Бочка спирта

(рассказ)

Капитан покачнулся, по-детски всхлипнул, закатил к потолку глаза и во весь рост рухнул спиной на красную ковровую дорожку. Стаканы коротко звякнули о стоящий на столе графин. Подполковник выскочил из-за стола, рванул дверь кабинета:
– Валя! Врача, быстро обернулся к стоящему у окна пожилому мужику в длиннополом пальто и старой видавшей виды фетровой шляпе. Петрович, что с ним?
– Уработался, поди. Ты ж сам сказал: «Пока кражу спирта не раскроешь, на глаза не попадайся». Вот он и не попадался три дня. Я и сам начал беспокоиться. – Петрович хитро улыбнулся и с безразличным видом отвернулся к окну.

Опрос бабушек-вахтеров ничего не дал. Михаил собрался уже покинуть проходную, как увидел, что в ворота порта въезжает погрузчик, на поддоне которого стояли бочки густо измазанные известкой, козлы и прочие принадлежности малярных работ.
– Анастасия Петровна, а когда этот погрузчик выезжал из порта?
– Да намедни. В мою смену. Федька Шустрый еще радостный такой был. Кричит: «Бабка Стася, выбил таки известку для ремонта общежития».
– Он за рулем был?
– Да нет! На бочках сидел – зубы скалил.
– А сколько бочек было?
– Может две, а может три? Но на одной точно Федька сидел – папироской дымил.
– Я-ясно… – протянул Михаил. Про себя подумал: – Е-мое! Рядом со складом малярка! А, что если… Ладно, тетя Тася, я побежал. Если что, как меня найти – знаете. Вдруг что-нибудь вспомните.
Михаил вышел из проходной, поплотнее запахнул короткую кожаную куртку, быстро зашагал к складу. Мысли, такие унылые с утра, стали потихонечку оживать. Небо уже не казалось таким хмурым и безрадостным. Порывы сырого морского ветра из залива уже не пронизывали до костей, а взбадривали.
Рядом с маляркой урчал погрузчик, освобождаясь от поддона.
Михаил, вскочив на подножку, решительно постучал кулаком по двери машины. Водитель, молодой парнишка с чумазым лицом, приглушив двигатель, приоткрыл окно:
– Чего тебе?
– А скажи-ка, дружище! Ты вчера вывозил это добро к общежитию? – прокричал Михаил, кивнув на поддон.
– Тебе-то какое дело? – деловито нахмурился парень.
Михаил сунул руку во внутренний карман, вытащил удостоверение.
– Капитан Листов! Вопрос повторить?
Водитель заглушил погрузчик, открыл дверь, осторожно взял в замасленные руки удостоверение, виновато шмыгнув носом, сказал:
– Ну, я!
– Не нукай, не запряг! С кем вывозил и куда?
– Так это, Шустрый сказал. Мол, надо к общежитию известь отвезти. Ремонт там затевают. Я и отвез. Не поймешь их начальников. То туда отвези, то обратно.
– Каких начальников?
– Каких, каких? Которые командуют.
– Ты вразумительно можешь?
Парень обижено поджал губы:
– Могу! Шустрый – это бригадир маляров. Позавчера в обед пожрать не дал. Срочно ему понадобилось поддон к общежитию отвезти. А сегодня утром прораб чуть свет поднял – поспать не дал, зараза. Вези обратно… Еще и наорал.
– Сколько бочек на поддоне было?
Парень пожал плечами:
– Не помню. Как все стояло, так назад и привез. И козлы и доски. Бочки – вон они. Две штуки и стоят. По-моему две и было.
– А на которой из них Шустрый сидел.
– На крайней. Он еще на козлы облокотился. Я ему говорю: «В кабину садись», а он смеется, говорит: «На бочке мне теплее, она мне через задницу душу греет. Известь-то с утра гасили. Горячая, поди, была?
– Как же он на козлы облокачивался, бочка-то в метре от них стоит.
Михаил подошел к поддону и увидел на досках круглый след от бочки, вокруг которого была густо набрызгана известь. Он поманил пальцем водителя погрузчика и показывая на след от бочки, спросил:
– Ты, что же, дружище, одну бочку на сторону сплавил. Бочек-то было три. Смотри, вот две с этого края, вот козлы. А вот след от третьей бочки.
Парень снял кепку, поскреб макушку:
– Вспомнил! Три бочки было. Которая рядом с козлами стояла – на ней еще доски лежали. На досках и сидел Шустрый. Я боялся, как бы он не свалился, да чтобы гаишники не увидели, пока по городу ехать будем. Шустову-то наплевать, а мне штраф платить…
– Ну ладно, ты мне «Лазаря не пой». Куда бочка делась? – строго спросил Михаил.
– Да, я что? Пушкин, что ли? Далась мне эта бочка! У Шустрого спросите. Мое дело отвезти-привезти, – вспылил парень.
– Ну ладно, не горячись. – Примирительно сказал Михаил. – Звать-то тебя как?
– Лешка! – нахмурился парень.
– Спасибо тебе Лешка! – Капитан Листов дружески хлопнул его по плечу. – Бывай.

