Старый Гвоздь

Старый Гвоздь
        В гравии у дороги жил старый гвоздь. Он был придавлен со всех сторон камешками, гордившимися своей одинаковостью. Утром, когда по дороге проезжала первая машина, камешки просыпались и начинали говорить. Разговоры были такие же одинаковые, как сами камни. ''Ах, вы давите мне в бок, подвиньтесь, пожалуйста''. '' Ах, как ровно мы лежим, какое счастье быть одинаковыми''. Все камешки любили  огромный Каток, который укатывал их раз в месяц. Дорога была не асфальтирована, и камешки гордились тем, что они - дорога. Ещё они гордились тем, что они имеют собственный большой Каток.        К Гвоздю относились с большим недоверием. Во-первых, он был не каменный, во-вторых, он позже попал в полотно дороги, в-третьих, он был изготовлен из того же материала, которым их давили раз в месяц, в общем – чужак. И Гвоздь всегда чувствовал себя чужаком, но никогда он не хотел стать камнем. Он вспоминал своё детство, когда из расплавленного горна, щипцами кузнеца был вызван в этот мир. Он вспоминал Наковальню и Молот – его отца и мать. Они сделали его грани, благодаря им  Гвоздь стал твёрдым и острым. Он помнил мгновения, когда кузнец опустил его в холодное масло, в тот момент гвоздь стал Гвоздём. Он был вороньего крыла – иссиня-чёрным. На следующий день его забили в телегу и началось его странствие по планете.  Сейчас, зажатый меж камешков, он думал, что в те далёкие времена, эти камешки были Скалой, не раздробленной на части в молотилке. Он видел когда-то эту Скалу. Она гордо и молчаливо смотрела на проезжающий мимо суетливый обоз. Гвоздю было странно, как из такой величавой Скалы получились такие мелкие и болтливые камешки, забывшие о прошлом, горделивые своей одинаковостью, влюблённые в укатывающий их Каток, похожие на все гальки мира.      
      Отношения Катка и Гвоздя складывались долго но постепенно приобрели такие очертания. Каток не любил, когда что-либо выделялось из полотна дороги. И это понятно, ведь его назначение - ровнять. Его жена – Газонокосилка иногда говорила Катку;'' Да, не расстраивайся ты!  Время и дожди сделают своё дело, и Гвоздь превратится в ржавую пыль'' На что Каток отвечал:
«Дорогая, ты ничего не понимаешь! Каждый раз, проезжая по нему, я чувствую себя более мягким и слабым. Он закалён в прошлом веке, когда ещё умели калить железо, а я выпущен с завода в этом веке. Он ручная работа, штучная. Таких, как он больше нет на свете, а таких, как я наделали сотню. И к тому же он никогда не вдавливается в полотно. Он торчит, как напоминание о моей беспомощности. Во мне пятнадцать тонн, а в нём пятнадцать грамм. Но это ничего не значит. Каждый раз, когда я давлю на него, он оставляет на мне невидимые раны, которые уже не заживут никогда, и, в то же время, он остаётся там, среди камешков, которые любят меня и мой вес. Они кричат мне об этом, а он молчит, и его молчание страшнее газовой горелки режет моё железное самолюбие''
 Жена не понимала его. На её газоне давно убрали всё железо, трава, которую она косила, прорастала равномерно в течение ста лет. Если и были какие посторонние семена, принесённые ветром в парк, они не могли вырасти на этом газоне. Корни травы превратились в сплошной твёрдый ковёр, пустить чужие корни там было невозможно.
         Засыпая вечером в гараже, рядом со своим огромным мужем Катком, Газонокосилка думала о трудной доле мужчин, у которых всегда есть трудности, которые закаляют их, делают более мужественными.  Гвоздь тоже засыпал с мыслями. Он думал о друзьях, с которыми путешествовал в оси телеги. Они были погодками, хотя и сделаны  в разных кузницах. Он вспоминал их смех, их проказы. Где они сейчас! Один, по имени Джуматай,  лежал на их родине, в далёкой горной стране. Он из трёх гвоздей был самым массивным – на нём держалась ось до сих пор. Другой, Славка, был укатан в бетон на юге Европы. Здесь, между гравия, на севере Африки, всё же было посвободнее, и была какая-то надежда на будущее. Пока дорогу не асфальтируют можно ещё куда-то податься.       Как Гвоздь попал сюда – длинная история, как и у всех старинных вещей. А гравий завезли сюда издалека. Там  на Севере это была Скала, выделявшаяся на равнине. Её раздробили взрывом и потом кусками переправили по    морю. Здесь, на Юге,( он же север Африки) Скалу раздробили в гравий, смешали с другим привезённым гравием, засыпали меж песчаными дюнами пустыни и укатали Катком. Но каждый камешек оставался частичкой той Скалы.   Каток был изготовлен в Америке на заводе Форда.
