Шерлок Холмс и Царь Соломон

Знаменитый сыщик Шерлок Холмс скучал. Доктор Ватсон не был в состоянии развлечь его разговором. Он был лишь хороший слушатель, но без темы для разговора как собеседник он никуда не годился.

Холмс открыл наугад библию.

- Прекрасно, Ватсон! Давайте почитаем вслух Третью книгу царств.

«Тогда пришли две женщины блудницы к царю и стали пред ним».

- С какой стати блудниц допускают до царя? Если царь будет разбирать дела блудниц, то кто будет разбирать дела царства?

«И сказала одна женщина: о, господин мой! я и эта женщина живем в одном доме; и я родила при ней в этом доме…»

- Что за дом, в котором живут две блудницы? Бордель? Или покривили душой те, кто уверяют, что они – блудницы? Если женщина говорит «родила при ней», то из этих слов можно заключить подчинённое положение этой женщины по отношению к первой.

«… на третий день после того, как я родила, родила и эта женщина; и были мы вместе, и в доме никого постороннего с нами не было; только мы две были в доме…»

- Следует ли, что эти женщины низкого происхождения, из того, что никого не было? Быть может, речь лишь идёт об отлучке свидетелей?

«… и умер сын этой женщины ночью, ибо она заспала его …»

- Отчего женщина днём спала с ребёнком? От большой лени? От большой любви? Да ещё так спала, что не слышала, как придавила собственное дитя? Много трудилась и устала? Блудница?

« … и встала она ночью, и взяла сына моего от меня, когда я, раба твоя, спала, и положила его к своей груди, а своего мертвого сына положила к моей груди…»

- Вторая женщина не многим лучше. Одна во сне придавила собственное дитя, другая не услышала, как у неё дитя крадут. Стало быть, и она могла придавить дитя с таким же успехом!

«… утром я встала, чтобы покормить сына моего, и вот, он был мертвый; а когда я всмотрелась в него утром, то это был не мой сын, которого я родила».

- Она даже не сразу заметила, что дитя – холодное и мертвое. Почему она не проснулась оттого, что обнаружила, что дитя мертво? Либо эта история – выдумка, либо содержит много поздних исправлений текста. Будем считать, что в ее основе лежит реальный эпизод, иначе нет смысла в дальнейшем чтении.

«И сказала другая женщина: нет, мой сын живой, а твой сын мертвый».

- Налицо конфликт интересов. Обе дамы желают иметь сына. Одна из них, явно не мать оставшегося в живых ребёнка, но всё же она страстно желает иметь чужого ребенка в качестве собственного. Не странно ли для блудниц? Было бы естественным, если бы это были две жены уважаемых людей. Точнее – две жены одного и того же человека, богатого, не имеющего других сыновей. Только в этом смысле спор о ребёнке - это спор о том привилегированном положении, которое займёт мать первенца знатного человека по отношению ко всем иным его жёнам и наложницам. Похоже, что тяжбу затеяли две молодые жёны или наложницы очень знатного и богатого человека. Только в этом случае этот спор для них был бы чрезвычайно важен, победа в нём была бы делом всей жизни. В этом случае, согласитесь, судьёй может выступать царь, но логичнее, чтобы эту роль взял на себя знатный муж этих женщин. В те времена иудеи могли иметь много жен, которые, понятно, могли жить в одном доме и даже в одной комнате. Если бы эти женщины имели разных мужей, то их дело должны были бы решать между собой их мужья. Шутка ли – конфликт по поводу ребенка мужского пола? Мы не видим двух мужей потому что двух мужей нет. Если эти женщины живут в одном доме, они либо жены одного человека, либо родственницы. Если они родственницы, то конфликт должен разрешить старейшина рода. Если они жены одного мужчины, то может быть только две причины, почему он не участвует в решении этого вопроса, а решает его царь.

- Какие причины? – спросил Ватсон.