Листов сел на кнехт, закурил и тупо уставился в свинцовую воду. Мысли никак не желали выстраиваться в логическую цепочку. Не хватало какого-то звена. Вернее звено было, но сидело оно где-то в подсознании – глубоко, глубоко и никак не хотело занимать своего места.
«Согласно накладной в вагоне было пятьдесят бочек. Но почему в складе оказалось только сорок девять? От вагона до дверей склада тридцать метров. Украсть ее принародно, когда рядом столько людей – явно не возможно. Надо же куда-то укатить, спрятать? То, что на поддоне было три бочки еще не факт… Не факт?! Грузчики в голос говорят, что никто никуда не отлучался. Хотя им верить – себя не уважать. Да и весовщица с кладовщицей рядом были. Чертовщина какая-то! Испарилась она, что ли? Надо еще раз осмотреть место, происшествия».
Михаил последний раз глубоко затянулся, досадливо бросил окурок в  серую воду и в который раз пошел к складу.
«Вот здесь стоял вагон. До дверей склада ровно тридцать шесть шагов. Бочки катали… Постой-ка… Весовщица, говорила, что на некоторое время все прервали работу потому, что какой-то парень в голубой куртке, крича «Да здравствует седьмое ноября!», водружал красный флаг на самый высокий портовый кран. Вон он трепещется. Но если здесь стоял вагон, то с этого места ничего не будет видно? Значит надо было зайти за вагон. А если все зашли за вагон и пялились на этого придурка с флагом? Минуты три-четыре, а то и пять за бочками никто не присматривал. Катнуть ее за угол, кантонуть на поддон и… сверху облить известкой, положить доски… Все! Дело в шляпе! Спокойно можно вывозить. Ай да, Шустов! Ай да Федя! Не зря у тебя кличка «Шустрый»! А если это только мои предположения? Но, черт возьми, это реально. Бочку фактически могли вывезти тогда, когда о том, что она пропала, еще не знала кладовщица. Дела… Значит зря следователь грузчиков на нарах парит»
Михаил поймал себя на мысли, что звено, которое он не мог найти, вдруг встало на место.
«Это значит, пока я работниц опрашивал, грузчиков колол, Шустрый спокойно пил спирт? Хм? Бочка спирта! Втихую ее не выпить. Факт?..  Факт!
   
Листов сидел в сквере напротив портового общежития и сосредоточено жевал пирожок. Он размышлял, с чего начать разговор с Шустовым? Шустова он знал давно, с момента прихода в уголовный розыск. Примерно в это же время Шустов освободился из колонии. Листов сам ставил его на учет, как досрочно освобожденного.
«Посадили его на пятом курсе института… История банальная – вступился на танцах за девчонку… Парень здоровый! Отправил в больницу пару хулиганов… и за свою же доброту: на нары… на баланду. Дела! Неужели зона его сломала? Хм. У начальства на хорошем счету. Командир народной дружины! Спортсмен! Шахматист! Что это – кураж? Выпендриться решил? А может я ошибаюсь и он здесь совсем ни при чем?.. При чем – ни при чем!» – ругнул себя Михаил, – «Проверить надо! Распустил нюни!»
Листов с ожесточением скомкал лист газеты, в который был завернут пирожок, зашвырнул в кусты, решительно встал и зашагал к общежитию. 
 
