Бестиарий

(Всё это – только проект моего будущего сна. В нём заняты толковые и живые видения, а декорации составлены лучшими дизайнерами, каких могло раздобыть моё воображение)
    Запах моря и пота будет привычно мешаться у ворот Бестиария. Я не припомню, как мы встретимся у них. Просто я знаю, что приеду туда собирать материал для своей книги и буду любезно принят профессором Флауэрсом, которого, подражая его студентам, стану называть Проф. Меня зовут Филип Тильден, если это кого-то интересует.
    Когда-нибудь вечером мы заговоримся и Проф вызовется подвезти меня. Садясь в машину, он посетует на сонливость, мешающую научной работе.
    - Да – скажу я – у Бестиария есть проблемы со снами.
    - Сны... а вы знаете, Фил, мне часто кажется, что весь этот исследовательский комплекс – чьё-то виденье. Не потому что всё как-то слишком зыбко или слишком чудесно, а просто мы, если вдуматься представления не имеем откуда взялся Бестиарий. Он появился в одночасье и никто точно не знает когда. А ещё – я был во многих университетах и научных центрах, и вижу, что то, что мы делаем – игрушки. Не потому что мы глупее, менее профессиональны, или наша работа менее важна. Просто у них наука, а у нас – игра. И никому ничего толком не известно.
    - Ещё бы им было что-то известно! – скажу я – Хотите я расскажу вам, как было дело? Только оставьте свою машину и давайте возьмём трейн, такие вещи лучше произносить под стук колёс, иначе они слишком сильно волнуют.
    - Дело в том - продолжу я через несколько минут, глядя из окна на удаляющийся океан – что Бестиарий выдумал я. Вернее – он результат моих снов, хотя сам мне не снился. Хотите знать, почему вы меня слушаете, а не зовёте психиатров? Потому что вы тоже результат моих снов. И вы тоже мне к сожалению не снились, а иначе всё обстояло бы проще. Я довольно плохо владею человеческой речью – странное признание для писателя. И тем не менее это верно. Я очень хорошо умею смотреть, чуть хуже дышать, а говорить почти совсем не умею. Но я всё же попытаюсь нарисовать вам картинку – кто знает, позабавит она вас, умилит,или раздразнит? Я бы только хотел, чтобы вы хоть немного ощутили тот щемящий и жгучий восторг, с которым история о нашем зверинце навсегда связана для меня. А под конец мы заплачем, но это ненадолго, потому что Бестиарий – вот он. И давайте выйдем из метро, мне нужно пройтись и сосредоточиться.
    - Итак, слушайте: 
    Над холмами у рек играли луны. Вернее Луна была одна, но свет её падал так дерзко и взлохмаченно, что казалось, десяток девушек водит по небу хоровод,  чертит волосами какие-то тайные узоры, тайные, потому что ничего нельзя было разглядеть – слишком быстро.
    Другие хороводы неслись по земле. Там, будто рыбины, бились поцелуи, а выкрики летели как птицы. Часто как раненые птицы, потому что несмотря на безудержное веселье, несмотря на то, что вокруг был сон, несмотря на расцвеченное и гулкое небо,  это были проводы. Проводы на войну, которую только после назовут Карнавальной.
    Три девушки протягивали мне книги. Я сунул их в вещмешок, туда, где уже лежал ножик для резки сыра, тёмно-зелёная глянцевая кружка и карты. Блокнот я всегда держал в кармане. Мы сплели руки – будто колонны греческих храмов, но такие тёплые, легли на мои ладони. Три девушки, счастливые тени тех, кого я знал наяву, стояли рядом со мной. Я пожалуй не смогу вам их описать, ещё труднее подобрать для них имена – обязательно хоть несколькими звуками отличные от имён прототипов. Я и про себя ничего этого не знаю во сне. Просто представьте трёх девушек, и представьте, что в одну из них вы влюблены.
