Аеслиэтосудьба? ч4

Глава 16
— Дианочка, что с тобой происходит? — мама вглядывалась в лицо. — Я могу тебе помочь?
— Чем?!
— Чем-нибудь...
Знать бы, в чем дело, тогда помогла бы себе сама. Но — не знает. Никто из учителей не поможет. Даже Перова. Нужно понять самой. Разобраться в себе. А мама не отступала:
— Рассказала бы хоть, как дела, а то уже вторая четверть скоро закончится...
Не договорила. Диана закончила за мать:
— А я тебе ничего не рассказываю...
Начала — сперва неохотно, потом втянулась. Воодушевляясь все сильнее и сильнее — о Гришалеве (о ком же еще?!). Мать посмотрела внимательно и проговорила:
— Дианка, а ты, часом, не влюбилась?
— Мам, ты!.. — начала возмущенно, и вдруг отчетливо осознала: поздно. Да, влюбилась!
— Смотри, дочка, он ведь младше тебя... Совсем еще мальчишка...
Возражать — нет, ничего подобного? Но внезапное открытие не оставило сил для отрицания. Смогла сказать лишь:
— Ну и что?
— Не торопись, Диана! Не совершай необдуманных поступков! Закончит школу, и...
И что? Да просто уйдет. Совсем уйдет! Университет, смазливые первокурсницы... И, значит, что? Удержать возле себя. Любой ценой! Черных? Света — не конкурентка. Главное — в другом: разрушить существующую между ней, Дианой, и Колей — стену.
Вскочила порывисто с дивана, подбежала к полке с книгами и вузовскими учебниками, выбрала несколько. Положила на стол. Запершило в горле — от пыли, что ли? Пошла на кухню — глотнуть воды. Затормозила в коридоре — перед телефоном. Рука потянулась к трубке, но Диана заставила себя не звонить. Должна же быть у нее гордость? ...Или нет? Или гордость ни при чем? А мозг услужливо подсказал: просто позвони, скажи, что вспомнила про данное ему обещание позаниматься, договорись о времени... месте... Это же не приглашение на свидание, это... А что же это еще?!

Звонок раздался неожиданно. Трубку подняла мама.
— Коля, тебя какая-то девушка спрашивает...
Скривился. Опять Черных! Ну что ей от него еще надо?!
— Коля, здравствуй! Это...
— Ди... — в горле пересохло. — Диана Николаевна?!
Радость — в каждом звуке. «Господи, как он счастлив! А я?..»
— Мы с тобой говорили о подготовке к поступлению... Извини, я замоталась и не сразу вспомнила про свое обещание. Ты готов начать занятия?
Затаила дыхание.
— Да!!!
Странная игра в вопросы-ответы. Говорится одно, подразумевается совсем иное.
— Ты не против, если мы начнем в ближайшее воскресенье? Скажем, в четыре часа...
— Нет! — поправился. — Не против...
Прыгнул на диван, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от счастья. Уже почти отчаялся, решив, что согласие Диана Николаевна дала не подумав, или просто — чтобы отвязаться, уже сказал себе, что не стоит надеяться и ждать, и вот...
В воскресенье без двух минут четыре стоял у ее квартиры с одинокой розой.
Аверина открыла дверь. Опешила. Отступила. Вот это да! Как на свидание — с цветком.
— К-коля, н-ну это уж совсем ни к чему...
А из карих глаз рвалась радость.
Предложила перекусить — после занятий. Гришалев пытался отказаться, уже направился в коридор, но Диана его не пустила. Кажется, даже взяла за рукав. Потом пили кофе на кухне и молчали. Молчание было долгим и неловким. А стоило ли ожидать другого?
Надеялась, что мать появится уже после того, как Гришалев уйдет. Не вышло. Они столкнулись на пороге. Коля пробормотал что-то непонятное, не то — «здравствуйте!», не то — «до свидания!», и исчез.
— Это он? — поинтересовалась Аверина-старшая.
Диана кивнула.
— По-моему, хороший мальчик... Интеллигентный... На первый взгляд...
Захотелось куда-нибудь сбежать, чтобы ветер со снегом — в лицо. Но сейчас это выглядело бы по меньшей мере странно. Мама подумает, что убежала за ним. Почему она не может делать то, что хочет? Почему приходится все время оглядываться на окружающих и думать, что они скажут и как отреагируют на твои поступки? Почему?!
Неожиданно стало стыдно: вспомнила про обещание, данное Коле, только тогда, когда невыносимо захотелось видеть его, встретиться с ним вне школы. А может, его просьба — тоже лишь повод? Сидел рядом, соприкасались локтями и, кажется, ничего не слышал и не понимал. Да и сама Диана понимала ли, что говорила? И совершенно ясно понимается, ощущается: одна — справится, им вдвоем — воникающего (или уже возникшего?) чувства — не одолеть. В голове возникла совершенно дурацкая фраза: «растление малолетних». Аверина неожиданно улыбнулась тоже дурацкой — блаженной — улыбкой. И плотнее закуталась в плед.
Чтобы успокоиться, включила телевизор. Честно пыталась всмотреться, вжиться в кино, но все равно не понимала, о чем оно — думала только о Гришалеве. Интересно, а о чем сейчас думает Коля?

***
Странное ощущение ожидания праздника. То ли будет он, этот праздник, то ли нет, но само ожидание наполняет радостью. Хочется летать, парить над землей. Все вокруг кажутся братьями и сестрами. Даже Вовка. Коля вспоминает, как сидели рядом, как чувствовал локоть Дианы Николаевны, как она сказала: «Ну, пока?..» Совсем не по-учительски сказала. И стало тепло. Захотелось — безумно захотелось — обнять, прижать к себе, зашептать что-нибудь ласковое, нежное. На какой-то момент показалось, поверилось: так оно и будет.

