вверх ногами понесли туда, где люди плясали возле костра. Там его бросили на землю и начали ножами, похожими на те, которыми Суслик резал хлеб, но гораздо более страшными, отрезать от Кабана куски и кидать их в огонь. Суслик не мог понять—за что такая жестокость, ведь его сосед не сделал людям ничего плохого, он их не трогал, он даже уступал им дорогу и убегал с их пути! Но тут начало происходить такое, от чего Суслика стошнило.
Люди стали доставать из огня куски Кабана и стали их есть, жевать, глотать. Это было ужасно и страшно, Суслика выворачивало наизнанку, его колотила крупная дрожь по всему телу, но он не мог оторваться и смотрел, как кровь Кабана течет по лицам людей, смешиваясь с краской; белые зубы людей снова и снова впивались в обуглившиеся куски. Наконец, Суслик вскочил и выбежал на улицу прямо под дождь, прямо в пижаме. Капли дождя перемешивались на его шерсти со слезами, он брел, не зная куда.
Вдруг он со страхом понял, что пришел в рощу, где обитали люди. Ужас охватил Суслика, он вспомнил недавно увиденную передачу, непонятную жестокость людей, так похожих на тех, кто обитал в этой роще. И когда из-за деревьев мелькнули неясные тени, Суслик дико закричал и кинулся куда-то в сторону от появившейся угрозы. Ветви больно били по лицу, но Суслик бежал и кричал, кричал и бежал, каждый миг ожидая, что в него воткнется страшная палка и он никогда уже не будет ни кричать, ни бежать, ни жить.
А на поляну в роще, откуда только что убежал Суслик, вышли два человека—мужчина и женщина.
--Придурок какой-то. Может, они еще и научились делать вино?—произнес мужчина.
--А может, он нас испугался?—предположила красивая девушка, отжимая мокрые от дождя длинные волосы.
--Он—нас?! Да мы для них скотина, неужели ты до сих пор не поняла?
--Ну почему сразу скотина, просто мы так же и остаемся для них чужими, только теперь мы не имеем над ними власти и не должны с ними разговаривать.
--Когда-нибудь я им все выскажу, особенно этому жирному хряку!—мужчина яростно сверкнул глазами и раздавил в руке яблоко.
--И отправишься в ад. Бог шутить не будет. Это его условия. Я не Ева, ты не Адам, так что…--девушка нежно провела по бороде мужчины, глядя на него полными любви глазами.
--Ад…А это что, рай? Я не таким его себе представлял…--мужчина все еще бурчал, но взгляд его смягчился; он обнял девушку и прижал ее к себе.
--Но мы же вместе. Разве ты не этого хотел?—девушка обняла мужчину и прижалась щекой к его груди.—Я счастлива, ведь я с тобой.
Мужчина поцеловал девушку около брови, взгляд его был полон нежности. Они еще немного постояли на опушке, смотря на затянутое тучам темное небо, и скрылись в лесу.

На следующий день Суслик понес телевизор к Кабану—чинить.

20.01.02, Волгодонск

Музыка—«ППК»