       Гвоздь после последней укатки оказался шляпкой вниз. Он торчал остриём над поверхностью дороги. Соседи возмущались:'' Что он себе позволяет! Мы здесь для того, чтобы машины проезжали, а он для того, чтобы останавливались!  Надо поприжать его''. Но чем сильнее они его прижимали, тем больше он выступал над поверхностью дороги. '' Пуфф-ш-ш-ш-ш '' – сказало Колесо машины, принимая Гвоздь в себя. Оно не разозлилось, это Колесо. Оно устало держать на себе полтонны веса, и страшно завидовало запасному колесу, отдыхавшему в моторном отсеке машины. Колесо проработало уже двадцать тысяч километров, насмотрелось по сторонам и уже забыло, что в моторном отсеке ничего не видно, воздух спёртый, и в жару трещины побаливают. У колёс короткая память. Да и руки хозяина машины не касались его почти два года, а сейчас прикоснутся – высшее удовольствие колеса после подкачки.
                Почувствовав Гвоздь на этой грунтовой дороге, Колесо с облегчением выдохнуло. Колёса, как и люди, начинают жить на вдохе, а заканчивают – на выдохе. Гвоздь почувствовал, что входит остриём в резину, и бешеная сила выдёргивает его из наскучившего окружения.  На несколько минут он вернулся в телегу, в юность, когда верчение не кружило ему голову. Удар, подъём, спуск... удар, подъём, спуск... удар...  Медленнее, ещё медленнее. Де-жавю закончилось. Клеймённая шляпка Гвоздя давила на маленький камешек, не из его окружения, привычного ему за годы сидения на одном месте. Галька сказала:'' Здравствуйте, Вы тоже путешествуете в Колесе?'' Гвоздь спросил: ''Почему тоже?''. Галька отвечала: ''Я однажды застряла в протекторе большого колеса и исколесила всю страну. Какие это были дни! В те мгновения, когда я была на верхней точке колеса, открывался поразительный вид!'' ''Наш человек''- подумал   Гвоздь. « Но пока я нахожусь в нижней точке, и конца этому не видно''.      Из машины вышел её хозяин с баллончиком в руках. Он прикрутил маленький шланг к Колесу, и из баллончика в Колесо с шипением полился воздух с пеной. Гвоздь почувствовал, что его тело обволакивает какая-то вязкая масса. Колесо ожило и покатилось снова. '' Вот оно счастье'' – подумал Гвоздь. ''Вот невезуха ''- подумало Колесо. '' Вот счастливчик''- подумала Галька, расставаясь с приятным собеседником. Хотя Гвоздь почти ничего не сказал, но он умел слушать, а потому был приятным собеседником. Колесо понимало, что цель – моторный отсек, была близка, как никогда. Но этот прогресс доконает его. Хозяин не захотел возиться на дороге и до первой заправки наполнил Колесо ненавистной вонючей пеной.
                Эта пена с воздухом – реанимация Колеса, как кислородный баллон - для человека. Колесо решило пока поболтать с Гвоздём, оказавшимся старинной, благородной вещицей. До сих пор в Колесо попадали только современные шурупы, а этот был особенный, кованный в прошлом веке. Он колесил по дорогам ещё в те времена, когда машин не было вовсе. Колесо было любознательно, а Гвоздь – молчалив. Тогда Колесо начало болтать без умолку. Гвоздь слушал. Он был счастлив – '' Опять дорога'' – думал он. '' Пусть до заправки, но всё же движение, пусть затычкой в дыре, которую сам и сделал, но в пути, и подальше от гальки.'' '' Плик-тык, плик-тык, вверх-вниз, вверх-вниз''. Пыль, поднимавшаяся от дороги, не давала видеть далеко, но Гвоздь видел. Колесо жаловалось на собак, пометивших его на стоянке, а Гвоздь радовался полю ,которого давно уже не видел. В те мгновения, когда он находился в верхней точке, в апогее, он был глух к болтовне Колеса. Какое ему дело до его будущего, до его прошлого – вот он миг. Из этих мгновений состоит его жизнь, остальное только промежутки между ними.