Глава 17
Заканчивается еще одна четверть. Уже — вторая. В учительский коллектив почти вжилась — насколько это было возможно. К классу привыкла. Только вот Коля...
Двадцать первого декабря позвонил Кедрин:
— Дианка, привет! Какие планы на встречу Нового года?
Аверина призналась честно:
— Никаких.
— Значит, так. Тридцать первого — у меня.
Недоуменное молчание оценил правильно:
— Не парься! Сама прекрасно знаешь — ты не в моем вкусе. ...Все наши будут.
— Что нести? — поинтересовалась почти автоматически.
— С тебя — какие-нибудь салаты... парочку... Остальное я уже распределил.
Если закрыть глаза на два-три не очень существенных Витькиных недостатка, то можно сказать, что этот парень — клад. Но Кедрин с Авериной — не во вкусе друг друга, и поэтому максимум, что может между ними случиться — дружба.
Диана положила трубку и глянула за окно. Приближение Нового года чувствовалось, — пока еще неясно, почти неуловимо, но все же... С каждым днем, — Аверина это знала точно, — ощущение праздника будет усиливаться. Для Дианы их существовало, пожалуй, всего два: день рождения и Новый год. Остальные почему-то не воспринимались как праздники.
После Витькиного звонка захотелось увидеть и его, и Нику, и Ленку, и... Да, в общем, наверное, и всех остальных — тоже. Сколько времени она не встречала однокурсников? Пожалуй, полгода, если не больше. Интересно, кто где, а главное, — как удалось (и удалось ли?) вписаться, вжиться в класс, в коллектив?.. Самый животрепещущий вопрос...
Подумалось вдруг, что наладить отношения с классом было бы гораздо проще, если бы в ее одиннадцатом «б» не было Гришалева. Все упирается в него. Камень на пути. Ни обойти, ни объехать. ...А надо ли? И вообще, стоит ли вот так — головой в омут? Растравила себя, и Новый год в компании однокурсников казался не то чтобы лекарством, — просто способом забыться. Хотя бы на время.
К радости праздника, встречи с однокурсниками примешивалась горечь разлуки с Колей. Любимым еще не называла — даже в мечтах, как будто, решившись на это, сделала бы последний шаг в пропасть.
От шампанского закружилась голова. Захотелось шалить и сходить с ума. Забыться. Ну что хорошего может быть у них с Гришалевым? Да ничего! Разница в пять лет — не шутка.
...Позвонить, поздравить с праздником? Взяла трубку радиотелефона, вышла в коридор — подальше от полупьяных голосов. Набрала вызубренный наизусть номер.
— А Коли нет. Он Новый год с классом встречает... У Ефимовой... Вам номер ее телефона дать?
— Нет, спасибо... Я знаю...
Звонить Марине она не будет. Ни за что!
Пила, флиртовала напропалую с Витькой, даже лезла целоваться, и Ника поинтересовалась тихо:
— Дианка, что с тобой? Ты на себя непохожа...
— А я... а мне надоело быть собой... Хочу быть чужой... — выдала Аверина. — Я чужая...
— Влюбилась, что ли?..
Ну почему реакция окружающих на нее в последнее время именно такая?
— Может быть... — произнесла загадочно и убрела на кухню.

***
Маринка приложила немало стараний, чтобы встретить Новый год весело. Ещё накануне вручила приглашения и заявила, что все обязаны явиться в маскарадных костюмах.
— Чё мы, как маленькие! – возразил Славка.
— Новый год ведь! – настаивала Ефимова. – Особый праздник. Даже взрослые дурачатся. А ты сразу — «как маленькие»!
— Ладно-ладно, — согласился за него Костя. – Буду зайчиком, не переживай.
— Нефёдов! – тут же вспыхнула она. – Ну почему сразу зайчиком? Прояви фантазию!
Изобретательней в этом деле оказались девчонки. Они все послушно облачились в маскарадные костюмы. Шикарней всех выглядела сама хозяйка в образе Снегурочки. Парни отделались масками или отдельными клоунскими элементами. Хотя Костик всех удивил: «проявил фантазию» и придумал себе костюм вампира. Марина, увидев его, пришла в тихий ужас, но потом в суете праздника забылась.
— Всё, садимся, — приглашала за стол. – Осталось несколько минут.
Длинный стол посреди комнаты, много гостей. И комната уже не кажется такой большой. Музыка стихла. Всё внимание — на часы и телевизор.
— Пашка, сострой рожу попроще, — грубо посоветовал Ермоленко.
— У меня не рожа, да будет тебе известно, а лицо, — парировал Исаков.
— Хватит, — взмолилась Марина. – Давайте не будем портить праздник!
Кто-то погасил свет, и комната засверкала огнями гирлянд. С первым ударом курантов открыли шампанское. Звон бокалов, хлопушки, бенгальские – всё перемешалось. Гришалёв даже не мог припомнить, когда в последний раз вот так же весело встречал Новый год. Обычно — дома, в тишине и спокойствии, а потом — телек до трёх, и — спать. А тут… Света легонько чокнулась своим бокалом о его бокал и вывела из состояния задумчивости.
— Почему не пьёшь?
Коля посмотрел на Черных. В её глазах отражались огни. А ему вдруг стало грустно. Захотелось увидеть Диану Николаевну. Хотя бы услышать её голос. Позвонить. Порывался это сделать ещё дома, но так и не решился. А здесь, из квартиры Ефимовой, это вообще не представлялось возможным.
— Внимание сюда! – встала Марина. В руке у неё была пачка конвертов. – У меня для каждого из вас есть маленький подарок.
— Что это? – не выдержал Ромка. – Письма, что ли?
— Там открытки с поздравлениями. Каждый должен вытянуть по одной. Они все разные – кому что достанется. А пожелание – это и будет прогнозом на этот год… — поясняла она, раздавая конверты. – Читайте! Для кого каким будет год Петуха.
— Ну чё, кто там у нас главный петух? – острил Вовка, но шутки ему сегодня не удавались. Никто не смеялся.
— А теперь, кто кому хочет, может дописать своё пожелание, — поправив на голове корону, продолжала Ефимова.
Света Черных первая выхватила из Колиных рук открытку, а ему вручила свою.
Вовке это мероприятие было не интересно. Сгрёб с пола конфетти, обсыпал Нефёдова.
— Вовик, ты чего? – возмутился друг. – Соображай, что делаешь!
Отряхнулся и снова склонился над открыткой. «Шутка не прошла, — с досадой отметил Ермоленко. – Новый год! А они убились за какие-то открытки». Посмотрел на Ефимову. Она, перегнувшись через стол, раздавала карандаши и ручки.
— Снегурочка, Снегурочка, — обратился к ней, подойдя вплотную. – А где твой Дед Мороз?
— Скоро придёт, — бросила через плечо и отвернулась к Юльке.
Ермоленко это задело. Налил себе шампанского. Выпил почти залпом и удалился из комнаты.
Гришалёв получил свою открытку, похоже, каждый вписал в нее своё пожелание.
Самому лучшему парню! Желаю, чтобы все, о чём ты мечтаешь, сбылось. Это Света. Догадался сразу, оно было самым первым. Колян! Ты молодец! Пусть этот год будет удачней прошлого! Дальше всё примерно с тем же смыслом, и лишь одно удивило: Коля! Я тебя люблю, но ты этого не замечаешь. Желаю тебе счастья. Пусть не со мной. Конечно же, без подписи. Без того слишком смелое заявление. Догадывайся, как хочешь.
— Зачитался, — ревниво заметила Света и вытащила танцевать.
«Кто же мог это написать?» — размышлял Гришалёв во время танца. Особо не интересовало, но почему-то думалось. Наверное, для того, чтобы чем-то занять голову. «Марина? Исключено. Я для неё почти не существую. Ксюша просто ищет выгоду. С остальными общаться не приходилось. На шутку не похоже. Так, по крайней мере, не шутят». Черных о чём-то весело болтала, а он её совсем не слушал. Другая бы давно обиделась, оставила в покое. А Светка не отходила от него ни на шаг, словно боялась чего-то.
Юлька танцевала одна. Яна — с Ваней. Аня и Ксюша о чём-то шептались в дальнем углу комнаты. Люда крутилась возле стола, помогала Марине.
Вскоре на пороге комнаты появился паренёк в костюме Деда Мороза.
— О! А вот и Дед Мороз! – воскликнула Ефимова.
Дальше – всё как на утреннике в детском саду. Конкурсы – подарки. Безделушки. Так, символически. Но с какой важностью доставал их из мешка так называемый Дед Мороз, обыгрывая их словами. Ермоленко криво улыбнулся. Взял со стола открытую бутылку шампанского и осушил её прямо из горла. Душа требовала внимания и общения, но никого не хотелось видеть. Вышел из комнаты.
Через полчаса Дед Мороз преобразился: снял бороду и колпак. И был представлен Мариной как друг. Застолье продолжалось.
— А чьё это место? – заметила Яна.
— Вовка здесь сидел. Пропал куда-то, — пожал плечами Костик.
Ермоленко сидел на кухне и в одиночестве опустошал вторую бутылку шампанского. В голове всё кружилось и тонуло, как в водовороте.
— Ты хоть бы закусывал, — услышал голос, потом включилось зрение, увидел Марину.
Хотелось ей ответить что-нибудь глубокомысленное. Мешала подступающая тошнота. Кивнул, глупо улыбнулся и потянулся за тарелкой с бутербродами. Стоящий на краю стола бокал соскользнул и со звоном разлетелся по полу. Марина выругалась и принялась заметать осколки. Вове хотелось подняться и помочь, но руки и ноги — как ватные, совсем не слушались. Да и в голове всё как в тумане.
Гришалёв, каждый раз проходя по коридору, косился на телефон. Без конца думал о Диане Николаевне. Позвонить — не позвонить? Не мог решиться. Всё-таки третий час ночи. А вдруг уже спит. Или…
— А куда у нас Вовка подевался? — донеслось из кухни. По голосу — Славка.
Колька осторожно вошёл.
— Кажется, домой свалил, — предположительно заявил Костик.
— Что с ним сегодня? – удивился Юрка.
— Да он из-за Маринки расстроился, — заявил всезнающий Славка.
— Понятно, — согласился Костя. – Явился какой-то Вася…
— Да не Вася, — поправила Света. – Антон его зовут.
— Да какая разница. Он вообще кто?!
— Студент. И друг Ефимовой, – продолжала Черных. Глянула на Гришалёва. – А он ничего. Серьёзный, интересный парень.
— Коляныч, газировку будешь? – заметив его, предложил Юрка.
Коля принял из его рук бокал с шипучей жидкостью. Пить хотелось жутко.
— Не ожидал я такого от Ермоленко, — разочаровано поведал Костик. – Напился, барагозить начал. Да ещё разбил тут что-то. Маринка его потом убьёт.
Но про него вскоре забыли. Через двадцать минут все дружной толпой собрались на ёлку. Новый год всё-таки…