- Первая причина может состоять в том, что это мужчина мертв. Даже если бы он был далеко в отъезде, решение вопроса едва ли было возможно без него. Если же он мертв, и не имеет других наследников мужского пола, то вопрос о том, кто мать этого наследника имеет очень большое значение для матери. Положение матери единственного наследника знатного рода заметно отличается от положения бездетной вдовы. А вторая причина... Позвольте мне пока умолчать о ней. Читаем дальше.

«А та говорила ей: нет, твой сын мертвый, а мой живой. И говорили они так пред царем».

- Обычные перебранки, согласитесь.

«И сказал царь: эта говорит: мой сын живой, а твой сын мертвый; а та говорит: нет, твой сын мертвый, а мой сын живой».

- Мудрый Соломон повторяет суть дела. Просто выигрывает время. Размышляет.

«… И сказал царь: подайте мне меч. И принесли меч к царю».

- Слово «принесли», видимо, не точно. Маловероятно, что ни у одного телохранителя не было при себе меча. Если только царь потребовал свой собственный меч, особенный?

«… И сказал царь: рассеките живое дитя надвое и отдайте половину одной и половину другой».

- Версия об особенном мече отпадает. Не стал бы царь просить собственный меч, чтобы передать его другому. Кстати, вы заметили нарушение логики? Царь потребовал меч себе, а просит других им воспользоваться.

- Я никогда не обращал на это внимание! - изумился Ватсон.

- Из мелочей ткется ткань бытия, - изрек Холмс.

« …И отвечала та женщина, которой сын был живой, царю, ибо взволновалась вся внутренность ее от жалости к сыну своему: о, господин мой! отдайте ей этого ребенка живого и не умерщвляйте его. А другая говорила: пусть же не будет ни мне, ни тебе, рубите».

- Заметьте, Ватсон, как нерасторопны слуги царя Соломона. Женщины успевают обсудить приказ, который он отдал. А ведь для исполнения этого приказа достаточно одного движения, – отметил Холмс.

- Верно! – удивился Ватсон. - Может быть, слуги медлили? – предположил он.

- Само собой, но почему? Возможно, царь сделал знак, чтобы приказ не исполнялся, или же он знал заранее обо всем деле и предупредил слуг, чтобы они лишь сделали вид. Либо рассказчик опять неточен. Мы не можем предположить, что слуги царя Соломона были непослушны или медлительны, что одно и то же. С такими слугами он не совершил того, что ему приписывается.

«И отвечал царь и сказал: отдайте этой живое дитя, и не умерщвляйте его: она – его мать».

- Ну, разумеется! – подхватил Ватсон.

- А почему, собственно, разумеется? – поинтересовался Холмс.

- Потому что только мать желает своему ребенку счастья, и только чужая женщина согласна на гибель дитя, лишь бы отомстить завистнице.

- Вы полагаете, Ватсон? Разве история не знает матерей, которые легко жертвовали жизнью детей? Это порой происходит и поныне, к сожалению. А разве только мать может пожелать спасти жизнь грудному младенцу? Полагаю, что определенно можно сделать лишь один вывод: та женщина, которая приветствовала решение о смерти младенца, видимо, очень жестока. Возможно, она не имела ещё детей, поскольку даже инстинкт материнства в ней слаб. Мы уже отмечали, что наиболее вероятно, что у обеих женщин это – первенцы. Вторая женщина – вполне нормальная, обычная женщина. Возможно, что она – мать живого ребёнка, но это далеко не факт. С таким же успехом она могла оказаться матерью, задавившей своего ребенка во сне. Почему вы не допускаете, что она была движима сочувствием к чужому ребенку, усиленным раскаянием в том, что она не уберегла собственное дитя? Разве это не могло заставить её отказаться от мысли претендовать на чужого сына? И почему вы не допускаете, что другая женщина родила ребенка в значительной мере для того, чтобы укрепить свое положение, и, что гордыня её была сильней, чем инстинкт материнства?