– Ба-а! Лейтенант! Заходи, гостем будешь! Черпак на стол, как хозяину поклонимся! – хохотнул Шустов, тряхнув копной соломенных волос.
– Пусть народ выйдет! Поговорить надо.
– А у меня от братвы секретов нет.
– Бра-атва-а! В записные зеки метишь? Торопишься? Так я твоей спешке могу помочь.
Михаил прошел к столу, сел на освободившийся стул, решительно смахнул с шахматной доски фигуры и, взяв в горсть несколько пешек, сказал:
– Смотри! Это, – он поставил пешку на доску – вагон. Это, – поставил еще одну – склад, куда выгружали спирт. А это малярка, – он поставил еще одну пешку. Вот тут, – Михаил выбрал из кучи фигур короля, поставил его к пешкам, – стоял поддон с известкой. С двумя бочками. Он и сейчас там стоит… И бочки – две. Только вот незадача-то – бочек-то было три, когда ты позавчера в обед через проходную проезжал. От третьей только следы остались. Подтеки от известки. Что скажешь, Федор? Куда третья бочка делась?
– Ну ты, прям Мегре, лейтенант. Пришел, увидел, победил! Только я-то тут причем? – В голосе Шустова звучала неподкупная искренность, удивление и издевка.
– Давай пока оставим в покое французов…  римлян. О деле давай потолкуем.
– О деле, так о деле! Белый! Организуй-ка нам чайку. Лейтенант поди голодный?
– Капитан!
– Что?
– Я уже год, как капитан.
– Да, летит время – не угонишься.
– А самое главное – вспять не повернешь! – Листов сделал ударение на слове «вспять» и в упор посмотрел на Шустова.
Шустов взгляда не выдержал. Нахмурился:
– В этом ты прав, капитан.
– А не тот ли это фокусник, что на кран флаг водружал? У него случайно не Кантария фамилия, – с иронией спросил Листов, кивнув в сторону, ушедшего ставить чай, парня, – больно у него курточка приметная.
– Да нет, он герою войны не родственник. Белов его фамилия. Только я и здесь ни при чем. Партия послала – комсомол ответил: «Есть!» Ноябрьские на носу. Так что твой расклад, капитан, пока не выдерживает никакой критики. Этот вопрос к парторгу.
– Выпендриваешься? Или цену себе набиваешь?
– А хоть бы и так!  Шустов глянул вызывающе.
– А если я тебе… браслеты на руки без соплей и демагогии?
– Ха! А спирт! Спирт без меня найдешь? Да и не тот ты мент, Листов, чтобы сразу вязать. Ты, я знаю,  тоже покуражиться любишь. Давай-ка для начала: чайку попьем, поговорим ладком, в шахматишки перекинемся. А? – В глазах Шустова мелькнули чертенята.
Листов это заметил. В голове мелькнула шальная мысль. Хотя он тут же ее пригасил. Уж больно мало было шансов – выиграть у Шустова, равных которому даже в порту было немного. Но был шанс, разговорить его, расслабить.
– Хм… Шахматишки говоришь? А на интерес слабо?
– Ха-ха! Капитан, да я тебя враз сделаю!
– Ну меня тоже… не в капусте нашли. Выбирай! Белые? Черные?
– Так и быть на правах хозяина – черные.
Пришел Белов, принес чай, накрыл на стол. Расставили шахматы.
– Ну что? Как на чемпионате – до шести побед или до шести очков, – Шустов радостно потирал руки.
– До шести, так до шести. Хозяин – барин. Поехали?
– Поехали! А интерес-то какой будет, капитан?
– Проиграешь – идешь в отдел и сам сдаешься!
– Ха-ха! Как это – сдаешься? Я пока еще ничего не совершил, – хохотнул Шустов. – Твой ход.
Играли быстро и молча. Первую партию Листов проиграл вчистую. Вторую и третью едва свел вничью. В комнату заглядывали соседи. Рассаживались на кроватях, вовсю дымя «Беломором».
– Так народ. Значит от каждого по способностям – каждому по потребностям. Так, кажется, марксистско-ленинская теория учит. Только вот жалость-то, коммунизм мы пока еще не построили – Шустов оторвал взгляд от шахматной доски, обвел взглядом публику и добавил. – Его алая заря  только-только разгорается на нашем Дальнем востоке! – Круто сменив пафос на блатной жаргон, процедил. – Вам тут че, с натуры, цирк бесплатный? Ко-ороче-е! С носа по трояку… и валите отсюда!
