Хозмаг

Номинализм - дерьмо!

- С Вас двенадцать рублей, шестьдесят копеек, - сказала Наташа Прыжко немного покрасневшему (или ей только так показалось?) покупателю.
Забрав с прилавка товар и неуклюже запихав его в и без того туго набитую сумку толстый дядя побрел к выходу. Товаром были три рулона туалетной бумаги.
Наталья облокотилась о прилавок и задумалась. Да, прошлое этого товара очень красиво - шумящий дремучий ельник, как будто пронзающие Небо и выходящие по ту сторону синего купола, в тех областях Бытия, которые нам неведомы. Но о будущем нельзя думать без легкой усмешки и стыдливой красноты на щеках, которая быть может и на самом деле виднелась на щеках дородного покупателя.
Наташенька отошла в подсобку и закурила. Да, для нее эта работа - сочетание драмы и комедии, самое подходящее для ее характера хохлушки-хохотушки. В этот момент она нисколько не жалела и об отсутствии образования выше среднего и о недавно покинутом родном селе, где после прекращения работы огромного сахарного завода какое-либо трудоустройство стало невозможным, люди стали жить натуральным хозяйством. Как она плакала, когда садилась в поезд и отправлялась в неведомые ей северные земли, сколько страхов вцепилось в нее своими отточенными когтями! Воображение рисовало ужасающих людей-монстров, обитающих в этих скупых и суровых землях, ведь кто кроме лешего и болотника-оржанника может жить в лесу и болоте? Что хорошего может она обрести в тех краях, из которых на ее родину приходят лишь лютые холода, выжигающие молоденькие травяные ростки?
Особенно сильно она рыдала, когда за окном поезда близкие ее сердцу бескрайние просторы сменились непроходимыми дремучими лесами, а аккуратненькие каменные домики - покосившимися серыми избами. Впереди же ее ждал огромный каменный город, из которого так и не вернулся когда-то уехавший на заработки ее отец. Возможно эта печаль и привела к развитию в ней очень интересного дара, о котором пойдет речь в дальнейшем.
Однако жизнь в этом страшном северном городе у нее сложилась очень неплохо. Вскоре она стала жить гражданским браком с одним пареньком, механиком вагонов-холодильников. Муж ее смертельно влюблен в дорогу, он хотел бы растянуть свое сознание на всю Русь, не замыкаясь при этом ни в одном из ее уголков. Где-то в глубине души он даже был уверен, что есть на свете Земля Счастья, и лежит она в потаенных областях Руси, до которых при изрядной вере и настойчивости в своих усилиях можно когда-нибудь добраться. Работа, т.е. ковыряние в разнообразных машинах, занимала его лишь постольку, поскольку служила средством к постоянным перемещениям в пространстве.
Наташа устроилась работать продавщицей - идеальная профессия для молодой женщины, которая с одной стороны не имеет поворотов на сексуальной почве, но с другой стороны и не имеет каких-либо заверенных печатями образовательных бумаг. И, как не странно, этот вид деятельности ей понравился.
Трудилась она в маленьком магазинчике, где нет текущих подобно ручейкам мочи верениц покупателей с однообразными решетчатыми корзинками, где каждого посетителя как дорогого гостя можно встретить глазами у входа и проводить у выхода. Магазин торговал бытовыми товарами, то есть теми мелочами, которые постоянно окружают человека в его непрекращающейся житейской суете, и значит, способны составить целостную картину существования. Это вам не плюшевое кресло какое-нибудь, которое покупается очень редко и надолго, и не блестящий заморский автомобиль, реализуемая потребность в котором возникает лишь у считанных единиц.
На работе Наташенька быстро нашла для себя забаву. Она представляла происхождение каждой вещи и ее дальнейшую судьбу, вплетенную в ткань жизни покупателя. Эти истории очень веселили ее коллег - продавщиц. Самая старшая из них, толстая тетенька Тамара смеялась дольше всех и приговаривала:
- Тебе бы, Наташка, художницей быть, или писательницей! А то чего только нас даром смешишь!
Фраза отзывалась эхом в кубе подсобки, не получая на себя никакого озвученного ответа, ибо любой ответ на подобный вопрос будет заведомо дурацким.
Игнорируя бессмысленную как пустой мешок фразу тетки Тамары, Наталья принималась за рассказ следующей истории:
- Сегодня огромный мужик купил такой же огромный топор. Зачем нужен топор зимой, да еще и в центре города? Когда вы в последний раз видели такой предмет, как дрова?
