Мое маленькое оранжевое сердце

Мое маленькое оранжевое сердце

А ты был не прав –
Ты все спалил за час,
И через час большой огонь угас,
Но в этот час стало всем теплей
(А. Макаревич)

ПРОЛОГ

Вы любите запах табачного дыма? Нет?! Ну, ни сигаретного, конечно же. Вот мой дед, знаете ли, курил трубку. Надо заметить, что он позволял себе этот ритуал не чаще одного раза в день. Для полноты ощущений деду нужно было наличие нескольких необходимых условий: зажженный камин, кресло-качалка, шотландский клетчатый плед, томик Германа Гессе; и одно достаточное условие – восьмилетний шустрый мальчуган, то есть я, собственной персоной.

Тот шоколадно-вишневый табачный аромат пропитал мое детское сознание и навсегда закрепил во мне образ мужественного, мудрого и красивого мужчины – моего деда. Он научил меня с замиранием сердца смотреть на пляшущие в камине оранжевые языки пламени и молчать, предаваясь полету мысли. А равномерное поскрипывание кресла-качалки наполняло мою душу совсем недетским умиротворением.

      В один из таких счастливых вечеров, когда я заворожено изучал таинство огня в камине, на мое плечо легла теплая ладонь деда. Почему я не расслышал, как перестало поскрипывать кресло?

      Усталый, чуть надтреснутый голос с неподдельной заинтересованностью спросил:
     - Сегодня ты увидел в камине что-то необычное, не правда ли?

     Я с трудом оторвал глаза от огня, посмотрел на деда и кивнул.

     Ладонь ласково взъерошила мои волосы на затылке.
    
     - Расскажи, мне интересно. Мое воображение до сих пор рисует в камине презабавнейшие вещи…

     У меня вдруг обнаружилась необычайная сухость во рту, так бывает при насморке, когда приходится дышать ртом. И я с трудом выговорил:

     - Там за оранжевыми языками пламени я вижу приоткрытую дверцу, из-за которой из голубого холода смотрят на меня очень добрые глаза. Так бывает, деда?

      Дед вдруг поцеловал меня в лоб (может проверял, нет ли у меня жара), и спросил, улыбаясь:

      - Ты сказку про Буратино давно читал? Это там камин, дверца, золотой ключик…

      - Деда, там камин нарисованный был, а у меня настоящий и дверца холодная какая-то, хотя к огню очень близко расположена. Нет, деда, у меня своя сказка. Там, за дверцей все возможно, там живет мой собственный мир.

      Улыбка исчезла с лица деда. Его сильные руки оторвали меня от пола, через мгновение я оказался на коленях у деда. Его глаза были совсем близко и заглядывали куда-то внутрь меня:

     - Значит, все продолжается. Ты видишь знаки. Запомни эти глаза за дверцей, внучок. Думается мне, они тебе еще встретятся. Как интересно! Чрезвычайно интересно!

     Дед извлек из кармана круглый предмет, задумчиво посмотрел на языки пламени в камине и протянул мне черный шарик. Он был теплым, очень гладким и блестящим. Отражение огня весело плясало в нем.

     - Когда чья-то рука закроет ту дверцу в камине, чтобы украсть у тебя мечту, брось в огонь этот антрацитовый артефакт, внучок. Кто знает, может тогда твой мир примет тебя опять…

     - Деда, что такое артефакт?

     Дед прижал мою голову к своей груди и прошептал:

     - Предмет, наполненный силой. Моей силой.

                ***

      Вскоре дед умер. Я не видел его мертвым, поэтому мне всю жизнь казалось, что он жив, просто уехал куда-то далеко-далеко. Старый дом с камином продали, а я научился видеть глаза за дверцей в любом пламени, вернее всегда чуть-чуть позади. Я научился разговаривать с этими глазами, это была моя личная сказка, моя сокровенная тайна. А потом я вдруг вырос. Как-то незаметно повзрослел, женился и перестал смотреть на огонь. И лишь черный блестящий шарик согревал мою ладонь, поселившись в моих карманах.
 