– Да ладно тебе, Шустрый, уже и посмотреть нельзя? – примирительно пробасил здоровый парень и полез в карман.
– На халяву, парень, только сыр в мышеловке. Белый, собери урожай да сгоняй-ка в магазин. Селедочки там, колбасочки. Вон, капитан приморился… Открыть все окна и двери – проветрить помещение!
Листов видел, что Шустов рисуется. И перед ним  Листовым и перед работягами. Это было на руку капитану. Пусть рисуется. Оставалось только подтолкнуть Шустова еще на один шаг.
– Слушай, Федор, сегодня вроде выходной, а у вас ни в одном глазу. Зажал бочку? Жаба заела?
– В глазу не будет, а вот на грудь принять, не помешало бы. Белый придет – сообразим. Расставляй!
Четвертую партию Шустов играл как-то нехотя. Толи публика разошлась, толи кураж прошел. Листов партию выиграл. Это его приободрило. Пришел Белов. Начал выгружать на стол продукты.
– Василич, дело за малым, – Шустов красноречиво щелкнул себя пальцем по горлу. 
Пожилой мужик, молча лежавший на кровати у входа, одел тапочки и вышел.
– Капитан, тебе у меня не выиграть – это факт, – в глазах Шустова опять загорелся огонек. Он взъерошил солому на своей голове, – а другой шанс я тебе дам!
– Как это не выиграть? – возмутился Листов.
Шустов усмехнулся:
– Не строй иллюзий, капитан. Две ничьи и мой проигрыш ни о чем не говорит. Играешь ты слабо. Если ты так же пьешь, то твои шансы найти того кто украл бочку – равны нулю.
– А зачем мне искать? Ты-то предо мной сидишь!
– Я-а? – протянул Шустов. – Это еще не доказательства! Не так ли? Допустим ты меня взял! А дальше что? Косвенные улики? А где прямые? А прямые там, где бочка! Нет бочки – нет доказательств!
– Ра-асскажешь! –  неторопливо процедил Листов
– Ой ли, капита-ан! – передразнил Шустов. – Ладно! Расставляй!
В следующей партии Шустов расправился с Листовым за ходов пятнадцать. Михаил даже и сообразить-то толком ни чего не успел. Он сидел тупо уставившись на доску.
– Ну что, капитан? – блеснул глазами Шустов.
– Не говори гоп! Меня то же не пальцем делали!
– Ага! И не в капусте нашли! – Шустов быстро расставлял фигуры.
Пришел Василич. Молча начал доставать из бездонных карманов спецовки разномастные бутылки, выставляя их в рядок возле шахматной доски.
– Вот твой шанс, капитан! – рассмеялся Шустов. – Перепьешь меня –        сдамся! Ха-ха! Даже явку напишу!
«Дела! Кажется мы с Федором думаем одинаково. Не дурак! Далеко не дурак! Такого на понт не возьмешь» – мелькнула мысль у Листова. Вслух спросил:
– Спирт?
– Он родимый, он, – хохотнул Шустов.
«Мужик, которого Федор назвал Василичем, отсутствовал минут десять. Далековато запрятали»
– Короче договор такой! Ты падаешь – сам спирт ищешь! Я падаю – пишу повинную! Идет?
– Федор, тебе что, покуражиться хочется?
– Нет, я серьезно. Вот мужики свидетели, – Шустов кивнул на Василича и Белова, – они подтвердят. Верно, мужики!
– Базара нет! – Белов поставил на стол сковородку с жареной картошкой.
– Суета ты, Федя. Не пожалеешь потом? – Василич ближе к столу подвинул стул. – Листов говорят – мужик хороший, но все-таки он мент!
– Среди их братвы всякие попадаются. По первой ходке знаю. Иной и закурить даст, а другой? Говорит – через губу плюет. Да что я тебе об этом толкую, Василич, тебе об этом колымская жизнь сама рассказывала. Ладно, банкуй батя! Упаду – расписку Листову напишите.
Василич разлил по стаканам. Выпили, принялись с аппетитом закусывать. После третьей Василич улегся с книжкой на кровать. Белов остался наблюдать за игрой, но уже не пил. Между игрой завязался мужской разговор: о жизни, о работе, о женщинах. О том, о чем говорят захмелевшие мужчины.
Шустов с легким сарказмом рассказывал о своей судимости.