- Ха-ха-ха! Ты просто умная Эльза какая-то! Прямо как у братьев Гримм! Запасливый мужик просто, решил зимой для дачи инвентарь прикупить, а то вдруг к весне позабудет! - отвечала кассирша Мила.
- А может он просто плотником работает, ему он для труда нужен, - отвечала тетя Тамара.
Все это возможно, но учтите, что топору какое-то время придется пролежать у него в квартире, где работа для этого инструмента совершенно отсутствует. Представляете - лежит где-нибудь в кладовке такой вот предмет, в котором целая куча разнообразных возможностей, включая те, о которых мы, как впрочем, и сам его хозяин, даже не догадываемся. Однако какая-нибудь возможность может вдруг взять, да и реализоваться.
- Какая? - спросила Мила.
Наташа собралась было рассказать, но тут ее вызвали к прилавку. Продолжилась беседа лишь к концу рабочего дня, когда про топор уже основательно забыли. Последний из обслуженных Натальей покупателей приобрел две совсем уж безобидных вещи - мыло и насажанную на палку швабру. Однако на неугомонную Наташку и тут нашло какое-то невероятное озарение и в подсобку она пришла с улыбкой до ушей.
- Знаете! - обратилась она к подругам, - У меня сейчас швабру и мыло купили!
- Ну и что? Полы мыть будут, чистоту наводить, - удивилась тетя Тамара, - Это тебе не топор, тут никаких жутких историй не придумаешь, и никакой Родион Раскольников к тебе не явится.
- Почему только Раскольников, ведь был еще солдат, который из топора кашу варил, - тут же отреагировала Наташка, - Но уж если речь зашла о смертоубийстве, то его можно совершить и при помощи палки от швабры, которая окажется под рукой скорее запрятанного где-то в недрах кладовки топора, исправно ожидающего среди банок с краской приход дачи и весны. Нажрется, например, хозяин с соседом, поспорит у чьей жены задница толще - и хрясь его по башке, а у того череп слишком мягким окажется. Потом будет реветь “Ах, что же я наделал!” Так и породнится он с ним на веки вечные, до конца его дней соседушка будет по его мыслишкам бродить и покоя не давать, молить он его будет, чтоб на Том Свете помог, а на этом - простил.
- Ай-ай-ай, как же так можно! О таких страстях со смехом говорить, - закудахтала тетя Тамара.
- Но может он и не соседа отделает, а родную тещу, да и то не насмерть, а только для профилактики. Но теща, как и подавляющее большинство людей, окажется психованной и в ответ на полученную травму совершит что-нибудь из ряда вон выходящее, например выбросится из окна и своей упитанной тушей задавит важного чиновника, который так и не успеет пройти пяти шагов до своего автомобиля.
- Ну, в такое я уже не поверю! - хихикнула Мила, - Как это чиновник может выходить из подъезда совсем обычного дома!
- Да мало ли возможностей! Навестить свою троюродную бабушку приехал, - ответила Наташа и продолжила, - Сто килограмм тещи вместе с его собственными сто двадцатью не оставят от “видного деятеля” и мокрого места, а хозяин швабры автоматически станет “террористом”. И придется этому совершителю самого невероятного террористического акта под свой поступок какую-то идею подводить, а то уж совсем обидно будет - за “нечаянно” получать отчаянно. А там и до переустройства всего мира дойти может, но это я уже хватила через край.
- А с мылом как? - поинтересовалась тетка Тамара.
- Мыло можно в суп к дрянной соседке подложить (если они живут в коммуналке), туда же, кстати, заодно следует закинуть и щетину, состриженную со швабры - для лучшего вкуса и усвояемости. Можно мылом пол хорошенько натереть, чтобы у каждого, кто по нему пройдет ноги разъезжались, а голова целовалась со стенкой. Интересно, помянет ли набивший шишку добросовестного престарелого хряка-производителя, из которого мыло это сварили?
- Почему хряка-производителя? - удивилась тетя Тамара.
- Да потому, что для основной своей работы он по старости своей стал негоден, в пищу его мясо тоже нельзя - жесткое и вонючее. Куда его девать? Только на мыло.
- А я слышала, что оно теперь все синтетическое, - пискнула Мила.
- Ну, это неверно. Куда же тогда отставных хряков девать и прочую животную падаль? Я с детства в селе жила и о свиноводстве знаю гораздо лучше вашего. Ладно, хватит убивать и калечить людей, перейдем к вопросам коммерции. Знаете сколько этот кусок мыла стоит?
- Чего же не знать? Пять двадцать, сто раз в день пробиваю, - удивилась Милка.
