Пыльца дивного народца

- ...Горе ты мое луковое! Теперь-то что удумал? А? Что это у тебя тут? Вот ведь, наградила же богиня меня, несчастную, таким дураком!..
Толстая Амрона появилась за спиной своего младшего сына совершенно бесшумно, - ни единая половица не скрипнула под ее ногой, - так, что Олли обнаружил присутствие матери только тогда, когда услышал ее отнюдь не ласковый голос. Ничуть не испугавшись, он обернулся; губы его расплылись в улыбке, которая на первый взгляд могла показаться по-детски светлой и радостной, - но уже через несколько секунд в голову закрадывались мысли о неком странном несоответствии этой улыбки всему лицу в общем. Такая улыбка годилась бы для ребенка, а не для взрослого парня, отпускавшего уже усы и бороду.
- Ну-ка, покажь, что тут у тебя! - велела Амрона, отстраняя в сторону стоящего на коленях сына, и склонилась над раскрытым пустым мешком, расстеленным по полу. Ан нет, не пустым - на дне его поблескивала легкая золотистая пыль. Немного, всего несколько горстей. К ладоням Олли прилипла та же самая пыльца - не иначе, как выгребал ее из карманов пригоршнями. - Ох ты горе мое! Где ж ты набрал столько этой гадости? И зачем она тебе сдалась? Выкинь немедленно! Чтобы ни крупинки в доме не было!
- Но, матушка...
- Сказано - ни крупинки! А если эта нечисть за своим добром явится? Этого, что ль, хочешь, дурак?! Вон за околицу отнеси да там и ссыпь! Или в реку!
Видя, что Олли не торопится выполнять приказание, и только глаза его наполняются детской обидой, Амрона нагнулась, чтобы самой забрать "гадость", да и отнести с глаз подальше. И лишь когда она протянула руку, парень схватил мешок, прижав его к груди, словно величайшее сокровище, и, поднявшись на ноги, зайцем выскочил за дверь - только его и видели. Амрона хмуро посмотрела ему вслед, пробормотав снова: "И наказала ж меня богиня этаким дурачиной", и тщательно отряхнула юбку и руки.

Спросу с Олли было немного. Два старших брата его, гордость отца и матери, выросли высокими да сильными - хорошие работники да завидные женихи. Олли же богиня обделила и  ростом, и умом. Старшие братья женились и жили своими домами; младший все разгуливал по окрестным лесам и полям, глазел на небо - как будто ожидал там увидеть невесть что, - да вел беседы со встречным зверьем и птахами, а то и просто с колоском каким или цветочком. Дурак дураком, одно слово. Отец давно уж отчаялся приставить его хоть к какой-то работе, обломав об него не одну связку розог, да и махнув рукой. И только морщился досадливо, когда заводили при нем речь про его младшего непутевого сынка. Мать же утешалась мыслью, что хоть одно дитятко останется при ней, не упорхнет в свой дом. Хотя, чего уж там, особой надежды обрести на старости лет опору в лице младшенького она не питала.
Каждодневные шатания сына Амроне ох как не нравились. Деревня стояла на отшибе, со всех сторон леса да поля, где полным-полно водилось всякой нечисти. Малый народец - эльфы, брауни да фэйри, - здесь чувствовал себя привольно; деревенские хоть и побаивались странных соседей, а вреда не причиняли, старались не искать поводов для ссор. Только старики болтали, будто дивные могут околдовать человека, который придется им по нраву, да и увести с собой, в волшебный подземный город. Зачем бы малому народцу понадобился вдруг дылда-человек, никто не знал; да и подобных случаев на своем веку Амрона припомнить не могла, но старики утверждали, будто в старые времена люди без вести частенько пропадали. Впрочем, Олли участь быть украденным дивным народцем вряд ли грозила: малый хоть и пригожий, но бестолковый, на кой им такой сдался.
Дивный народец тоже осторожничал, но особо старательно не прятался. Случалось, деревенские видели в лесу странных крылатых существ, но встречи эти были мимолетны. Существа, стоило им заметить человека, тут же испуганно упархивали, усыпая траву и цветы золотистой пыльцой, слетавшей с прозрачных стрекозиных крылышек. Она переливчато сияла на солнце, но люди старались к ней не притрагиваться, как избегали вообще всего, что было связано с дивным народцем. Мало ли, какое нелюдское колдовство в пыльце той.
Олли, хоть и взрослый уже парень, по-прежнему обожал слушать сказки, и с детства мечтал встретить "эльфа". Каждый день, отправляясь в свои путешествия с краюхой хлеба и флягой слабого пива в сумке, думал о том, как когда-нибудь увидит в лесу маленького крылатого человечка и сможет, наконец, хорошенько разглядеть его. А может быть, даже удастся взглянуть на их чудесный город.
Пару раз Олли находил на траве золотистую пыльцу, но, не успевал вволю налюбоваться ею, как начинался дождь, и пыльцу уносило водяными струями. Расстроенный Олли возвращался домой, вымокший до нитки, привычно получал нагоняй от матери ("Где ж ты, дурак, шлялся до ночи?! Работать кто будет?"), а на следующий день отправлялся в лес снова.