***
Посреди праздника, часа в три ночи, Аверина вдруг заявила:
— Витька, отвези меня домой. Не могу больше...
— До утра не дотерпишь? — поинтересовался тот.
— Я домой хочу, понял?! — взорвалась Диана.
— А где я тебе сейчас «мотор» поймаю? — резонно спросил Кедрин.
— Друг, блин! Я пешком пойду, понял?! Пошел к черту! На фиг!
Это была почти истерика. Витька сгреб ее в охапку, Аверина вырывалась, ругалась на чем свет стоит, но из цепких объятий Кедрина ускользнуть не удавалось. Поняв окончательно, что ничего не выйдет, стихла. Но не успокоилась, — уткнулась лицом в плечо и только всхлипывала. Витька гладил вздрагивающую спину Дианы и повторял:
— Ну чего там такое у тебя стряслось? Ну все, поехали, отвезу тебя домой. Сейчас оденемся... — уговаривал как маленькую девочку.
— Не хочу! — выдала вдруг Аверина. — Ничего не хочу. Никого не хочу. Его одного... Колю...

Глава 18
...Чувства уже захватили. Бежать, вообще делать хотя бы шаг назад — поздно. Сопротивляться судьбе вообще, по большому счету, бесполезно. Безнадежно. Иногда легче отдаться течению и плыть — безмятежно и легко, покачиваясь на волнах. Или... или — вперед, саженками, потому что драйв — уже в крови, и скорости не хватает, хочется — чтобы ветер в ушах, быстрее-быстрее-быстрее! Еще полторы четверти — последние, и что будет там, дальше, за тем поворотом — Бог знает, а жить хочется сейчас, сию минуту!
И уже кажется невозможным, диким долгое молчание, уже вырывается, почти вырвалось: «Я тебя люблю!», но хочется не запиской банальной, всунутой в дневник, а — глядя прямо в глаза — синие, аквамариновые... Но — когда? Где? И всплывает в памяти первый учительский день, странный, почти базарный, классный час... Вовка Ермоленко с его шашлыками... Так ведь и не съездили тогда — сначала дожди... потом — зима... А сейчас — почти весна. Солнце. И появилась — робко, потом — окрепнув, — мысль, решение, казавшееся единственно верным: турбаза.
Набрала номер однокурсницы Ленки — вспомнила, что у той подруга — в каком-то турбюро. Сотовый не отвечал. Усидеть на месте нельзя: в голове единственная мысль, одно слово — «турбаза». Сорвалась — к Ленке домой, через весь город, боясь, что попадет к закрытой двери. Но — слава Богу...
— Дианка? Ты чего?!
Это она — глянув в совершенно дикие, безумные глаза. Констатировала:
— Влюбилась. Не иначе.
И уже после, на кухне, за чашкой крепчайшего кофе, — обо всем, взахлеб... Все сомнения, метания, всю боль — как на духу.
— С ума сошла моя Дианка... — тихо, гладя каштановые волосы уткнувшейся в плечо Авериной, говорила Ленка. Ласково, успокаивающе. — Неужели тебе так нужен этот пацан?
— Не пацан он вовсе... — глухо возразила Диана.
— Нужен, — констатировала однокурсница. — Так чего ты хочешь? Просто выговориться? Или помощь нужна?
— Ленк... — сказала Диана, высвобождаясь. — У тебя, вроде, кто-то в турбюро был знакомый...
— Почему был? Есть!
Помолчав, поинтересовалась:
— Вдвоем? С ним? Куда?
— Не вдвоем. ...Пока — не вдвоем. С классом. На турбазу куда-нибудь...
И — с надеждой подняв глаза:
— Можно?..
— А чего — нельзя? Единственное — у меня сотовый отключен, Танюхе позвонить не могу. Завтра карточку активирую, все узнаю. Перезвоню. Сколько путевок? На субботу-воскресенье?
— В субботу мы учимся. Хотя... можно попытаться снять класс с уроков.
«Это уже совсем безумие, Дианка!»
Говорили долго. Вспоминали учебу, практики... Душа уже не так ныла. Уже появилась какая-то сладость, предчувствие счастья.