- А вот и неправда, - бодро ответила Наташка, - Стоит он по меньшей мере сотню тысяч долларов. Это если убедить представителей соответствующей нации, что оно было сварено в польском городке Аушвиц в 1942 году, этого достаточно. Дальше в игру уже вступит их собственное воображение и архетипы. Правда произойдет это лишь в том случае, если кусочек мыльца достанется хорошему убедительных дел мастеру, но почему таким мастером не может быть наш покупатель или его сын? Так что сегодня все мы присутствовали при продаже бесценной исторической реликвии!
- Вот это да! - восхитилась тетя Тамара, - А ведь и не подумаешь! Мыло как мыло...
- Но сын нашего клиента может быть совсем других убеждений, и мыло наше за огромные деньги не продаст. Он его провернет через мясорубку и наполнит им бутылку из-под водки, выпитой отцом. Потом сольет с какой-нибудь машины бензин, зальет в эту же бутылку, погреет ее минут двадцать в кипятке, вставит в горлышко фитиль из шнурка. Что получилось? Правильно, коктейль Молотова, каким в 41 немецкие танки жгли. Как говорится, дешево и сердито, пылающую массу отодрать от предмета, к которому она прилипнет, будет невероятно тяжело. Тогда весь вопрос будет уже в том, кому она достанется и насколько искусный он метатель. Но как бы то не было, ударная мощь нашего мыла в такой ситуации будет весьма неплохой, а последствия - самыми фантастическими (слово-то какое выбрала!). Взовьется ночью огненным факелом здание какой-нибудь администрации - знайте, может и мыльце наше дешевенькое к этому свое старание приложило.
- Ну а еще что может быть? - жадно интересовалась Мила.
- Да все что угодно! Жена хозяина может отправиться верхом на швабре прямиком на шабаш в вальпургиеву ночь. Сын-дурачок может бесконечно стучать палкой от швабры по полу (в дурдом его не сдали из-за расправы собственной совести - все-таки родной сын как-никак), а живущий под ними одинокий старикашка начнет воспринимать этот стук как знаки Свыше, его угасающее сознание обретет наконец истинный Смысл и он решит создать воинствующую секту. Впрочем, это могут быть и в самом деле знаки Свыше, проходящие сквозь дурачка и палку швабры как через антенну и достигающие чуткого уха старика, умудренного годами одиночества. И произойдет невероятное - его услышат, к нему потянется народ, будет вслушиваться в ритмичные звуки, летящие с давно не беленного потолка. Найдутся толкователи, истолкуют их смысл, к ним присоединятся мастера убеждений и привлекут массы народа. Его квартира станет культовым местом. Потом найдется и сам стучащий дурачок, и вместе с дедом они станут Учителями, центром стремительно растущей Общины. Все произойдет само собой, без вмешательства чьей-либо зримой воли, а о последствиях подобного мы не можем сейчас даже гадать.
Ну, и наконец, на эту швабру может быть закрыт последний уцелевший подвал, в котором схоронятся последние из уцелевших здесь жителей. Представляете - никакого города, кругом одни руины, окрестности выглядят как большой кратер Луны. Кругом звенящая пустота, до отказа набитая осколками прошлой жизни, которые теперь уже никогда и никому не будут нужны. Смятый лимузин валяется рядом со смятым поганым баком, черепки от прокопченной заводской трубы - рядом с черепками от эрмитажной вазы, железо, содранное с крыши какого-нибудь дома - и тут же загадочнейший железный механизм, вправленный в рамку портрет чьего-то любимого мужа, а возле него - смятая страница из порножурнала и тут же когда-то кем-то очень любимый плюшевый зайчик. И все равноправно, все на одном уровне, все в одинаковом положении. Говно и золото, шедевры искусства и битые унитазы, осколки дорогих зеркал и осколки пивных бутылок - все вперемешку. Кто теперь определит ценность той или иной вещи? Кому ее определять? А будут еще и человеческие останки, куски бесформенного мяса, кости. Кто найдет различия между тем, что принадлежало когда-то паршивенькому псу и тем, что принадлежало индивидууму, при одном упоминании о котором многих бросало в дрожь, а кто-то даже попадал в больницу с приступом грудной жабы? И среди этого нагромождения бесполезных и уже никому не нужных предметов будет сохраняться вещь, которая станет поистине бесценной - купленная сегодня швабра. С ней будут разговаривать как с живым существом, на нее будут смотреть со стыдливой и трепетной надеждой. Еще чуть-чуть, еще немного! Но сколько это “чуть-чуть” и “немного” - никто знать не будет.