Не повезло ему. Не просто шпана попалась. Один из них оказался племянником ректора института, в котором учился Шустов. В конце пятого курса загремел на нары. Может быть и получил бы условный срок. Да вот только по иронии судьбы другом ректора был судья. Все было против Федора. Даже девочка, за которую он вступился, на суде заявила, что в его защите не нуждалась. Мол, это были ее хорошие знакомые и они просто шутили. А Шустов этой шутки не понял. Вот и получилось, что Шустов – хулиган.
 В конце рассказа он с горечью спросил:      
– А ты знаешь, в чем вся паршивость этой истории?
 В чем? – лицо Федора двоилось. Михаил потряс головой.
– На следующий день, сразу после танцев, было бюро факультета. Секретарь – Васька Чинков, мне руку пожал. Молодец говорит: «Поступил, как настоящий комсомолец, как мужчина…» А через пару месяцев, когда следствие закончилось, знакомлюсь с делом. Комсомольская характеристика. Читаю – глазам не верю! «Политически не бла-го-на-де-жен! Анархистские замашки… своенравен». Эх… Давай выпьем?
– Давай!
Чокнулись.
– У-ух! Крепкий зараза, аж слезу давит!
– Угу. Так вот!.. Подпись там знаешь чья была?
– Н-нет? Меня же… там не было.
– Васьки Чинкова! Который мне руку жал… Козел!
– Да!? Такой козел, что и на козла не похож! Еще партию?
– Не-е... Я поля не вижу. Передо мной уже два Ли-истовых сидят. Не могу же я сразу с дву-умя капитанами играть. Пить еще могу, а иг-играть –не-е! Хороший ты мужик, Михаил! Эх… если бы не моя дурь. Но, что сделано – то сделано! Бе-елый!? – Федор покачнувшись, всем корпусом повернулся к Белову. – Ты наш уговор помнишь?
 Помню, помню! Успокойся. Только сдается мне Федор Ильич, вы оба сейчас сковырнетесь.
– Ни фига! Миша, рас-с-ставляй! – голова Федора все ниже клонилась к столу…