***
— Ребята! У меня к вам предложение...
Двадцать три пары глаз. Но Диана Николаевна выделяет одни и говорит исключительно им:
— Поехать на субботу-воскресенье на турбазу.
Восторженный рев. И — притихшие глаза — те самые, аквамариновые. В них легко читается радость и одновременно — неверие в близкое счастье. Нырнула. Выплыла:
— Кто за?
Лес рук. Неужели — все? Нет, его рука — на парте. Но почему?!! Взмывается запоздало. Ну да, все ясно, не успел осознать, был вне реальности.
А дальше — «технические моменты», деньги...
— Поговорите дома, ответ нужен завтра...

На перемене в дверь просунулась веснушчатая физиономия какого-то паренька:
— Диана Николаевна? Вас Ирина Алексеевна вызывает...
Улыбнулась невольно. «Вызывает» — как нашкодившую пацанку. Наверняка что-нибудь по отчетности...
— ...Я слышала, Диана Николаевна, вы собираетесь с классом на турбазу? Стоит ли?
Тон голоса явно говорил: одумайся! Что ты делаешь?!
«А смысл? — подумала Диана Николаевна. — Поздно... Механизм запущен».
— У них скоро экзамены. А вы, насколько я знаю, собираетесь отпрашивать их с уроков.
Справилась с собой.
— Тем более, ребятам нужно отдохнуть, Ирина Алексеевна!
Завуч, глянув в решительные, почти отчаянные глаза Авериной, вздохнула и сказала, помедлив:
— Ладно, Диана Николаевна! Вы хорошо подумали?
— Вполне.
— Езжайте. Но...
Не договорив, махнула рукой.

***
— Диане Николаевне шашлыки оставьте! — возмущенно бросила Марина.
— А где она, кстати?
— С Гришалевым под березкой целуются. Сам видел. Голубки! — хмыкнул Кострецов.
— А чё — голубки?! — почти взвилась Ефимова. — А если у людей — любовь? Чё, плохо? У тебя нету, так молчи!
А Диана Николаевна с Колей действительно — под березой. Стоят, молчат. К чему говорить — по глазам все ясно. Шагнул — как в пропасть, обнял — не очень ловко, прижал к себе — крепче некуда. Выдохнул тихо:
— Как сердечко бьется!.. Диана... Николаевна... Дианочка!..
Сказал — и, кажется, сам удивился собственной наглости. Аверина так же негромко ответила:
— Да...
И это «да» оказалось ответом на странное признание. Тем самым признанием, которое готово было сорваться с губ обоих.
А он уже почти сошел с ума — тыкался губами неловко то в щеку, то в глаз и повторял, кажется, не соображая, что говорит:
— Диана... Дианочка, милая... лю... Я люблю вас... вы... такая... сумасшедшая...
Она взвихрила его волосы — шапка упала, когда шагнул, чтобы обнять, — и улыбнулась, отстранившись:
— Это ты у меня сумасшедший. Совсем.
Коля не подозревал, что Диана может говорить таким голосом — совсем не похожим на ее обычный, — нежным, почти воркующим. Но она не сказала самых важных слов, не ответила на его признание. Запнулся:
— Вы... не любите меня?
Ну да, это совсем наглость с его стороны. Чего он себе напридумывал?! Но Диана снова улыбнулась:
— Кто тебе сказал такую глупость?
— Значит?..
— Люблю, — просто и спокойно произнесла Аверина.
— А-а-а! — крикнул Коля, рухнул в сугроб. Катался и кричал как безумный:
Рядом звонко смеялась Диана, повторяя:
— Сумасшедший... сумасшедший мой, вставай, простынешь! У постели сидеть не буду.
— Не будете? — тут же вскочил Гришалев. — Почему?!
— А как ты себе это представляешь? — поинтересовалась Диана, стряхивая снег с Колиной куртки. — Во-первых, мне больничный по уходу за ребенком никто не даст... А во-вторых, как на это посмотрят твои родители? А класс?
— Боитесь, да? — с вызовом произнес Коля.
— Дурачок, — помолчав, отозвалась Аверина. — Если хочешь неприятностей — ради бога. Я — не хочу. Но не забывай — сейчас существуем не я отдельно и ты отдельно, а мы. Вместе.
— Прости... те, — глухо произнес Гришалев. — Вы правы — у вас неприятности могут быть сильнее, чем у меня. Я не подумал.
Диана подняла шапку, нахлобучила на Колин затылок и сказала с улыбкой:
— Ну что, пойдем? Кавалер...

Вот и все. Свершилось. Теперь уже деваться некуда — только вперед. А что там, впереди? Она старше, опытнее, сильнее. Выходит, и решать все придется за них обоих. Готова ли она к этому? Шли за руку. Как дети.
— Скажи, ты когда-нибудь любил?
Ответил неохотно, высвободив руку:
— Да... Еще в той школе...
— А она?
— Нет.
Прошли еще несколько шагов. Замкнулся.
— А Света к тебе неравнодушна. Ты не замечал?
— Черных? Пусть. Зато я к ней равнодушен.
— А ко мне? — захотелось еще раз услышать робкое «я люблю вас».
Он действительно произнес эти слова — но глухо и почему-то обиженно. Диана хотела сказать ласковое «малыш», но подумала, что Коля обидится. Тогда она выдохнула — «любимый!», притянула и поцеловала в губы — не взахлеб, не на минуту, закрыв глаза, а — осторожно, нежно.
— Ну вот, пока все. А то по нашим ошалелым глазам все видно.
Гришалев заглянул в Дианины карие зрачки. Они были такими же, как обычно. ...Почти такими же.