Подруги до того ошалели, что никто из них даже не спросил о причинах подобного опустошения. Действительно, что может так изуродовать их привычную среду обитания? Нашествие чудовищно свирепого противника, по сравнению с которым немцы 1941 - орден милосердия? Ядерный взрыв? Наводнение? Или злобнейшее коллективное безумство, поразившее почти всех местных обитателей? Если последние - то в чем тогда его причины? Белены что ли все объедятся, или какого-нибудь заморского ЛСД? Но оставив эти вопросы без ответа Наташенька прямиком перешла к подведению итогов:
- Вот сколько смыслов может быть сокрыто в казалось бы простейшей вещи. Еще не забудьте, что в каждом предмете сокрыт запертый солнечный свет. Скакнул солнечный зайчик на листочек дерева, а оно его хвать - и в себя, сделало из него свой ствол. Деревце спилили, потом из него эту самую швабру сострогали, но свет-то так там и остался! Или скакнул тот же зайчик на полюшко бескрайнее и юркнул в пшеницу, попал в отруби. А отрубями теми хряка покормили, и он в сало перешел, но хряк состарился и его - на мыло. Так что и в куске мыла солнечный заюшка сокрыт. Видеть просто надо.
Наташа выдохлась и отхлебнула из стакана воды. Подруги ее тоже утомились, все-таки полчаса рассказчицу слушали, понимая в ее речах лишь считанные крупицы. Сейчас они старательно круглили глаза и пытались хоть как-то “переварить” все услышанное. Тем не менее непереваренный остаток все равно оставался, и это их очень сильно угнетало, как будто заноза где-то засела, что даже не разглядеть ее.
Однако рабочий день закончился, пора было собираться домой. Впрочем, Наталье все равно спешить сегодня было некуда - муж пропадал в очередном рейсе, на этот раз он вез рыбу в далекий северо-уральский городок Полуночное, где обрывается идущая по Уралу на север стальная нить.
  Наташенька обошла прилавки с товарами. Сколько скрытых смыслов они в себе несут, сколько возможностей! И ведь каждая из них может быть удивительнейшим образом раскрыта, необратимо переломив при этом жизнь своего обладателя. Разумеется, большинство из них смертельно опасны, и если эту опасность попробовать перевести в количественное измерение, то выйдет, что мирный хозяйственный магазин таит в себе угроз не меньше, чем склад снарядов. Впрочем, кроме угроз здесь еще есть тайны, и по их количеству магазин вполне может посостязаться с крупнейшими библиотеками мира. Одним словом, голова идет кругом. Ведь стоит лишь чуть-чуть ступить мыслью за грань типичного применения вещи - и вот уже кругом раскидываются неведомые дали, а мир становится столь зыбким и податливым, что возникает даже удивление, как он способен еще существовать с этой вещью.
На видном месте возлежал здоровенный моток ярко-красной веревки, которую почему-то никто не хотел покупать. Оптимисты про нее бы сказали, что удобна для развешивания белья, пессимисты, разумеется - для самоубийства через повешение, особенно если к ней добавить еще и мыло. Разумеется, красный цвет делал ее непригодной как для первого применения (кому хочется привлекать излишнее внимание к собственным трусам и лифчикам) так и для второго, ибо почему-то вызывал в потенциальных суицидентах слишком отчаянный страх, грозящий сорвать планируемое мероприятие. Однако Наташка все-таки видела еще одно применение этому веревочному мотку.
Ей почему-то казалось, что когда она увидит и расскажет обо всех смыслах, имеющихся у всех находящихся здесь вещей, то у нее останется одна единственная вещь нераскрытая - вот эта веревка. И тогда она сможет закинуть ее прямо на Небо и хватаясь за нее руками и ногами вскарабкаться прямо туда, исчезнув для всего этого мира. А может клубочек просто покатится сам собой и приведет ее в те тайные благодатные края, которые тщетно ищет лихо раскатывающий по всей стране ее муж? Как бы то не было, это будет закономерным итогом ее грустного пути в эти холодные и неприветливые земли...
Тем временем в квартире покупателя сегодняшней швабры творилось нечто невообразимое. Швабра давно уже была установлена щеткой вверх и прочно зажата в тисках. Сама щетка пылала ярким пламенем, будучи окутана тряпкой, насквозь пропитанной соляркой, а в квартире стоял отчаянный дым и смрад. Хозяин вместе с тремя гостями, друзьями-единомышленниками, взбалтывали сегодняшнее мыло в эмалированных мисках до состояния пены. Из пены они выдували мыльные пузыри и пускали прямо через огонь, наблюдая за бликами радуги, идущими по их поверхности. Над факелом пузырьки лопались, распадаясь на десятки мыльных брызг.

ТОВАРИЩ ХАЛЬГЕН
2004 год