О трудностях творческого процесса добрый, как мир, стеб

В воздухе задумчиво пахло весной или не пахло не весной (наверное, была осень). Даша насвистывала «Мурку» на мотив «Кукарачи». Она медленно подумала, что какая-то фигня получается, и быстро исчезла. 

***
Автор сидел на диване, зажав в зубах искусанное перо (было модно писать перьями, да и творческий процесс, как поговаривали, шел быстрее), которое досталось ему от прадеда или от прабабки (он был писателем, поэтом и драматургом в N-ном колене, с обеих сторон). Глаза его, похожие на замусоленные шоколадки, сверлили дырку в желтом носке (правая нога, большой палец).  За окном пролетали то ли розовые страусы, то ли сиреневые пингвины,  то есть рычаг творческого воображения был взведен до положения “Супер-ON”. Вдруг в дверь постучали. Это, конечно же, была муза автора. Ее звали Марья (когда автор был доволен гонораром), Мурка (когда автор был пьян), а в остальное время просто Мария. У музы были пронзительно-желтые глаза с диагональными зрачками, красно-рыжие кудряшки, вес в полтора центнера и густой, красивый баритон, местами скатывающийся до баса.
- Пупсик мой! – произнесла просто Мария настолько нежно, насколько позволял бас – она была простужена, да и сильно волновалась, впрочем, как и всегда, когда автор был рядом.
- М-м-мам-м-м! – нечленораздельно провозгласил автор, пытаясь с нечеловеческими усилиями сфокусировать взгляд своих шоколадок на какой-нибудь части тела просто Марии и при этом не выпустить перо из крепко сжатых зубов.
Наконец, ему удалось сделать первое, избежав второго. Предметом концентрации взгляда автора стала фетровая шляпка окружностью метра этак в полтора или чуть меньше, края которой были отделаны самыми настоящими позументами. Автор пришел в совершеннейший восторг и, переползя с правой стороны дивана на левую, не сводя взгляда со шляпки, чтобы не утерять соответствующего настроения, выплюнул перо в руку. Листки, предназначенные для записи сотворенного, тут же стали разбегаться, чернила – капать на ноги, руки и прочие части тела, но мысль… А мысль прочно застряла в голове. «Мне нужна главная героиня с божественной копной слегка рыжеватых волос (пусть подразумевают нечто такое, особенное и бесовское!), магнетическими глазами цвета живого огня, которые чудесно сверкают в солнечном свете и при этом поразительно умны, идеальной фигурой (чуть меньше обычных объемов, скажем, 86-58- ну и ладно, все-таки 90 – так красивее), прекрасно одетая (в легкой шляпке, кокетливо надвинутой на один глаз, кокетливо же прищуренный)… нннууу… и с прелестным голоском, похожим на журчание серебристого ручейка в жаркий летний полдень». Автор, зажав в зубах теперь уже мысль, потянулся к самому ближнему листку, не сводя взгляда с просто Марии, попутно уколол себя в живот пером и претворил задуманное в жизнь:


Моя Мария, такая красивая,
Сможет сделать любого счастливым!
Ну и что, что она желтогривая?
Все равно ведь натура игривая!
Голосок – что твой колокольчик!
И одежда – ну в сердце укольчик!
Она стройная такая, но фигуристая,
И одним глазком кокетливо щурится!
Никогда не умрет, обещаю, любовь наша,
Не то, что фрукты и разная морковь, Маша!


Безгранично довольный собой, автор швырнул перо в просто Марию, которая в недоумении не успела среагировать (включить голос на мощность “non-stop-shouting”), поцеловал исписанный листок, причмокнув, и захрапел.

Так на свет появилось еще одно литературное произведение.