Июльский полдень колыхался волнами жара, и утомленный долгой ходьбой Олли прилег на траву под раскидистым деревом. Перед его глазами оказалось несколько ярких стрелок иван-чая, и Олли, жуя хлеб и запивая его пивом, задумчиво любовался цветами, пока его не разморило окончательно. Он не стал противиться сладкой дреме и, подложив под щеку кулак, уснул как убитый. Сон был долгий и приятный, в нем сквозь гул летнего полдня до слуха Олли настойчиво доносился как бы звон хрустальных колокольчиков. Они вели его сквозь сон к пробуждению, и, уже почти совсем проснувшись, ему понадобилось некоторое время, чтобы обнаружить, что колокольчики не примерещились, и он слышит их на самом деле. Осторожно приподнявшись, Олли приоткрыл глаза... В двух шагах от себя, рядом с брошенной на траву беспечно раскрытой сумкой, он увидел трех удивительных существ, которых можно было бы принять за детей, если бы не их исключительная миниатюрность и не трепещущие за спиной прозрачные крылья. Существа, смеясь, переговаривались на звенящем как колокольцы языке, и передавали друга другу - это Олли видел ясно - наполовину опустошенную флягу с пивом. Олли от неожиданности рассмеялся, и маленькие эльфы - а это были именно они, - испуганно примолкли и отпрянули в стороны, выронив флягу.
- Не бойтесь, малыши, - тихо проговорил Олли, стараясь не шевельнуться, чтобы не спугнуть дивный народец. - Я вам зла не сделаю. Только посмотреть бы на вас!
Вряд ли эльфы поняли хоть слово из сказанного, но - о, чудо! - вместо того, чтобы улететь и раствориться в кружеве древесной листвы, - как обычно делали при приближении неуклюжего человека, - осторожно шагнули вперед. На маленьких личиках появились неуверенные, но чарующие улыбки, и Олли забыл обо всем на свете, залюбовавшись прелестными созданиями.
Тех же, судя по всему, интересовал не столько человек, сколько брошенная ими деревянная фляга, на дне которой еще плескалось немного хмельной жидкости. Олли, поняв это, снова рассмеялся и, покачав головой, сказал:
- Угощайтесь, малыши, моя матушка славное пиво варит! Ежели оно вам по вкусу пришлось, пейте, сколько захотите.
То ли эльфы все-таки поняли, что он хотел им сказать, то ли просто интонации показались им успокаивающими, только схватился один из них за флягу и, не без труда запрокинув ее - ведь росточком-то он был всего-навсего по колено Олли! - от души к ней приложился. Оставшиеся двое подступили к нему со столь явным выражением нетерпения, написанным на маленьких мордашках, что Олли опять не удержался, да так и покатился от смеха. Вот уж не знал он, что дивный народец так падок до хмеля!
...Опустошенная фляга с глухим стуком упала на траву, и эльфы, - раскрасневшиеся, с заблестевшими влажной зеленью глазами, - не слишком изящно поклонились Олли, и, затрепетав крылышками, поднялись в воздух. Тоже не слишком-то изящно - траектория их полета была далека от прямолинейной. Олли, раскрыв рот, смотрел, как они исчезают среди листвы, разбрасывая крыльями слюдяные блики.
Он не успел еще даже осознать случившееся, как щекой снова ощутил слабое колыхание воздуха. Прямо перед ним опустился миниатюрный эльф - Олли так и не понял, мужского или женского он пола, - и, солнечно и чуть стеснительно улыбаясь, вытряхнул из расписанной бутылочки прямо ему в ладони целую пригоршню золотой пыльцы... Которую Олли не замедлил отправить в карман и притащить домой.