 Петрович любил это кафе. Здесь недурно готовили блинчики и пельмени, компот был почти флотский. Всегда чисто и аккуратно. Немногочисленные мамаши с детьми не отвлекали его от сыскных дум. К тому же сюда почти никогда не заглядывали выпивохи и всякого рода шпана, что было удобно для проведения конспиративных встреч.
Петрович ждал.
Нужный ему человек появился как всегда неожиданно. Невзрачный, с тонким птичьим носом, синим: то ли от холода, то ли от постоянного употребления всего, что горит, с грязно-серым нелепым шарфом на худой шее, он шустро подбежал к стойке, заказал порцию пельменей. Осторожно, боясь расплескать наваристый и горячий бульон, подхватил тарелку, засеменил за стол Петровича.
Засвистел прерывистым радостным шепотом:
– Привет, Петрович! Холодно сегодня, даже зубы инеем покрылись. Мани готовь! Информация – укачаешься! Нарыл я твой спирт. Тридцаткой не отделаешься!.. И Листов – любимчик твой там же…
Говорил он быстро, взахлеб, так же быстро и не аккуратно ел. Не прерывая болтовни, сунул в вазочку для салфеток листок бумаги. Петрович туда же засунул три червонца, забрал листок и не читая, положил в карман.
Петрович не перебивал компаньона, слушая его болтовню, он наблюдал, как молодая мамаша усердно пытается накормить малыша, а он капризничая, вертит головой, пытаясь уклониться от ложки. Мамаша, что-то сердито ему выговаривает, а он в ответ улыбается и хитро щурит глаза.
«К дочери бы съездить, с внуком поиграть? Вот так бы тоже покормить его с ложечки» – подумалось Петровичу, а вслух, вполголоса произнес:
– Тебе пора.
– Ну пора, так пора. Так бы сразу и сказал!
Компаньон почти на ходу дохлебал бульон, поставил грязную тарелку в окошечко кухни, исчез так же быстро, как и появился.
Петрович не спеша допил компот,  аккуратной стопочкой сложил посуду, отнес ее на кухню. Расчесался у зеркала, поправил галстук и, надвинув на самые глаза старую фетровую шляпу, вышел из кафе.
Ветрило. С моря неслись рваные клочья низких облаков. Листва, шурша, летела вниз по улице, завихрясь у якорей, ложилась желто-коричневым ковром на площади. Петрович не торопясь перешел улицу, сел на лавочку в сквере напротив кафе.
«Что-то он там про Листова нес? Посмотрим, посмотрим». Он достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, развернул.
Знакомый бисерный почерк:
«Достоверный источник сообщает: кражу спирта в порту организовал капитан Листов. Для этой цели он привлек мастера маляров Шустова и крановщика Белова. Похищенный спирт вывезли на погрузчике под видом извести. В настоящее время Листов, Шустов и Белов обсуждают вопрос раздела краденого. Где находится краденый спирт, источнику установить не представилось возможным. Не исключено, что краденое хранится в одной из комнат общежития». И подпись. «Серый». 
Петрович кисло улыбнулся:
«Вот сволочь, «Достоверный источник…», дать бы тебе по твоей птичьей сопатке. Листова приплел… Вот идиот! И чего он так его невзлюбил».
Петрович вспомнил, что однажды вместо себя на конспиративную встречу послал Листова. Тогда еще молодой, Листов быстро раскусил, что клиент, прикинув его молодость и неопытность, пытается всучить ему дезу. Денег не дал, но по шее  дать за такие вещи – пообещал. Вот и затаил «Серый» злобу.
«Лет пять прошло, а помнит… Ишь, как подвел? Листов кражу организовал! Знает, сволочь, что я обязан документ начальству доложить. Не глупый мужик. Во Вьетнаме воевал! Летчик-истребитель… Насмотрелся всякого. В «Союзе» сломался – запил. Результат?  Погоны – долой… из авиации пнули. Завод… первая кража – зона, завод – зона. Вот тут я тебя и подцепил, не даю утонуть… Ну, сволочь! Надо было сразу бумажку прочитать Ну ничего, я до тебя доберусь».