                ***

      Кто знал, что однажды в жизнь моей страны ворвется оранжевый вихрь – родственник каминного огня - от которого возликует мое сердце? Кто знал, что тот же вихрь охладит до подернутой инеем синевы сердце человека, в одночасье ставшего мне родным?

      Ветер перемен! Ты пьянишь терпким запахом свободы одних… Ты вызываешь ужас в душах других.

      Я свободен! Мне хочется расправить крылья и лететь, зажигая оранжевым теплым светом сердца моего народа. Я взлетаю…

      А с высоты все выглядит иначе… Друзья, глядя на меня, испугались, коллеги косо посматривают, перешептываются, жена прямо за крылья к дому привязывает, любовницы ревниво из постелей тепленьких так зазывно смотрят, в глаза. Не любят у нас крылатых…
 
      Зато на Майдане нас немало собралось. Свободных! Неравнодушных! С сердцами горячими, смелыми. Ох, немало!!!

      А тут и обмороженных до иссине-белой стадии подвезли. Они про крылья вообще никогда не слышали. Зачем им летать? Они все больше под землей да возле мартенов в поте лица своего хлеб насущный добывают. Чтоб вот таким засранцам оранжевым, типа меня, было за что полетать, значит. Лица суровые. Руки натруженные. Глаза несчастные, угрюмые…

     Идите к нам, не бойтесь – согреем. Стена. И ненависть. Боитесь? Тогда мы идем к вам, прямо на железнодорожный вокзал.

                ***

      Вот тут у центрального входа киевского железнодорожного вокзала случилось со мной ДЕЖАВЮ. Там за оранжевыми язычками помаранчевых ленточек, в большом количестве развевающихся на шапочке девчонки лет 12-ти, за приоткрытой стеклянной дверцей на фоне бело-голубых знамен, я увидел ТВОИ глаза. Это были те самые глаза из моего детства, так счастливо протекавшего возле дедова камина. Только холодные, как лед, серо-голубые… Господи, да вот же они, ТЕ САМЫЕ ГЛАЗА.

      Я не знаю, откуда в моих руках появились розы, я не знаю, почему они были оранжевыми, но в следующую минуту, я уже протягивал букет тебе. Вот наши глаза встретились, удивленно дрогнули твои ресницы. Чуть теплея, зеленеют твои глаза. Твои крепко сжатые кулачки раскрываются, превращаясь в ладони, готовые принять теплые оранжевые цветы… Но вдруг сильные мужские плечи оттесняют тебя от меня, букет падает, его топчут люди в бело-голубом. Тебя уводят вглубь вокзала, защищая знаменами. Ты оглядываешься на мгновение, мы встречаемся взглядами…, и все вокруг замирает. И только мы движемся навстречу друг другу. Ты падаешь мне на грудь, прижимаешься ко мне всем телом, ты дрожишь. Как же тебя заморозили… Снова тебя отдирают от меня и уводят туда в покрытую инеем голубую страну. А те восемь секунд нашего соприкосновения наполняют меня силой. Оранжевые крылья снова захлопали за спиной.

                ***

А вот и камин! Множество «каминов», запылавших в металлических бочках палаточного городка на Крещатике. Греюсь. Заворожено смотрю на огонь. Оранжевые языки, извиваясь, прячут от меня мою дверцу. Как давно я не видел этой картинки! Сегодня я оранжевый, как этот костер. Сегодня я свой для огня.

      Сегодня я открою дверцу, и оранжевые языки отступят предо мной! Стоит лишь закрыть глаза и расправить крылья… Огонь принимает меня и распахивает дверцу настежь. Мои крылья с трудом вписываются в открывшийся проем. Вот она бело-голубая страна. До чего же холодно у вас. Где же твой дом, где же твои окна?