— Ну и?.. — стаскивая зубами мясо с шампура, поинтересовался Ермоленко. — Кто че думает по этому поводу?
— А че думать? Совет да любовь... — осклабился Нефедов.
Черных, крутившая в руках снежок, с силой залепила его в Костика.
— Э-э, ты чего, съехала, что ли? — обалдело поинтересовался тот и осторожно потрогал покрасневший лоб.
— Шишка обеспечена, — констатировал Паша.
— Итак, что Черных думает по этому поводу, я думаю, ясно. Иного ожидать и не приходилось, — заявил Кострецов.
— Дураки! — сквозь слезы крикнула Света и метнулась в лес.
— Парни, вы че, совсем с дуба рухнули? — поинтересовалась Ксюша.
— А че мы сказали-то? — возмутился Нефедов. — Ничего такого. Это Черных с дуба рухнула.
Про шашлыки все уже забыли. Только Ефимова задумчиво ворошила прутиком угли в мангале.
— Ну, кто был прав? — с победным видом спросил Слава. — Что я говорил? Надо было поспорить.
— Пока лично не увижу, не поверю, — бросил Ермоленко.
— Ну пошли, посмотрим! — завелся Кострецов.
— Ребята, вы че? — жалобно проговорила Аня. — Не надо...
На тропинке появилась Диана Николаевна. Почти одновременно с противоположной стороны вышел Гришалев. Аня с победным видом глянула на Славу.
— Это еще ничего не значит, — громко заявил тот.
Когда успела исчезнуть Ксюша, не заметил никто.
Висевшую над мангалом тишину нарушила Ефимова:
— Диана Николаевна, берите шашлыки, пока горячие.
— Дай мне сразу два, — с улыбкой попросила Аверина. — Проголодалась жутко!
Второй шампур она протянула Коле. Кострецов с Нефедовым переглянулись.

***
Электричку мотало из стороны в сторону. Одиннадцатый «б» разместился во втором с конца вагоне.
— Пошли, разговор есть, — дотронулся до Костиного плеча Славка.
Нефедов подскочил. Уединились в тамбуре.
— Слышь, как тебе все это? — тут же поинтересовался Кострецов.
— Что? — округлил глаза Костя.
— Ну, сам знаешь, что. Я о Диане и нашем ботанике. Как тебе такая парочка? — хихикнул Славка.
— Знаешь, как-то в мозгу не укладывается, — честно признался Костя.
— Ну и кто же был прав?! — выпятив грудь и задрав голову, гордился собой Кострецов. — Я вам давно говорил, что так оно все и будет.
— Это Ермоленко не верил. Теперь сидит, бычится.
Костя обернулся и посмотрел через дверное стекло в вагон.
— Так и есть, — согласился, увидев мрачное лицо Вовки. — Сожалеет, что не он оказался на месте Гришалева.
Парни рассмеялись.
— А если серьезно? — задумался вдруг Костя. — Надолго это у них? Или так... Как ты думаешь?
— Ну, если учесть, что я видел на турбазе, то серьезней не бывает.
— А Колька — парень не промах, — согласился Нефедов. — Весь такой тихий, а смелее нас оказался. Ну что, пойдем?
Вернулись на свои места. Напротив сидели Марина, Люда и Юля. Время от времени они посматривали на Диану Николаевну и Колю. В перестуке колес удобнее шептаться, особенно если надо, чтобы никто другой не слышал.
— Слушай, Люда, — шепнула на ухо Юля. — А я им завидую. По-хорошему. Они счастливы. И совсем не виноваты в том, что так встретились.
Павлова задумчиво посмотрела на подругу и ответила так же на ухо:
— Судьба, наверное.
Черных сидела напротив Гришалева и сверлила его взглядом, а он отрешенно смотрел в окно.

***
— ...А что, она не человек, да? Не может влюбиться, что ли? — доказывала на следующий день в школе Ефимова.
— Может, — соглашался Нефедов. — Но весь вопрос — в кого?
— А что, Коля тоже не человек?
Это спросила Аня. От нее подобного вопроса никто не ожидал.
— Просто он умнее нас... Продвинутый такой... — растягивая гласные, заявил Кострецов. — Ему с Дианой Николаевной гораздо интереснее. А интерес, знаете, сближает...
— Кроме того, где она еще мужика себе найдет?..
— А чё, Гришалев, мужик, что ли? Даже подтянуться больше трех раз и то не может... — возразил Нефедов.
— Зато он на сумки не садится и помаду не ломает, — возмущенно сказала Маринка.
— А чё я тебе, помаду тогда не купил?! — завелся Костик. — Даже лучше, чем была...
Ксюша сидела на подоконнике. Аня стояла рядом, смотрела в окно.
— Никак не ожидала такого от Дианы Николаевны, — презрительно хмыкнула Рыжова.
Аня молча согласилась.
— Такое вытворяет! — продолжала Ксюша. — А еще учительница! И знаешь, что, мне кажется, она все это специально подстроила. Нет. Я точно знаю! Поездку эту вот... Ради него.
— Да ну, Ксюха, — отвергла предположение Рыжовой Аня. — Зачем ей?
— Не будь такой наивной. Посмотри правде в глаза. Готова поспорить на что угодно, что у них там давно все полным ходом. Турбаза эта — чтобы побыть вместе. Все факты налицо. Любовнички, е-мое!
— Ты просто завидуешь, — попыталась улыбнуться Аня, но улыбка, дрогнув, исчезла. «А что если в самом деле все так, как она говорит?»
— Анька, она ведь взрослая тетка. Зачем ей Гришалев? Никого, что ли, повзрослее не нашла?! Поиграет и бросит, а Светка, бедная, страдает...
Аня вышла на улицу. Красота! Деревья как в сказке. А на душе неприятное ощущение, как отрава.

Глава 19
Аверина совершенно отчетливо поняла: за свою любовь к Коле придется бороться. Не влюблять в себя, как бывало иногда, а именно бороться. С классом. С учительской. Доказывать, что любовь эта имеет право на существование.
Ну не таких она хотела отношений! Гришалев был ей просто интересен. Как человек. И где прокололась? Пыталась анализировать — по привычке, но так и не поняла, не почувствовала, когда они перешли грань, сломали стену, которую ломать было нельзя. А почему — нельзя? Неужели у них с Колей не может быть нормального человеческого счастья? Через полгода, ну, чуть больше, он закончит школу, и через год никто уже не вспомнит, что они — бывший ученик и бывшая учительница. Как это все-таки не похоже на то, что было между ней и Ваней...
В класс входила с опаской. Наверняка уже всем все известно. Как отреагируют? Ермоленко будет ухмыляться, Кострецов — хитро щуриться. Черных... Света будет рвать и метать. Нефедов... Этому, по большому счету, все равно. Сплетничать в основном будут девчонки. Кто из них встанет на ее сторону? Нет, не на ее... На их с Колей сторону.
Вроде, все как всегда. Поднялись. Поздоровались. Обвела взглядом класс. Черных нервно крутила карандаш. Володя ухмылялся. Остальные...
— Садитесь. Как вам поездка? Понравилась?
— Да, — ответила за всех Ефимова. — Только вы, Диана Николаевна, почему-то нас игнорировали...
Нашлась:
— А вам разве было неинтересно друг с другом?
— Но мы же не сами по себе поехали. Нам и с вами хотелось поговорить... — заявила Аня. — Мы с Ксенией Юрьевной так хорошо обо всем разговаривали...
Ксюша добавила:
— Коли тоже с нами почему-то не было...
— А Черных ну так хотела с ним пообщаться! — сказал Слава.
— Кострецов, за базаром следи! — выдал вдруг Титов.
— Все это хорошо... Но давайте все-таки оставим разговор до классного часа. А сейчас — биология...