- Но, Холмс! Вы не верите Библии? Ведь там говорится, что Соломон нашел верное решение!

- Там нет ничего подобного. Решение царя, верное или не верное, было принято с энтузиазмом. Мы сейчас попросту рассуждаем над текстом, претендующим на описание реальных событий. И в этом описании довольно много странностей.

- Какие, например, Холмс?

- Я уже отмечал, что тяжбу двух блудниц не должен разбирать царь.

- Но ведь дело идёт о жизни ребёнка! – изумился Ватсон.

- Во-первых, кто вам сказал, что речь шла о его жизни? Пока Соломон не распорядился рассечь дитя, речь шла всего лишь об установлении материнства. Во-вторых, жизнь младенца не была в те времена настолько ценной, чтобы отрывать от дел царя. Даже жизнь царских отпрысков не была неприкосновенной. У Самуила было около семидесяти сыновей, а количества дочерей даже у царей авторы Библии не потрудились указать, видимо, не считая эти подробности значительными. Конечно, нет сомнений, что речь в разбирательстве шла о младенце мужского пола, мы бы знали это, даже если бы авторы этого не указали.

- Быть может, Холмс, речь шла о сыне значительного сановника? – предположил Ватсон.

- Мы уже сделали такой вывод. И даже в таком случае сам этот сановник, если он был ещё жив, должен был бы присутствовать на суде и сказать своё веское слово, не так ли? – поинтересовался Холмс.

- Почему же этого не было? – удивился Ватсон.

- Я не сказал, что его не было, – запротестовал Холмс.

- Как же так? – развёл руками Ватсон, - Ведь в Библии ничего не сказано ни о каком сановнике, обсуждающем судьбу ребенка!

- Заметьте, Ватсон, что в данном случае мнение этого сановника, вероятнее всего, было бы настолько весомым, что предопределило бы приговор. Если бы этот сановник пожелал считать ребенка сыном одной, а не другой женщины, то при условии, что обе они – его жены, никто бы не стал бы ему противоречить.

- Но ведь никакого сановника не было! – разгорячился Ватсон.

- Может быть, не было, а может быть, был. Это - тот самый второй вариант. Не спешите, милый Ватсон, - примирительно сказал Холмс, - Итак, что мы имеем? Царь, имеющий собственный гарем из трехсот жён и семисот наложниц, находящий, тем не менее, досуг для разрешения спора между двумя блудницами по поводу младенца – это - во-первых. Слуги, медлящие с выполнением царского приказа, - это - во-вторых. Женщины, которые уверены, что их мнение выслушают, и оно будет принято в расчет, хотя приговор уже произнесен в их присутствии – это - в-третьих. Царь, уверенный, что его приказание будет выполнено не сразу, точнее даже не будет выполнено, пока не получит подтверждения – это – в-четвертых.

- Поразительно, Холмс!

- Впрочем, насколько поспешно одна из них стала умалять царя отменить его приговор, мы не знаем. Знаем лишь, что она успела остановить движения палача, и это довольно странно. А вот то, что вторая женщина говорит: «умерщвляйте его» - это ещё более странно. Допустим, что она хотела, чтобы ребенка умертвили – для этого ей стоило всего лишь подождать. Если бы она, действительно, желала смерти этого младенца, она могла легко придушить его, пока вторая женщина спала. Раз она этого не сделала, значит, она этой смерти не желала. Зачем ей было демонстрировать перед присутствующими, что она не дорожит ребенком? Неужели она была столь глупа? Но глупая женщина не сообразила бы подменить ребенка! Возможно, она просто менее настойчиво вступилась за ребенка, а библейские рассказчики впоследствии приписали ей эту жестокую фразу?

- Я в растерянности, Холмс. Почему вы так думаете?

- Я думаю, - ответил Холмс, - что Соломон не мог заранее быть уверен, что одна из женщин согласится на то, чтобы младенец был умерщвлён. Такое поведение довольно странно. Следовательно, оно не предсказуемо, если, конечно, его не отрепетировали заранее. Тем более он не мог быть уверен, что приказ его не будет исполнен тотчас, если, конечно, не распорядился заранее об этом.