                ***

Ты встрепенулась во сне. Родная моя, открой глаза. Видишь язычок пламени над твоим любимым цветком. Иди к нему, не бойся. Ты такая холодная, что один язычок пламени тебе точно не страшен. Видишь, прямо за этим огоньком дверца, иди, иди ко мне. Я жду. Прижмись ко мне своим холодным сердцем. Я согрею тебя. Я горячий. Войди в мои оранжевые сны. Огонь, расправивший свои языки прямо над металлической бочкой, рисует мне твои черты. Как ты хороша! Ты согреваешься?

Неожиданно в языках моего пламени тенью мелькнула уверенная мужская рука. Раз! ОН выхватил твой образ из моего костра. Я лишь обжег его ладонь взглядом. Дверца с лязгом захлопнулась. В следующее мгновение черный антрацитовый шарик согрел мою ладонь. Вот оно, дедово пророчество! Впервые в жизни чья-то рука посягнула на мой мир, захлопнула дверцу.

       Как красив был полет артефакта к огню… Вспышка, сорвавшая закрытую было дверцу с петель…

                ***

- Душа моя, ты видишь этот танец огня?

Ты испуганно смотришь на полыхающий оранжевым любимый цветок.

- Не бойся, ты не сошла с ума. Это мой огонь. Не бойся, иди ко мне.

Ты испуганно протягиваешь руки к языкам пламени. Они расступаются. Ты видишь арочный свод? Шагай ко мне! Это всего лишь сон. Мой сон. Иди! Я покажу тебе все самое сокровенное, то, что мне хотелось бы показать своим детям… и тебе.

Твои руки на моих плечах обожгли меня холодом.

- Здравствуй, родная!

Ты зарылась лицом в мою грудь. Я обнял тебя всю-всю! Что-то влажное потекло по моей груди.

- Ты плачешь?

Твои глаза в нескольких сантиметров от моих. Твои губы прошептали страстно:

- Нет. Я таю. Побереги меня, я не хочу стать лужицей посреди твоего сна.

Я трогаю нежно твои ресницы.

- Закрой глаза. Мы согреем твою бело-голубую страну, хотя бы в моем сне. Сейчас я громко щелкну пальцами, и ты откроешь глаза. Не пугайся, там будет много людей.

Щелк!!! Твои плотно сомкнутые ресницы взлетели…

                ***
Твое тело испуганно прижалось ко мне и затрепетало. Мы стоим посреди огромного дискотечного зала в центровом ночном клубе Луганска. Ты в белоснежном платье тургеневской красавицы, волосы обнажают точеную шейку. Как же ты хороша! Даже я в белом: на мне смокинг.

Импульсивно дергающаяся толпа расступилась. Музыка вдруг оборвалась, зазвучало танго. Нет более подходящей музыки для знакомства так жаждущих друг друга тел. Как они смотрят на нас. Смотри. Даже на фоне уместных у вас везде бело-голубых шарфиков и знамен их лица выглядят хотя бы удивленными. Или мне показалось…

       Свободное пространство вокруг нас сужается. Мы останавливаемся. Трое уж очень уверенно идут к нам. Я прячу тебя к себе за спину. Не бойся, это же мой сон. Испарина на лбу. Сейчас я достану платок. Оранжевая ткань взметнулась в воздухе. Спокойно! Это всего лишь носовой платок…

- Если это действительно твой сон, нам пора бежать, любимый!
- Нет, мы будем их удивлять!
Я беру твою руку, поднимаю ее высоко, и ты начинаешь вращаться, как балерина. Я выпускаю руку и набираю оборотов самостоятельно. Удар ладоней. Хоп!!! И два маленьких урагана взметнулись ввысь, сорвав добротную крышу с освещенного неоном клуба.

       - Посмотри, теперь они удивлены!

       Ты смеешься!

       - Как здорово быть ураганом. Кажется только теперь я понимаю, что значит быть свободной! Я полечу за тобой, куда скажешь!

       - Лети ко мне!

       Твои стремительно вращающиеся струи ласкают мое, ставшее воздушным, тело.
Я поднимаюсь выше и устремляю свою круговерть прямо в твою раскрывшуюся мне навстречу воронку. Я слышу твой глубокий вздох, твои струи на мгновения замирают… и начинают пульсировать. Ты выталкиваешь меня… и устремляешься в мою круговерть. Мои струи становятся упругими и начинают звенеть…

      В домах зажигаются огни, люди зачарованно смотрят на происходящее у них на глазах чудо.