        Пыль – для более острого ощущения чистого воздуха, спуск – для радости подъёма, удар по шляпке о дорогу и взлёт на высоту колеса. Юность в телеге, где вращение было в сотню раз медленнее, вдруг превратилась в чудовищную гонку, но Гвоздь предпочитал эту гонку спокойствию между гравием.
Заправка. Остановка. Колесо млело от прикосновения рук рабочего, снявшего его с машины. Гвоздь почувствовал на шее щипцы, такие же, как при его рождении. Его вытащили из резины и он увидел две пары глаз, устремлённых на него . '' Каков раритет'' – сказал рабочий. Гвоздь покраснел, но так, чтобы никто не видел. Хозяин машины взял его в руки, а Колесо, так и не дождавшееся их прикосновения, испустило завистливый вздох -'' Везёт же идиотам!'' Гвоздь не отреагировал. Он привык к грубости примитивных, серийных вещей, и в общем-то, жалел их. Что у него впереди у этого Колеса. Если посчастливится и не взорвётся в пути – пойдёт на наварку. На него надставят слой резины и оно проедет ещё пару лет, а потом его сожгут демонстранты. А если ещё повезёт, сделают сиденьем качели на детской площадке и детские ручки сделают ему счастливую старость. Если повезёт. А Гвоздь, он всегда Гвоздь. Сколько раз он гнулся, но его распрямляли снова и он снова кому-то был нужен. И видит Бог, он не лез в каждую дырку затычкой, но если кому-то нужен – пожалуйста, пользуйтесь.
        '' Но, что это он меня так долго рассматривает, хозяин машины, странно,  заворачивает в бумагу. Вот так ещё со мной не обходились. Куда это ты меня, в карман! Зачем, я могу пригодиться!''
        Но скоро Гвоздь увидел свет. Хозяин машины подарил его своему другу-коллекционеру, и Гвоздь занял своё место в деревянной ячейке, рядом со старинным гвоздём, найденным в этой земле. Этот гвоздь был медным и две тысячи лет пролежал в земле. Его истории были интересными, о таком соседстве наш Гвоздь и не мечтал. В другой ячейке над ним, лежал гвоздь из древнего щита римлян, а под ним – гвоздь из затонувшего корабля по кличке ''Голландец''.   '' Вот она старость, достойная моей жизни'' – подумал  Гвоздь.'' Сколько надо было пройти, чтобы оказаться в таком месте. Здесь не болтают и не гордятся – здесь больше молчат, но это совместное молчание так дорого. Медный гвоздь из подошвы, который путешествовал по этой земле две тысячи лет тому назад, иногда начинает медленно рассказывать на иврите свои истории, и тогда все остальные слушают. «Мне повезло! Но, может,  это везение    закономерно?  Я оказался в нужном месте, в верное время. Как трудно было не стать таким, как все. Но, может быть, это плата за отказ? И вот я в кругу таких же особенных, не ставших «как все», и это стоит тех трудностей''. Так думал Гвоздь, засыпая в своей ячейке и предвкушая завтрашний день, когда он будет мысленно путешествовать в пространстве и во времени. А во сне к нему пришли его друзья –Джуматай и Славка, и они долго смеялись вместе. Друзья были не такие, как все. Они не были похожи и друг на друга, но в этом и был секрет их вековой дружбы. Встречаясь во сне, они вспоминали юность и становились опять иссиня-чёрными без ржавчины, ссадин и вмятин.
         А утром Гвоздь слушал рассказ ''Голландца о подводных рифах, и так как у него было богатое воображение, он видел риф и кораллы, ныряльщиков за жемчугом и купальщиц, а ночью рассказывал во сне эти истории своим друзьям.
 
 
 
              2001.       Иерусалим.