Такие встречи стали повторяться довольно часто. Эльфы странным образом узнавали, куда заведет Олли дорожка, и как будто поджидал его; маленькие существа выпархивали ему навстречу, волоча за собой сосуды с сияющей пылью. Олли же, в свою очередь, никогда не забывал прихватить в лес фляжку со свежим пивом. Конечно же, он никому не рассказывал о завязавшейся странной дружбе. Знал - посмеются и не поверят. Да и матушка снова шуметь будет, не объяснить ей никак, что вреда от маленького народца нет, если подходить к ним по-доброму.
...Ослушаться приказа матери Олли не осмелился, и спрятал мешок с пыльцой эльфов в сараюшке, в углу, за составленным у стены старым инструментом. И каждый, раз, вернувшись из леса, первым делом наведывался туда, чтобы досыпать в мешок очередную порцию сверкающего порошка. И любовался его блеском в свете солнечных лучей, просачивающихся сквозь щелистые стены сарая. И ломал голову - почему это мешок не становится тяжелее, как будто в нем и нет ничего?..
Мешок наполнился уже более чем наполовину, когда Олли обнаружил, что за ним, оказывается, подглядывают. Бережно стряхнув с ладоней пыль, он вдоволь насмотрелся на золотые блики, щедро рассыпавшиеся по стенам и полу, и тогда только услышал за спиной шум. Оглянулся - и увидел стоящего в дверях соседского щербатого мальчишку. Поняв, что его обнаружили, пацан сорвался с места и понесся по деревенской улочке, выкрикивая звонким голосом:
- А дурень-то наш, дурень-то! Пыль собирает, в мешок насыпает, да и стоит-глазеет! Ха-ха!
Разумеется, новость разлетелась по всей деревне в один миг. Не замедлила явиться и Амрона, прослышавшая от соседей, - вот стыдоба-то, - что сынок ее опять учудил.
- Что я тебе говорила? - накинулась она от самых дверей на понурившегося Олли. - Так-то ты мать слушаешь, дурень?! Вот сейчас отец возьмет палку да и научит тебя уму разуму! А ну, хватай свой мешок, да и тащи его вон из деревни! Живо!
И рад бы Олли ослушаться, да видел, что матушка рассержена не на шутку - вон, так и скрежещет зубами, словно чудище лесное! Не ровен час, и впрямь возьмет палку, да и обиходит, батюшку дожидаться не станет. С тяжким вздохом Олли запахнул мешок, завязал его покрепче и обхватил руками, поднимая. Невелика тяжесть, к земле не гнет, даже, как будто, наоборот, под потолок тянет... Вот чудно-то! Олли с удивлением обнаружил, что ноги его и впрямь отрываются от пола. Не мерещится ли? Нет, не мерещится. Вон и Амрона увидела - происходит непотребное, завизжала, как резанная, и подняла крик до небес, да такой, что половина деревни сбежалась. Да так и остались любопытствующие стоять и ахать, глядючи на то, как Олли, вцепившийся в мертвой хваткой в старый мешок, медленно выплывает из сарая... по воздуху.

- ...Ну что, мужики, - староста деревни обвел взглядом мужчин, собравшихся в просторной избе. - Знаете, небось, зачем позвал-то? Слыхали уж про Олли-то нашего, что дурень дурнем, а вон чего удумать сумел? Порошок, ишь ты, летучий! Эльфы, говорит, маленькие, так им и горсти хватает, чтобы от земли оторваться, а человеку поболе надобно... Надо же - удумал что! Чтобы, значит, люди по небу летали, аки стрекозы или птицы, или народец этот мелкий, нечистый.
Собравшиеся зашумели, выражая полное согласие со словами старосты - мол, и то правда, где это видано, чтобы люди носились по воздуху? Ноги-то на что богиней даны?.. Захотела бы богиня, чтобы люди летали, а не ступали по земле, так и дала бы им крылья. Староста серьезно покивал и, постучав ладонью по столу, чтобы восстановить тишину, продолжил, выражая общую мысль:
- Только, скажу я вам, ни к чему нам тут летуны-то, а вот в городе за порошок этот летучий торговцы да маги немалые деньги дадут! Так что, нужен нам человек, который в город поедет, да сторговать его сумеет, и не продешевит. Ну, есть кто желающий?.. Да порешайте скорее, други, пока Олли-то не передумал, да и не запрятал сокровище свое подалее. С него станется!