Кровь любви

Тоску блаженную ты знаешь ли, как я?
Как я, ты слышишь ли всегда названье: Странный?
Я умирал, в душе влюбленной затая
Огонь желания и ужас несказанный.

Чем меньше сыпалось в пустых часах песка,
Чем уступала грусть послушнее надежде,
Тем тоньше, сладостней была моя тоска;
Я ждал покинуть мир, родной и близкий прежде.

Тянулся к зрелищу я жадно, как дитя,
Сердясь на занавес, волнуясь и грустя…
Но Правда строгая внезапно обнажилась:

Зарю ужасную я с дрожью увидал,
И понял я, что мертв, но сердце не дивилось.
Был поднят занавес, а я чего-то ждал.

                Шарль Бодлер


Проснулся я рано, часов в девять. Тело еще не пришло в себя, от того чувствовалась слабость и ломота в суставах. Во рту был неприятный привкус после вчерашнего. «Собутыльник» попался плохой, до сих пор присутствовал вкус спирта и железа во рту.
 Я выскочил из лежанки и побрел чистить зубы. Зубы – это важный орган в моем организме, даже можно сказать – важнейший. Я, можно сказать ими работаю.
После чистки своего рабочего инструмента (замете, очень хорошей чистки со щеткой и пастой, зубной нитью и полосканием), я заглянул в ежедневник.
- Что день грядущий нам готовит? – Напевал я  себе, переворачивая листки украшенные цифрами и названиями месяцев.
День готовил многое. Точнее одно дело, но на всю ночь. Сегодня было назначено: явится на день рождения одного банкира, что должен будет проходить в его загородном доме. На день рожденье надо было, явится в костюме Екатерининской эпохи или хотя бы в классической тройке. Бал маскарад, так сказать. С недавних пор карнавалы и маскарады снова вошли в моду, и чем богаче был человек, тем ближе к царским временам его тянуло. Богатый, но безродный всегда хочет почувствовать себя графом или герцогом, ну на худой конец захудалым князьком.
Я поплелся к шкафу. С классической тройкой дело обстояло неважно, ну не было ее у меня, раньше как-то не пригождалось.  А вот с костюмом Екатерининской эпохи было проще. Я достал из шкафа костюм и чихнул. Пыль разлетелась по всему жилищу. Костюм был старый, но не дырявый, а пыль? Ну что пыль? Она дело наживное и легко убираемое.
Вдох. Выдох….
Пыль пропала, ткань разгладилась, золотые пуговицы заблестели, отражая лунный свет из окна. Помнится, за этот костюм я когда-то отдал неимоверные деньжищи, но это того стоило. Молодым гвардейцем в этом костюме на балу у графа…. Как его звали то? Ну да ладно, это не важно. Но какие были деньки! Я вздохнул от переизбытка чувств и эмоций.
 С костюмом все ясно, теперь стоит позаботится о своей внешности. Я быстром пасом соорудил перед собой отражение самого себя. Зеркал при себе не держу, незачем.
Критически осмотрев себя, я принялся меняться. Начнем с волос. Брюнет или блондин? Вспомнив недавние советские времена и женских кумиров тех времен Баталова и Тихонова, я остановился на брюнете. Крутой подбородок и широкие скулы, в придачу с прямым, греческим носом придали моему лицу мужественный вид. Время смазливых мальчиков унисекса уходит в сторону, и женщины хотят влюбляться в героев, ну или не в героев, но с мужественными, волевыми чертами лица. Глаза я менять не стал. Синие, зеленые, карие? Все это хорошо. Но, вот что женщинам во мне нравилось моего истинного, так это глаза. Черные омуты с глубиной в вечность, в которые засасывало при первом же взгляде. Рост? Ну, с ростом все понятно. Метр девяносто мне подходит. Индивидуумы выше обычно вызывают у женщин только сожаленье, а ниже сочувствие или могут быть незамеченными особами модельного сложения. Так, как в кошельке особо не шуршит, мне приходиться брать внешностью. Это когда в кошельке слышен плотный шелест зелено-серой бумаги, можно не задумываться о своей внешности. Недавно услышал хорошую современную шутку: в мужчине самые эротичные органы – Это толстый кошелек и черный мерседес.
С внешностью было все улажено. Я надел костюм, поверх него нацепил твидовое пальто, пара перстней на моих руках  дополнили образ небедного человека. Золотой портсигар с сигарами во внутренний карман, и я полностью готов для выхода в свет. Теперь стоит позаботиться о подарке. Я подошел к комоду и вытащил первую попавшуюся вещь. Это оказался пистоль семнадцатого века с золотой инкрустацией и травлением. Кстати, действующий, с порохом и пулями. Положив его в кожаный портфель, я вышел из дома. Поймать такси или частника труда особого не составило. У притормозившей рядом волги опустилось стекло, и лицо кавказкой национальности не первой свежести уставилось на меня со словами: Куда, брат?