      А ты вбираешь мои воздушные потоки в свои. Ты ускоряешь движения. Я пытаюсь задержать дыхание. А ты вдруг произносишь хрипло:

      - Так не бывает!

      И вдруг два маленьких смерча озаряются волнами струящегося оранжевого света, в небо взлетают, оглушая округу грохотом, салюты из бело-голубых искр.
А вот наши тела, обретая материальность летят вниз с высоты. Не бойся, у меня есть крылья…

      Вдруг мы замираем, повиснув в воздухе.

      Сильный мужской голос зовет тебя страшно и призывно. Все! Это уже не мой сон…

                ***

       Ты открываешь глаза, вскакиваешь и видишь, как горит твой дом. Все-таки занялся пламенем твой любимый цветок. Супруг истошно кричит, призывая тебя. Он голыми руками держит полыхающую балку, под которой, восторженно глядя на оранжевое зарево за окном, стоит твоя дочка. Ты хватаешь ее на руки… Твой муж отпускает полыхающую балку, его руки в страшных волдырях… И пожар тут же прекращается, его следы растворяются. Маленькая девочка широко раскрытыми глазами смотрит в небо. Ей так хорошо на маминых руках. Усталый и измученный мужчина кладет свою обожженную руку на плечо жены. Ты оборачиваешься, смотришь в глаза мужа, и впервые за много лет в твоем взгляде мелькает нежность.
 
       Он так уверенно спасал вашу дочь… Так мужественно… Твоя рука нежно касается небритой щеки…

       Дочка впервые за много лет спит вместе с вами. Папина и мамина руки встретились, обнимая это хрупкое тельце.

       Когда дыхание отца стало ровным, девочка спросила:

       - Это ты зажгла небо, мамочка?
      
       Твои руки лишь сильнее прижали дочку к груди.

       - Ты уйдешь от нас?

       Слезы брызнули из твоих глаз, разлетаясь в стороны. Ты очень уверенно и твердо произнесла:

       - Нет!

                ***

       А я падаю, Нет сил, чтобы расправить крылья. Все оранжевое, что было во мне, взметнулось в небо, без остатка. Я пытался согреть вас. Не бывает голубого неба с ореолом белоснежных облаков без нашего оранжевого солнышка. Что будет с небом через час после заката. Темнота! Мы разорвали эту темноту, пусть всего на мгновение. Но наше оранжевое зарево еще играет там высоко. Жаль, что ты не видишь эти лица, застывшие у собственных окон. Им стало теплее. Чуть-чуть.

                ***

       Я падаю на что-то мягкое. С трудом открываю веки.

       Изящная фигурка моей жены застыла у окна. Слышу ее усталый голос:

       - Как давно ты не делал этого со мной… В этот раз тебе понадобилась именно бело-голубая подружка?

       Я измученно кивнул.

       - Ты захотел согреть их всех.

       Я снова кивнул.

       - А я? У тебя нет сил, чтобы согреть меня. Ты бы мог сделать меня бело-голубой?

       Я напряг остаток сил, чтобы приподняться, подойти к окну, положить руку на плечо родного мне человека и повиснуть на нем.

       - Ты не была бы искренней.

       Жена смотрела на оранжевое зарево в небе, с ее губ слетело:

       - Как красиво!

                ЭПИЛОГ

      Тысячи пар глаз в разных уголках страны явственно ощущали тепло, идущее к ним от оранжевого сияния, которое медленно растворялось в холодном декабрьском небе.

      И только один человек, стоявший у окна в эту ночь, не имел сил, чтобы поднять свои веки. Его маленькое оранжевое сердце разрывалось на части от счастья воплощения детской мечты и боли измены.

      Заботливые руки уложили его в постель, подоткнули одеяло и вложили в ладонь невесть откуда взявшийся черный, блестящий, невероятно гладкий, чуть оплавленный шарик…