На перемене вошла в учительскую. Разговор стих. «Значит, судили обо мне. Что ж, этого следовало ожидать...» Но молчание неожиданно прервала литераторша:
— Диана Николаевна, я вас предупреждала, что не стоит вам сближаться с вашим одиннадцатым «б». Вы не послушались. И вот вам итог — уже почти вся школа говорит о чувствах Гришалева к вам...
Завуч заступилась:
— Людмила Юрьевна, во все века ученики влюблялись в своих учителей. Вы никогда с этим не сталкивались?
— Но не в одиннадцатом же классе! — неожиданно заявил математик.
Его поддержал директор:
— Это уже слишком серьезно...
— Вы считаете?
— Ну конечно! Это не первая влюбленность, не примеривание на себя той или иной роли. Или — как этот мальчик или эта девочка будут смотреться рядом со мной? Это — чувства, которые останутся на всю жизнь.
— То есть вы, Иван Адамович, верите в любовь с первого взгляда? — поинтересовалась Людмила Юрьевна.
— Позвольте вам процитировать Вампилова: «Первая любовь — это не вторая и не последняя. Первая любовь — та, в которую мы вложили всего себя, всю свою душу, в то время, когда душа у нас еще была». За точность не ручаюсь, но смысл, надеюсь, передал.
— А где у них сейчас душа, Иван Адамович? Ищу и не нахожу!
— Прячут, Людмила Юрьевна! Глубоко прячут. Потому что жизнь сейчас жестокая. Покажешь душу — наплюют, растопчут. Вот и боятся. А если Гришалев не прячет свою — так честь ему и хвала...
Про Аверину, кажется, забыли. И, может быть, слава Богу? «Значит, о том, что случилось на турбазе, никто не знает. Пока не знают. Но скоро, совсем скоро... И ты должна быть к этому готова. Ты представляла, на что шла».
— Знаете, я не согласна с уважаемым Иваном Адамовичем, что со стороны Гришалева это серьезно. Пройдет еще полгода, а там — экзамены, подготовка к университету... Забудет, а потом вспомнит лишь как забавный эпизод...
Хотелось крикнуть: «Не хочу быть просто забавным эпизодом! Хочу быть любимой!» Про себя сказала: «И не только хочу, но и буду!»
...Ну никак не хочет литераторша оставить ее в покое! Опять завелась:
— Диана Николаевна, вы прямо как ваша предшественница Ксения Юрьевна. Она тоже старалась понравиться ученикам, дешевый авторитет зарабатывала...
— Извините, Людмила Юрьевна, но авторитет у нее был далеко не дешевый. И вы прекрасно это знаете.
— Вы что, дорогая Евгения Федоровна, обвиняете меня в неискренности?
Аверина вышла в коридор. Не выдержала.
Перова не ответила: в учительскую вкатился совершенно счастливый Колобок. За его спиной маячил Крокодил Геныч.
— Что это вы, Борис Сергеич, сегодня такой счастливый?
— Евгения Федоровна, вы не поверите! Гришалев подтянулся шесть раз! Никогда больше трех не вытягивал, а тут... Что стряслось, прямо-таки ума не приложу!..
— А ему, Борис Сергеевич, любовь к Диане Николаевне сил прибавила, — заявила Людмила Юрьевна.
— Да?
Физрук посмотрел озадаченно — почему-то на Перову. Та развела руками.
— А что? — раздался неожиданно голос Крокодила Геныча. — Пусть.
— Действительно, что в этом плохого? — поддержала его химичка. — Любовь — это вообще светлое чувство.
— Если оно не в ущерб учебе...
— Ну уж в этом Гришалева обвинить никак нельзя...
— Может, вызвать родителей?.. — высказал предложение молчавший до этого математик.
— И как вы себе это представляете, Альберт Семенович? Диана Николаевна пишет Гришалеву в дневник: «Уважаемая Нина Петровна! Сделайте, пожалуйста, внушение своему сыну, чтобы он меня разлюбил». Так? Или поставить двойку за поведение?
— По-моему, Евгения Федоровна, вы утрируете, — пробормотал Альберт Семенович.
— А как вы это себе представляете? И вообще, зачем нам влезать в жизнь чужого человека?
— Но он же наш ученик! — почти возмущенно произнесла Людмила Юрьевна.
— И поэтому мы должны за ним следить?
— Но мы же все-таки ответственны за него...
— Он сам не маленький...
— Имейте в виду, дорогие коллеги, что Диана Николаевна отвечает Гришалеву симпатией, — это сказала уже завуч.
Колобок перевел взгляд на нее и поинтересовался:
— Да?
— Тем более, — изрек Крокодил Геныч. — Пусть.
...И тут прозвенел спасительный звонок.

Вечером Диана и Женя вышли из школы вместе. Перова предложила:
— Пойдем, посидим у меня...
Согласилась. Нужно было поделиться с кем-нибудь тем, что творилось в душе.
— ...Ну и как у вас с Колей?
Проговорила автоматически:
— У нас?
— Дианка, я же все вижу! Ты вернулась счастливая и ошарашенная.
Женя посмотрела в Дианины глаза и спросила:
— Уже целовались?
— Ну, было...
Затормошила, затискала:
— Дианка, милая, я так тебе завидую! Честно! По-хорошему. Он правда милый мальчик...
— Мальчик... — с каплей горечи в голосе произнесла Аверина.
— Извини, подруга, но он не мужик.
— Почему ты думаешь, что мне нужен именно мужик, а?
— Тебе виднее... Хотя, с другой стороны, ты еще можешь воспитать его каким захочешь. Он же сейчас — пластилин, воск. Ради тебя он, по-моему, готов на все...
Заглянула в глаза и продолжила:
— А ты?
— Я?..
— Да, ты.
— Наверное, тоже...
А на самом деле — на что Аверина готова ради Коли? Не сломается ли, пройдет ли через непонимание со стороны класса, учительской, родителей?.. Пройдут ли они — вместе?
— И, кстати, знаешь, Дианка, на вас с Колей поспорили...
— Поспо... Кто?!
— Колобок с Крокодилом.
— На нас?.. Как?..
— Надолго ли это все у вас. Колобок говорит: максимум месяц. Геныч — что доживете до выпускного. На ящик шампанского, между прочим. Так что, Дианка, не подкачай!
— И что, ты — тоже?!
— Ты что, с ума сошла?! Просто на выпускном немного оторваться сможем...
— Господи, Женя, как противно!..
— А чего ты хотела? Служебный роман...
А ведь и правда. Банальный служебный роман. Они, говорят, редко заканчиваются чем-то хорошим. Но ведь Коле до выпускного совсем немного осталось. Нет. У них все будет по-другому.
— Ящик шампанского... на свадьбу очень кстати... — задумчиво проговорила Аверина.
— Дианка, ты с ума сошла!
— Да... наверное...