- В Балашиху.
- Э, Это же через всю Москву переться, да еще за нее, брат.
Я помахал перед его носом стодолларовой бумажкой, и это сразу изменило его настроение.
- Так бы сразу и сказал, брат. – Улыбнулся водитель и открыл передо мной дверь, при этом перегнувшись через кресло штурмана.
Я плюхнулся на сидение рядом с ним. Машина дала газу, и заснеженные просторы нашей столицы поплыли за стеклом.
- У тебя в машине курят?
- Кури брат. Кто платит тот и правила заказывает.
Я достал портсигар, вынул из него сигару и прикурил от зиппоря. Выдохнул и принялся курить, держа сигару в левой руке, украшенной перстнями. Мне все равно: курить или не курить, я не чувствую вкуса табака, но понт, он дороже денег.
Доехали мы быстро и спокойно. Водила по имени Армен сначала пытался мне жаловаться на жизнь и называть меня братом, но после непродолжительного моего взгляда, он замолчал и уставился на дорогу. Не люблю, пользоваться гипнозом, но….
Но иногда без него просто не обойтись. Высадив меня около ворот загородного дома банкира, и получив, свой стольник, он умчался обратно в Москву. Благо, ему благо, голосовавших по обочинам, было пруд пруди, для этого времени суток.
Я показал охране приглашение. Охрана была знатная: четыре парня размерами немного недотягивающих до слоненка, но явно превосходящих стандартного медведя, в дорогих костюмах. Широкие шеи мягко переходящие в бритые головы дополняли этих совершенств магии анаболиков, штанг и других разнообразных талантов. Мне долго пришлось объяснять, что коробка в моем портфеле, заключавшая в своих недрах пистолет, пули и порох всего-навсего редкий и дорогой подарок их босу, а не мое личное оружие самозащиты, которое нужно сдавать при входе, во избежание….
Во избежание.
Через долгих десять минут я был впущен в дом и, отдав пальто мажордому, был сопровожден в залу, где и происходило само действие праздника.
Я элегантно подошел к имениннику и подарил свой подарок, рассыпавшись в куче комплиментов ему, его бизнесу и его жене, именно в такой последовательности. Он благосклонно принял подарок и мою речь, немало не заботясь, что видит меня впервые в жизни. Ему, как и другим людям его круга было не привыкать видеть на личных праздниках чужие лица. Праздники для этого и созданы, что б заключать выгодные контракты и сделки с новыми людьми.
Закончив официальную, часть я приступил к празднованию. Первое что я сделал, это окинул шумное сборище взглядом. Костюмированных людей было мало, все больше женщины лет двадцати-двадцати двух. Мужчины, кроме меня и хозяина дома, пришли в дорогих классических костюмах, женщины, что постарше в вечерних платьях. Длинный стол был сервирован по-шведски: что хочешь, то и бери, где хочешь, там и ешь. Посреди залы танцевали танго, под живую музыку квинтета музыкантов, приютившегося на одном из балконов (здесь еще балконы имеются?), несколько меняющихся пар (по-видимому,  приглашенные актеры). Я улыбнулся. Окончится праздник, и мужчины с лысинами и большими животами будут тащить в койку стройных танцовщиц, а их жены, давно пережившие времена расцвета и заката, не отставая от мужей, будут соблазнять, скорее всего, драгоценностями и деньгами, страстных молодых танцоров. У проходящей мимо служанки, я взял с подноса фужер шампанского. Пить не хотелось, но еще больше не хотелось привлекать внимание. Непьющий на празднике – шпион. Я окинул помещение «внутренним взглядом». Странно, но наших здесь было мало. Из тех, кого я засек, мне были известны лишь оборотень, который подался недавно в бизнес и занимался своим истинным промыслом только в полнолуние, когда терпеть голод сил не было, и некромант который в данный момент договаривался с каким-то чиновником о возможности приватизации или покупки в собственность кладбищ, через него то я и получил приглашение сюда. В дальнем от меня конце залы семья главного редактора какого-то крупного журнала была развлекаема суккубом и инкубом одновременно. Про них я только слышал, но представлен не был. Эта пара любвеобильных демонов рекламировала и продвигала в массы свингерство. Люди соглашались и менялись партнерами, чего этим бестиям было и надо. Каждый получал свое: люди – незабываемые ночи любовных утех, демоны – свою порцию энергии. Привидений и призраков вокруг видно не было, да и откуда им взяться в новом доме, да и такое шумное общество их пугало, заставляло забиться в самые темные места. Нашего брата здесь не было.