- Отрепетировали заранее? Распорядился заранее? – удивился Ватсон. – Разве это кому-нибудь было нужно?

- Давайте дочитаем эту книгу до конца, - предложил Холмс.

«И услышал весь Израиль о суде, как рассудил царь; и стали бояться царя, ибо увидели, что мудрость Божия в нем, чтобы производить суд».

- Это же ничего не добавляет к нашей истории! – воскликнул Ватсон.

- Неужели? – улыбнулся Холмс. – Разве эта история не сослужила царю Соломону службу? Разве благодаря этой истории не увидели все, что он мудр, и не стали бояться царя? Разве не этого он добивался?

-Допустим. Что из этого?

- Ищите, кому выгодны последствия дела, и это приведёт вас к его автору! – заметил Холмс.

- Так вы полагаете, что Соломон устроил представление? – растерялся Ватсон.

- Самое обычное рекламное шоу. Сейчас это называют PR-кампания, – кивнул Холмс.

- Но какая же мать согласится рисковать собственным ребенком ради такого шоу? – недоумевал Ватсон.

- Любая женщина согласилась бы, если бы царь приказал. Тем более, что конец ее, возможно, был ей заранее известен. А вот существовал ли второй ребенок, который, якобы, по неосторожности был задушен матерью во сне – этот вопрос остается открытым. Вполне возможно, что его вовсе не было.

- Холмс, вы меня ошеломили! – сокрушался Ватсон. – Выходит, что Соломон ничем не лучше нынешних продюсеров, раскручивающих себя и своих протеже?

- Не забывайте, что он – их предшественник. Первопроходец лучше уже тем, что он – первый из многих!

- Но почему же тогда он избрал для разбирательства такой странный объект - ребенка? И почему именно ребенка?

- Разве этот эпизод – не один из ярчайших эпизодов во всей Библии? Разве он не запоминается навсегда, стоит лишь один раз с ним ознакомиться?

- Но почему матерями, спорящими за ребенка, были блудницы? – не унимался Ватсон.

- Это – самое узкое место во всем эпизоде, - согласился Холмс. – Царь не мог рассчитывать получить большую славу, занимаясь делом блудниц. На такое дело и зрителей много не собралось бы. Если царь начал вершить суд, то начинать надо было с дел значительных. Данное дело представляется мне значительным только в том случае, если отцом ребенка была весьма важная персона.

- Так это – дело двух вдов одного вельможи?

- Не обязательно вдов.

- Но вы же сами утверждали, Холмс, что отец ребенка не был жив, иначе бы он присутствовал на разбирательстве, и его слово оказало бы решающее влияние на судьбу ребенка? – продолжал недоумевать Ватсон.

- Я сказал лишь, что первая причина может быть в том, что отец ребенка был уже мертв. Но я пока ничего не сказал о второй причине, - мягко возразил Холмс.

- Какова же вторая причина? – пробормотал Ватсон.

- Вторая причина, милый Ватсон, может состоять в том, что отцом этого ребенка был сам царь Соломон. И именно он решил, кто из двух женщин будет в дальнейшем считаться матерью ребенка.

- Холмс! Что вы говорите! Соломон – отец ребенка, родившегося у блудницы? – запротестовал Ватсон.

- У царя Соломона было триста жен и семьсот наложниц, но это ещё не означает, что он не имел права воспользоваться тем, чем мог воспользоваться любой гражданин Иудеи. Две блудницы вполне могли родить от Соломона одновременно. Кроме того, я не очень-то доверяю слову «блудницы», которое в отношении этих женщин встречается всего лишь один раз. Это слово вполне могло появиться в более поздней редакции, например, вместо слова «наложницы». Если предположить, что женщина, выигравшая этот спор, или её сын, или оба они вместе в дальнейшем чем-то прогневили царя Соломона, либо каким-то образом насолили его преемнику, то станет понятно, почему их собственные имена изъяты из текста.

