Тургеневская девушка
Куплю камзол… обязательно б/у и можно без чулок. 18 века и ранее. Дорого дам…
Куплю веер, той же эпохи. И обязательно – бальное платье. И книжечку для записи танцев.
Куплю еще экипаж. Или меняю. Есть хорошая, немного б/у иномарка. Меняю свои сто с лишним лошадей на ваши четыре. Можно на две. Но с экипажем.
- Купи мопед! В нем не больше двух…
Да пошли вы.
В старой-старой газете, на первой странице – портрет моего деда. Он в форме, фуражка чуть набекрень, лицо волоокое по тогдашним канонам и на щеках ямочки. А в зубах уже тогда была щербинка, свежая, недельной давности. На груди медаль, красующаяся орденом. Лейтенант. Почему все награды не повесил?
- А меня ж корреспондентша прямо из блиндажа комполка вывела. А к Семенычу я без бирюлек всегда заходил. Я ж думал, задание новое даст, а он только буркнул чего-то, мол, такому-сякому медаль за языка…
Бирюльки не продаются. Дед до самой смерти своей был сдержанным. Даже когда к нему пришли и сказали, что квартира больше не его, а ему убираться надо подобру-поздорову, он молча собрал вещи, награды и… достал Вальтер. Потом в милиции долго молчал. Не ругался. Умер в камере. Так ему отмстили. А из его вещей мне вернули только китель, фуражку и газету. Без наград.
Когда моего деда грабили, я сидел в мягком кресле, ласкаемый кондиционером, слушал толстого господина и писал в блокноте всякую чушь. Редактор сказал, это нужно. Редактор сказал, они платят ему, мне, секретарше Людочке.
- А квартира?
Неважно.
У нее окна никогда не горят. Я раньше по привычке своей, подходя к дому, всегда смотрел на окна. Всех знакомых так определял и никогда не ошибался. А когда к ней пошел в первый раз, с букетом и тортом, посмотрел на окна: пусто. Даже всполохов от телевизора нет. Хотел было развернуться и уйти, а потом решил ждать возле двери. И позвонил просто так, для проформы, а может, выйдут из соседней квартиры. Если выйдут, значит, любопытные, а если любопытные, то наверняка знают, куда уходит и когда приходит. И с кем. Мне-то все скажут, и не из-за торта с букетом, это только насторожит, надо спрятать. Из-за корреспондентской корочки.
А она была дома. И я даже не успел удивиться. Букет кинула на кровать, торт в холодильник. И прочитала лекцию о банальности.
Для того, чтобы ходить в темноте по квартире, у нее есть подсвечник на одну свечу, а для чтения – подсвечник на четыре свечи. И нет телевизора.
Околдовала.
- А почему расстались?
Не знаю.
Вода в реке по утрам теплая, а я думал, наоборот. Странно, где только не бывал, а вот в подмосковной речке не купался никогда. Думал, грязь. Оказалось, нет пока.
Когда я ей сказал, что сделаю для нее все, она подумала и попросила белый зонт, бальное платье и экипаж с рысаками. Я смеялся, а она разделась и пошла на речку купаться. Голая.
Я побежал следом и жутко стеснялся, что между ног болтается. Она обернулась, нахмурилась и сказала, что дамы и господа должны купаться отдельно. Потом сказала, что стесняется наготы, ушла в сарай и вышла оттуда обвитая рыболовной сетью. Я ей сказал, что она богиня. Она мне ответила, что я журналист.
Вечером она читала книгу при свечах, в ночной рубашке. Я сидел рядом в кресле-качалке и курил трубку.
Утром она спала. Долго и спокойно. Я жарил яичницу и ухмылялся. Потом сварил кофе и подал ей в постель. Она мне сказала, что, если я лакей, то должен стучать в дверь и спрашивать разрешения войти, а если барин, то не должен сам носить кофе в постель. Я разозлился и выкинул поднос в окно, а она рассмеялась и сказала, что шутит.
Ночью мы выходили гулять на реку. Я ей рассказывал о своих поездках, она рассеянно слушала, кивала головой. Я думал, что ей неинтересно и замолкал. Но тогда она спрашивала:
- А чем все это закончилось?
Ничем.
Странно, так странно.
Я всегда избегал ее вопросов о том, как я нашел ее. Говорил, что это судьба. Говорил, что набрал первый попавшийся номер в телефонном справочнике. Намекал, что у нее есть болтливая знакомая, по духу сводница. Врал.
Она оставила себе газету с фотографией деда, чтобы нарисовать портрет для моего генеалогического дерева. Почему-то из всех фотографий она взяла только газетную. И сказала, что если бы за ней приударил такой красавец, как мой дед, то у меня не было бы шансов. Я смеялся и ревновал. И пришел однажды с кителем деда и его фуражкой. Она смеялась как ребенок, а потом вскочила и достала из шкафа сверток. Когда она прикалывала мне медаль, я стоял ни жив не мертв. И улыбался неестественно. Поэтому она все поняла. И охнула. А потом попросила меня уйти.
Вечером позвонил ее отец. Долго извинялся и осторожно интересовался, не собираюсь ли я подавать заявление в милицию. А я ответил, что только в загс. Ее отец смеялся и сказал, что он еще подумает над моим предложением.
- Нормальный, в принципе, человек…
Ничуть. Просто обаятельный подлец.
Наутро меня ждала открытая дверь и человек с ключами и документами на квартиру. Он попросил прощения за недоразумение и передал, что она просила не звонить.
Я нашел ее очень нескоро. Трубку взял мужчина, он долго пытался выяснить, кто я и почему звоню, пока она сама не выхватила трубку. Она сказала, что она замужем и попросила больше не звонить. Тогда я сказал ей, что заеду к ней на экипаже, запряженном четверкой лошадей, что я буду в камзоле и привезу ей бальное платье. Она помолчала и сказала, что я дурак, если поверил, будто она тургеневская девушка.
Москва, 10.01.2005г.
Музыка: Калинов Мост
Свидетельство о публикации №205011000187