Хотя…
При тщательном рассмотрении, я увидел родственника. Точнее это  был не родственник, это был амулет-вампир, что пристроился на шее весьма юной особы, явно не достигшей возраста совершеннолетия. Скорее всего, это была дочь какого-нибудь толстосума. Даже полностью бессовестный и аморальный тип не посмел бы придти на вечер с  любовницей-тинэйджером. Многие хотели бы но….
Но свои привычки и причуды в области сексуальных утех смертные хранят дома, подальше от чужих глаз. Всегда есть шанс, что после такого вечера твои фотографии появятся во всех журналах и газетах (свои же друзья-враги продадут, не пожалеют) и тогда прощай карьера и уважение. Я кивнул «младшему брату» и он ответил мне отблеском на полированном боку.
- Вы танцуете? – Вопрос был задан женским, ангельским голосом, что выдернуло меня из состояния рассматривания себеподобных.
Я обернулся.
- Вы здесь один? – Внешность мало, чем отличалась от голоса. Такая же ангельская.
Передо мной стояла юная леди в изящном красном платье, декольте которого было настолько глубокое, что молодая, упругая грудь чуть не вываливалась наружу, а разрезы на боках открывали стройные ноги настолько, что дальше уже живот. Девушка была хороша собой так же как голос и платье вместе взятые. Длинные волнистые волосы водопадом спадали на обнаженные плечи, тонкая, лебединая шейка поддерживала очаровательную головку с тонким, прямым носиком, по-детски пухлыми губками и большими карими глазами. Тонкое, без излишней худобы, тело манило и звало (чему способствовало платье) вкусить этот сладкий плод. Девушка была просто ангелом. Я даже не удержался и навел на нее «истинный взгляд», что бы проверить: не ангел ли она по настоящему (только вот встречи с конкурирующей фирмой мне тут не хватало). Нет. Она не была ангелом, ни другой, какой либо другой ипостасей света. Так же она не была и слугой тьмы. Смертная, просто смертная.
- Так вы здесь один? – Повторила она.
- Да, мадмуазель.
- Это хорошо. – Она улыбнулась улыбкой богини. – А то тут одни папины знакомые, которые только и делают, что говорят о дебета и кредитах, о новых вложениях. И их жены, которых ничего не интересует кроме новых тряпок, да жемчужных берегов теплых стран.
- Лазурные берега. – Поправил я.
- Да хоть алмазные. – Она взяла с подноса фужер с шампанским и пригубила его. – Я надеюсь, вы не будете разговаривать со мной на тему денежных пополнений?
- Нет. – Ответил я, озаряясь нежной улыбкой. – О тряпках и лазурных берегах тоже не буду.
- Даже если узнаешь, как меня зовут и кто я такая? – Вопрос был явно с подвохом.
- Нет, честное слово нет. – Я говорил чистую правду: денежные дела меня не интересовали, лазурные берега тем более. Не сейчас, это уж точно.
- Тогда, я Мария Александровна Назарова, дочь сегодняшнего «новорожденного». – С гордостью выпалила она и протянула мне руку.
-Олег Старолетов, молодой бизнесмен. – Кивнул я в знак знакомства и поцеловал протянутую руку.
- Ну, а если вы не будете говорить о деньгах то, что вы намерены делать? – Поинтересовалась она. – Девушку же нужно развлекать.
- Сначала я предложу девушке потанцевать. – Я опять кивнул, но уже в знак приглашения на танец. Оркестр, точнее квинтет, ударил вальс, и остальное я уже договаривал, положа руку на талию Маши и медленно вальсируя. – Потом приглашу посмотреть красоту ночного, звездного неба.
- Вы очень подходите своему костюму. Другой бы сказал, что отвезет меня в ресторан или в ночной клуб.
- Вам еще не надоели все эти рестораны и ночные клубы?
- Ужасно надоели. – Она положила мне голову на плече. – И давайте на «ты». Ладно, Олег?
- Хорошо, Маша.
Мы танцевали не одни. Многие пары, оттеснив профессионалов сцены с танцпола, кружились в вальсе. Это были те пары, которые по причинам возраста, застали в молодости времена, когда на танцплощадках играли живые музыканты. Мужчины, которым повезло жениться на дамах более позднего времени, ангажировали на танец танцовщиц.