Глава 20
Коля почувствовал: после поездки на турбазу что-то изменилось в отношении к нему — и со стороны одноклассников, и со стороны учителей. Не всех, конечно. Пожалуй, только Евгения Федоровна и Людмила Юрьевна... Собственно, и раньше литераторша его особо не жаловала: «отлично» ставила и за более слабые ответы, чем у него. Скажем, у Ани пятерки были всегда. А он, Гришалев, не вылезал из четверок. За что такая к нему нелюбовь? Думал долго и понял наконец: Долина не высовывается. Спокойная и покладистая. Видимо, такие ученики Людмиле Юрьевне и нужны. А он, как всегда, не такой.
Литература была для Коли предметом не настолько неприятным, как физкультура, но все же... Добросовестно выучил, и не зря: литераторша вызвала к доске. Ответил — почти по учебнику. Никогда не был силен в «болтологии».
— Три, Гришалев! — объявила Людмила Юрьевна, но оценку в журнал поставить не успела: класс восстал.
Зашумели, загалдели все — кроме Вовки. Поднялась Черных и спросила возмущенно:
— А почему — тройку? Коля все правильно сказал!
— По учебнику, между прочим! — поддержала Ксюша.
Литераторша попыталась защититься:
— В том-то и дело, что по учебнику. Надо же самому...
— А Долина что, не по учебнику отвечает? Всегда — как в учебнике. А вы ей тройки не ставите!
— Кострецов! — проговорила возмущенно Людмила Юрьевна.
Обвела взглядом класс. На ее стороне, пожалуй, только Ермоленко и Долина. И то — Володя, скорее, соблюдает нейтралитет, Аня же — фигура слишком слабая, чтобы... Оценив силы, произнесла:
— Хорошо. Уговорили. Четыре с минусом поставить могу. Но не больше.
Немного поворчав, успокоилась. «Нет, с классом положительно что-то случилось, — думала Людмила Юрьевна. — Одиннадцатый «б» поддерживает Гришалева. Надо же!»
— Сегодня мы с вами поговорим о великом русском поэте...

***
Евгения Федоровна кивала одобрительно, и сказала, не дослушав до конца:
— Садись, Коля. Пять.
Фразу она произнесла с большей теплотой, чем обычно. А на перемене Света возмущенно говорила Рыжовой:
— Ксюш, нет, ну ты слышала?!
— Что?
— Как Евгения Федоровна ему сказала?! — и передразнила. — «Садись, Коля, пять!»
— Ну...
— Нет, как она ему это сказала!
— Ну...
— Как будто влюбилась... Ласково так... Они с Дианой Николаевной подружки, вот и...
— Светик, ну ты чего?.. Свети-ик!.. Ну ты же сильная... Ну чё, ты его у нее отбить не сможешь?
Черных подняла голову и совсем по-взрослому произнесла:
— Поздно, Ксюша... Похоже, уже поздно...
— А если... — Рыжова замолчала, видимо, оформляя мысль. — А если у нее несерьезно? Для чего он ей? Поиграет и бросит.
— А мне потом подбирать, да?! — с обидой в голосе проговорила Света.
— Любишь — подберешь! — безапелляционно заявила Рыжова.
Слова Рыжовой запали в душу и больно кололи. «Ну почему я должна подбирать?! Почему должна мириться с такой несправедливостью?! Чем я хуже какой-то училки?» — размышляла Черных в одиночестве.
Временами её понимала, временами — ненавидела. Презирала. Как можно влюбиться в ученика?! Ну зачем ей Гришалёв? Неужели не понимает? Всё понимает. Так к чему все эти разговоры по душам? Издевается? Не похоже. Знать силы и намерения соперницы. Вот! Светка подскочила, прошлась по комнате. «Как же я сразу не поняла! А Коля?»
Гришалёв почему-то представлялся в образе жертвы. «Нахально соблазнила. У неё, конечно, преимущество и опыта побольше. Колька, неужели ты не видишь, как я тебя люблю?»
На следующий день весь урок изучала его профиль. Ни разу не обернулся. Как же так? Не хочет замечать. Потому что есть Диана Николаевна. Это страшная очевидность выражалась во всём: во взглядах, поступках, словах. А как он смотрит на неё во время урока! Выходит, так и есть – любовь. Диана, хоть и пытается скрывать свои чувства, да что-то не очень получается. «Рыжова права, — думала Света. – Я сильная, справлюсь». Но с чем справляться – неясно. «У них с Дианой взаимность. У нас с Гришалёвым не ничего, даже настоящей дружбы». Черных чувствовала своё бессилие что-либо исправить. Отбить – не выйдет. Смириться – невозможно. Как убедить в этом своё сердце? Ему ведь, как известно, не прикажешь. Чудовищная несправедливость.
— Бедная Светка, — сочувствовали ей девчонки. – Совсем извелась. А инопланетянин-то наш ничего не замечает…
Черных склонилась над учебником. Коля сидел рядом. Так же, как всегда, слушал тему урока. Она понимала, что надеяться больше не на что. Без того красные, припухшие глаза увлажнились. Слёзы капали на страницу. Было всё равно, что подумают другие. Рушилась личная жизнь, даже не успев начаться.

***
Телефонный звонок раздался неожиданно. Коля вздрогнул. Радостно метнулся в коридор: «Диана!»
— Алё!
На том конце провода молчали. Пару секунд слышалось чье-то сопение, потом — короткие гудки. Кто? Черных? Да нет, она не молчала бы... На Диану вообще не похоже. Тогда кто?
Во второй раз позвонили уже, когда мать была дома. Трубку сняла она.
— Да... слушаю...
Коля стоял рядом наготове. Нина Петровна махнула рукой: не тебя! Ушел к себе. Включил музыку.
В трубке — девичий голос:
— Нина Петровна, имейте в виду: Коля и Диана Николаевна... по биологии... любят друг друга.
— Алло! Это кто?
Но трубка уже отзывалась короткими гудками.
Гришалева ушла на кухню. Нервно закурила. Чья-то глупая шутка? Но сознание восставало: Диана Николаевна... кажется, только что закончила педуниверситет... значит, молодая... готовит Колю к поступлению на биофак... А ведь она эту Диану Николаевну и не видела. Ни разу не зашла в школу, не познакомилась... В ближайшую субботу надо...