Листов тупо посмотрел на лежащего грудью на столе Федора,  потряс головой, обвел невидящим взглядом комнату и произнес медленно, но твердо:
– Так, славяне, слушать сюда! Деньги за выпитый спирт собрать! Федору с повинной быть у начальника милиции в двенадцать! –Михаил пошарил в карманах, достал несколько мятых трешек и горсть мелочи, аккуратно положил деньги на шахматную доску. – А это моя доля… за спирт.  Ик… Ух… Чтобы по честному… Вопросы есть?  И сам себе ответил. – Вопросов нет. Поднялся из-за стола. – Ну, тогда общий привет. Я пошел… Дела, бра-та-ны... Дела.

Смеркалось. Ветер поутих. На западе тонкая полоска  рдеющегося заката обещала новый ветреный день.
Как он шел от Заводской до горотдела, Михаил не мог вспомнить: ни на следующий день, ни на второй, ни на третий. О том, что он, Листов – оперуполномоченный уголовного розыска, существует на этом свете, Михаил понял тогда, когда размыто увидел перед собой фигуру Петровича.
– Где тебя носит? Начальник на уши весь отдел поднял.
– Петрович, друг! Тс-с-с, – Михаил приставил палец к губам.
– Фу, ну от тебя и несет. Спирт раскрыл?
– Угу и да-аже вы-ыпил. Чуть-ч-чуть.
– Да мне уже доложили.
Взгляд Листова принял осмысленное выражение:
– И х-хто? Ну, Петрович, и выпить без тебя не м-могу… ч-чуть-чуть…
– На то я и «Петрович»! Так, быстро в туалет. Умойся, прополощи рот. Доложить сможешь?
– Угу… И-ик…
– Ну, давай. Только держись.
– Угу.
 
Утершись платком, Михаил глубоко несколько раз вдохнул и постучал в дверь. Услышав приглашение, вошел в кабинет начальника милиции.
– Товарищ подполковник! Ваше приказание выполнено. Лицо, совершившее кражу спирта, установлено, – Михаил говорил медленно, но четко и внятно, – некто, Шустов Федор Ильич, завтра в двенадцать прибудет к Вам лично, с повинной…
Лицо подполковника вдруг поплыло куда-то в сторону, смешалось с лицом, стоящего у окна Петровича.
– Ты, Листов, что… не мог задержать его… доставить…
Ответить Листов не успел, да и вряд ли он слышал голос начальника. Потолок, стены, вдруг начали медленно, а потом все быстрее вращаться. Пол так стремительно приблизился к его лицу, что Михаил не сделал даже слабой попытки выставить руки. Сознание померкло.   
 
– Ну, что с ним? – подполковник судорожно сглотнул.
– Да ничего. Жить будет. Хороший сон, три рюмки водки, кастрюлечку борща и можно в новое сражение.
Подполковник недоверчиво посмотрел на врача.
– Да пьяный он, в смерть! Вы что, не чуете? Дух от него, как от Вас. Только от Вас пахнет, простите, коньяком, а от него, извените, воняет спиртом, хоть закусывай.
– Но-но! Ты меня с опером-то не равняй! – Надулся подполковник.
– А это что у него в руках?  врач осторожно разжал пальцы Михаила и вытащил из них измятый лист бумаги. Приподнял на лысый лоб очки, принялся читать:
– Акт. Мы, нижеподписавшиеся, подтверждаем факт того, что капитан милиции Листов перепил Федора Шустова, по кличке «Шустрый», за что «Шустрый» при свидетелях поклялся матерью рассказать, как он украл бочку спирта. Белов. Свиридов… Вот вам и доказательства. Так сказать двойные.
М-м-м… простонал, как бы в подтверждение, Михаил. Перевернувшись на бок, подложил под голову кулак, захрапел с чувством выполненного долга.

На следующий день, ближе к обеду, в дверь начальника милиции кто-то робко постучал.
 Войдите решительно сказал подполковник и поднял голову от бумаг.
В дверном проеме, переминаясь с ноги на ногу, стоял крепкий парень, лет 25-30, с нечесаной рыжей шевелюрой, в рыбацком свитере и потрепанных джинсах. Словно смущаясь, как-то бочком, он подошел к столу и забормотал:
 – Я… тут, это… Капитан Листов приказал… Шустов я! Вот, явка с повинной, значит…
Он шумно выдохнул, будто сбросил с плеч неимоверный груз и положил на стол лист бумаги, исписанный размашистым почерком. Потом пошарил в карманах, достал и положил сверху листа пачку мятых купюр. Обречено добавил:
 – А это, значит, ущерб возмещаю… за спирт. Ребята собрали…
Находка, 21.12.01г.