Вальс нес нас по залу. Я что-то шептал Маше на ушко, она отвечала или смеялась в зависимости от того, что я шептал. Но, как и все хорошее, вальс когда-нибудь заканчивается.
- Жаль. – Тихо и расстроено проговорила она, не спеша отстраняться.
- Маша, пойдемте смотреть звезды?
- Ты на полном серьезе? – Удивилась она. – Я думала это ты так, для поддержания стиля беседы.
- На полном серьезе. Серьезней, не бывает.
Мы пошли на открытую веранду. Я надел свое пальто и помог одеться даме. Портфель я брать не стал, подозрения мне не нужны, да и вещь эта была одноразовой, купленной специально для этого вечера, а точнее для транспортировки подарка.
Мы стояли и смотрели на звезды.
Молча.
Ее рука накрыла мою сверху.
- Знаешь, ты не такой как все. Не такой как все знакомые моего папеньки и не такой как все мои знакомые. – Прошептала она.
- Это плохо?
- Нет. Это очень хорошо.
- Ты когда-нибудь видела старую Москву ночью?
- Тысячу раз.
- Нет, нету Москву, которую ты видишь из окна своего или папиного автомобиля. Старую ночную Москву, где дома помнят старые времена, тени еще не забыли звуки мазурки и летают старые приведения, помнящие балы, революции, бунты и даже празднование победы Наполеоном?
- А такие места еще сохранились?
- Конечно, хочешь, покажу?
- Да.
Мы спустились во двор.
- Ты знаешь, я без машины… - начал, было, я.
- Ничего, зато я за рулем.
Она крикнула охраннику и через минуту, нам подогнали новенький «пятисотый».
- Ты сегодня ведешь, так что тебе за руль и садиться. – Улыбнулась она.
Я сел за руль. Доехали мы без проблем. Тяжело было найти на дороге проблемы, когда на машину прикручены правительственные номера. Я показал юной барышне те места, которые она еще не видела. Мы гуляли по Москве почти час, я так же как и в танце, что-то говорил, она что-то отвечала.
- Мне холодно. Обними меня. – Прошептала она и прижалась ко мне. – Поехали к тебе.
- Понимаешь, я в Москве недавно. Квартиру снимаю, а хозяйка, ну просто мегера. Поздно не приходить, женщин не водить. – Начал я врать.
Ну не домой же ее вести. Как она среагирует на стоящий посреди комнаты гроб? Что я ей скажу? Для антуража? Дизайнер посоветовал?
- А давай снимем номер в гостинице?
- Давай? – Согласился я, наверное, даже быстрее, чем следовало. – В какой?
- В «России». – Она произнесла это так, как будто кроме этой гостиницы в Москве не было ни одного постоялого двора.
Номер в гостинице мы сняли легко. С ее то именем. Мне пришлось выложить последние деньги, ну, да это не важно. Деньги это прах, а прах бесполезен. Обед мы заказывать не стали, только шампанское и два фужера.
В номере она сбросила с себя свое волнующее платье и накинулась на меня, как озверевшая кошка.
Я целовал ее всю: от кончиков волос, до кончиков ногтей на ногах. Языком и пальцами я ласкал ее нежные «врата страсти» и чувствовал, как откликается ее тело, как стучит ее сердце. Я сжимал ее ягодицы, и она кричала в исступлении: Еще, еще!
Я целовал ее губы, а она молила: Войди, войди же!
Я вошел в нее, и ее тело изогнулось в сладком стоне. Ее ногти рванули мою спину. Она кончала, я чувствовал это.
Но я не мог кончить, так как для этого мне нужна была ее шея.
Я лизнул ее шею.
- Да. – Прошептала она.
Мои клыки рванули ее нежную плоть, сладкая пелена застлал глаза, кровь потекла по языку и гортани. Она кричала. Но уже от страсти, уже не от одной чистой страсти, а от помеси страсти, блаженства, испуга и боли.
Я продолжал двигаться и сосать ее кровь.
Я кончил.
Поднявшись с постели и надев свой костюм, я последний раз бросил взгляд на мертвое тело той, которая еще полчаса назад была дочерью банкира Назарова. На ту, которая при жизни была ангельски хороша собой.
Высохший труп сейчас ни как не напоминал былой красоты. И завтра ее опознают, только по записи в журнале. Но меня это больше не интересовало.
Я растворился туманом, что бы стать самим собой у себя дома. Наступал новый день. Восходило солнце. А солнце для вампира – смерть, и следовательно, мне было пора ложиться спать.
Я затворил бархатные шторы и улегся в гроб. Нужно было выспаться, завтрашняя ночь обещала быть не менее интересной, чем сегодняшняя.