— ...Диана Николаевна?
— Да...
— Я — мама Коли Гришалева...
— Нина Петровна? Очень приятно. Давно хотела с вами познакомиться...
«Даже имя-отчество знает... К чему это? Значит, все-таки что-то есть...»
— Я, знаете, тоже давно хотела... Но — работа, сами понимаете...
Аверина кивала, внимательно изучая Гришалеву. Не просто так ведь пришла — в первый раз за полгода. Слухи дошли, что ли? И как себя вести? Возникла дикая мысль: а что если это — будущая ее свекровь?
— Понимаю... Сама вся в работе, продохнуть некогда.
«Значит, парня у нее нет. Коллектив — женский. Вот и ухватилась за Колю...»
— Как мой ребенок? Не жалуетесь?
— Нет, Нина Петровна, что вы! Коля, правда, мальчик немного замкнутый, класс его принял далеко не сразу, но сейчас все в порядке...
И улыбнулась — открыто и доверчиво.
— Спасибо вам, Диана Николаевна...

— ...Познакомилась я с твоей учительницей по биологии...
Коля смотрел настороженно.
— ...Приятная молодая женщина. Тебе она тоже нравится?
— Она умная... и добрая...
Прорвалась долго сдерживаемая нежность.
«Все ясно. Влюблен. А она?..»
— А у тебя ее телефон есть? На всякий случай...
— Да! — сказал поспешно и понял: прокололся.

— ...Диана Николаевна? Здравствуйте, это Гришалева. Я хотела бы с вами серьезно поговорить... О Коле... Вы не могли бы зайти к нам завтра?.. Да? Когда вам удобно? С утра? Хорошо, договорились.
Нет, ее в покое сейчас не оставят. ...Их не оставят. В том, что Гришалева собирается говорить с ней об их с Колей отношениях, Аверина не сомневалась.
Занервничала. Набрала номер Перовой. Жени дома не оказалось. Звонила каждые тридцать минут. наконец, в одиннадцатом часу вечера дозвонилась.
— Женя, привет!
— Привет, Дианка! По голосу слышу — что-то стряслось. Давай выкладывай!
— Гришалева ко мне приходила...
— Так, это уже знаю. Дальше.
— А вечером позвонила, позвала домой... на завтра... Говорит, серьезный разговор... о Коле.
— Крепись, девочка! Это именно то самое, о чем ты думаешь.
— И что делать? Главное — как себя вести?
— Без паники. Будь собой.
— А если спросит напрямую?
— Ты в себе уверена?
— Нет...
— В своих чувствах, я имею в виду.
— Да...
— А в его?
— Да.
— Он тебе нужен?
— Да!
— Ну так объясни ей! Спокойно, без нервов. Чтобы она поняла: это не игра. Все очень серьезно.
— А если она именно этого боится?
Перова задумалась — на десяток секунд.
— Знаешь, об этом я не подумала... Тогда пусть знает, что вас все равно не разлучить. Тактично дай понять — ты от него не отступишься. Главное — доброжелательно, с улыбкой... Счастья, Дианка! Он — хороший мальчик...
Полночи проворочалась, уснула под утро. Встала невыспавшаяся, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась. Приняла ванну, привела себя в порядок — насколько возможно. Макияж навела неброский, скромный.
Пока тряслась в автобусе, в голове билась мысль: «Будет ли Коля? Будет ли Коля?» И хотелось увидеть, и боялась: скажет что-нибудь не то, эмоции возьмут верх, и тогда...
...Раз-два-три. Выдохнула. Пошла!
— Здравствуйте, Диана Николаевна! Раздевайтесь, проходите. Давайте, я повешу... Тапочки... Проходите... Вот сюда. Чайник только что вскипел... Печенье — это мы с Колей сегодня стряпали...
— А что — он?..
— Вы же знаете, Коля у нас — мальчик домашний... Во двор не выгонишь. Все с книжками сидит, а устанет — суп сварит, еще что...
Диана взяла на заметку. Значит, будет хозяйственным. Нина Петровна неожиданно замолчала. Ведь готовилась к встрече, хотела сказать строго: оставьте Колю в покое, ему — в университет.., но — не смогла. Диана Николаевна с каждой минутой нравилась Гришалевой все больше. Улыбчивая, открытая, видно, добрая. Такую невестку — поискать... Решилась говорить напрямую, — об анонимном телефонном звонке:
— Диана Николаевна... Мне трудно об этом говорить, поверьте...
Аверина опередила — и тоже пошла ва-банк:
— Вы о наших с Колей отношениях? Я понимаю — вы как мама волнуетесь...
— Значит, они все-таки есть? — спросила упавшим голосом. — Но выпускной класс... университет... Да вы и...
— Старше Коли, хотите сказать? Но я люблю его, и мне далеко не безразлична его судьба. Неужели я...
«Все-таки не девочка, — думала Гришалева. — Взрослый человек... учитель... Ветра в голове не видно. Может, и правда ничего страшного?»
— Да, я вижу, вы серьезная девушка... Что вы дальше собираетесь делать?
— Честно говоря, Нина Петровна, с Колей я эту тему еще не обсуждала...
«Я» — отметила Гришалева. Фраза понравилась.
— ...Но я считаю, что ему нужно закончить школу с минимальным количеством четверок и поступить в университет. На мою помощь он может рассчитывать. Безоговорочно. Вы, Нина Петровна, не против его выбора профессии?
— Конечно, хотелось бы что-нибудь поденежнее... Знаете, мы ведь перевелись в эту школу из-за денег...
— Да, Коля мне говорил... Но, Нина Петровна, все зависит только от нас.
Гришалева помолчала.
— Диана Николаевна... — произнесла и добавила решительно. — Вы мне понравились. И я не против того, чтобы вы встречались с моим сыном.
«Господи, какая нелепая ситуация! И разговор — совершенно нелепый...»
— Нина Петровна, извините, мне пора... Спасибо за угощение.
— Да-да, я понимаю... уроки... подготовка... Заходите, Диана. И мне, и Коле будет очень приятно.
Никак не могла избавиться от дурацкого ощущения, что присутствовала на собственных смотринах. Медленно спустилась с третьего этажа. У подъезда столкнулась с Колей. Вскрикнул радостно:
— Диана!..
— Здравствуй, мой хороший!..
Посмотрела по сторонам. Обняла. Рассмеялась — разве сейчас это имеет значение?
— Вы от мамы?
Глупый вопрос!..
— Когда ты наконец будешь говорить мне «ты»?
Ответил рассудительно:
— Боюсь как-нибудь на уроке сказать вам «ты».
Спохватилась:
— Мы что, так и будем стоять здесь? Пойдем посидим немного.
К парку шли как дети — за руку.
— Что вам сказала мама?
Диана остановилась. Посмотрела в милые голубые глаза и отозвалась:
— Сказала, что мы с тобой можем встречаться. Она не против.
Задохнулся:
— Дианка!.. Милая моя... родная... Вы...
Обняла — крепко-крепко, — чтобы почувствовать его всего. Произнесла виновато:
— А поцеловать не смогу — накрасилась...