- Но, Холмс! Почему вы полагаете, что истинное положение этих женщин нарочно кто-то изменил впоследствии? – не унимался Ватсон. – Разве нельзя предположить, что их имена не были известны тому, кто составлял этот рассказ?

- Исключено! Милый Ватсон! Библия изобилует собственными именами. Нам сообщают даже имена тех, кто когда-то по какому-то поводу или без повода обругал того или иного героя. Согласитесь, что довольно странно умолчать об именах женщин, дело которых разбирал принародно в суде сам царь Соломон. Очевидец не мог не знать их имен и не поинтересоваться ими в момент составления записи. Разумеется, в ранних редакциях эти имена были упомянуты. Если, конечно, не принять точку зрения, что весь этот эпизод – выдумка. Но я так не считаю. Мне представляется, что царь Соломон был весьма искусным шоуменом. Имея, как мы уже упоминали, триста жен и семьсот наложниц, он мог даже не знать их всех поименно, и ему вполне простительно не суметь отличить одного младенца от другого. Но в глазах толпы царская жена или наложница – персона значительная, а судьба царского отпрыска – это именно тот вопрос, которым должен заниматься царь.

- За таким количеством женщин не углядишь! – заметил Ватсон.

- Да. Приходилось ему прибегать к услугам евнухов и рабынь. Но в данном случае царь показал, что он может без чьей-либо помощи, без опроса свидетелей быстро и успешно разрешить проблему и навести порядок в собственном гареме. Не забывайте, что современники признают его мудрейшим царём. А начни он разбирать тяжбы блудниц – он бы вызвал только смех.

- Пожалуй, что так! – согласился Ватсон.

- А представьте, что было бы, если бы царский телохранитель мгновенно рассек дитя, как только царь распорядился об этом? Ведь дело телохранителя – исполнять, а не рассуждать. Он, вероятно, был привычен к причитаниям тех, кого подвергали наказаниям. Почему же в данном случае он медлил? Если он не был заранее предупрежден о том, как ему следует себя вести, его поведение непонятно даже в том случае, если это был сын царя Соломона. Если же это был сын одной из блудниц и неизвестного отца – неисполнение приказа царя по меркам того времени не простительно. А ведь исполни он его – и не было бы повода назвать Соломона мудрым. Это дело устрашило бы слуг, но уважения к уму царя оно бы не добавило. Мы признаем, что царь мудр по результату, который от царя не зависел? Но в таком случае он не мудр. А если он мудр, то он знал, что дитя не будет убито. Следовательно, он всех разыграл.

- Но вы ведь говорили, что ребёнок с большой вероятностью является первенцем супруга этих женщин, - напомнил Ватсон. - Если отцом ребёнка был царь Соломон, мы по-прежнему считаем это дело связанным с первенцем царя?

- Браво, Ватсон! - воскликнул Холмс. - Я хотел вернуться к этому вопросу, но вы меня опередили. Разумеется, если отцом ребёнка был сам царь Соломон, тогда вопрос о том, что ребёнок был, скорее всего, первенцем его отца, отпадает сам собой. Любой ребёнок царя достаточно ценен, так что наличие такого ребёнка, разумеется, повышает статус его матери по сравнению с бездетной женой или наложницей.

- Холмс! У меня нет слов! Вы меня убедили! Я и не подозревал, что с вами так интересно читать Библию! Сколько нового узнаёшь с помощью вашего великолепного дедуктивного метода! Не прочитать ли нам ещё какой-нибудь эпизод?

- В другой раз, Ватсон, в другой раз. Иначе миссис Хадсон будет сердиться, что мы позволили ужину остыть.

- Что же мы почитаем в следующий раз, Холмс?

- Ну, хотя бы … Почитаем байку … Да, я думаю, про всемирный потоп. Вы не возражаете?