    Это самое глупое дело пересказывать сны. Их нужно передавать междометиями, щемящей музыкой, руками на плечах и взглядами, палящими кожу лба. Но вы просили рассказать вам, как возник Бестиарий, и я говорю то, что было. Давайте зайдём в какое-нибудь кафе, мне будет приятнее, если эспрессо обожжёт язык, а уличные огни не будут шуметь в такт шагам, а запляшут перед глазами.
    Я наконец-то замолчу и взгляну на Профа. Он потеребит пенсне и посмотрит на меня с улыбкой.
   - Да, я верю вам, Фил – проговорит он – Знаете, я всегда подозревал... а впрочем оставим. Вы умеете выражать свои мысли куда занятнее, чем я. Вот и кафе. Смотрите – играют в карты.
    - Играть в карты – это и нам предстоит. И если сейчас я вывалю перед вами роял флэш моих видений – не спешите называть меня лучшим игроком. Не исключено, что у кого-то найдётся покер, а значит вся эта затея с Бестиарием – его. Да и мы с вами наверно его затея.
    - Всё же нужно играть, а не думать о том, у кого лучше карта или кто тасует колоду – возразит Проф
- Да, вы правы. Вот и сыграем это чудо дальше в четыре руки?
- Рассказывайте, Фил – прозвучит над столиком.
    И я расскажу.
   - Вы знаете, что такое Неизведанное? Вы, наверно представляете какую-то синюю мглу, которую изредка перечёркивают кометы – просто потому, что вы слишком боитесь синей мглы. И правильно делаете, кстати. Хотя гораздо полезней её ненавидеть. Неизведанное похоже на бесконечный парк. Тьма только у вас в горле (я сказал бы в сердце, но боюсь, это прозвучит слишком жутко и пафосно) Космическая пыль только запорашивает вам глаза. Замените её на лунную дымку, на водяной пар, на кровь свою замените – и нет пустоты. Хотите, я скажу вам нечто настолько глупое, что может сойти за мудрость? Пустоты вообще нигде нет. Её выдумали трусы и дураки. Миром правят слепые... но мы отвлеклись. Ещё немного, и рассказ окончательно утратит счастливую лёгкость, которой мне, честно говоря и так не хватает.
    - Вы не правы, Фил – чашка Профа назидательно стукнет о стол – и как-нибудь позже я объясню вам почему. Но продолжайте, пожалуйста.
    - Да-а – чуть дрожа проговорю я – Так вот, Неизведанное. Назвать его девственной природой нельзя. Во-первых ни в одной сельве нет таких фантастических чудовищ. Хотя не уверен...  – я помолчу – Ну ладно, кроме того там полно компов, городских огней, каких-то пробирок и всякого металолома. Это уж, кому что нравится... Хотя, опять же, не уверен, что виденья как-то сообразуются с нами. Вобщем, ни в чём я не уверен, просто расскажу, что знаю о войне с Неизведанным. О Карнавальной войне, на которую меня провожали три девушки. И попростите принести счёт. Мы поедем ко мне домой, я угощу вас тем самым вином, что пил перед сном в ту ночь, и, может быть, взглянув на мою подушку, вы поймёте, о чём я говорю.
    - А что за подушка?
    - Ничего особенного. В меру мягкий продолговатый холмик и наволочка с зебрами и тиграми. Просто я сплю на ней.
Проф задумчиво покивает.
    - Так поехали?
    - А почему мы так часто меняем место рассказа?
    - Место действия – поправлю я – место действия.
    - Всё-таки почему?
    - Не знаю. Наверное, я просто сбиваюсь, если говорю долго. Я ведь говорил, что плохо говорю в разговоре? – засмеюсь я
    - Ну-ну – Проф тоже улыбнётся – пойдёмте.
    Я не стану описывать ветер, который будет дуть всю дорогу. Я просто скажу, что в мягком блеске одного из светофоров, впервые как следует разгляжу своего собеседника. Я увижу мужчину лет 45 с седоватыми висками, внимательным чайным взглядом и котятами, нарисованными на галстуке. Его усы, тоже почти седые, клиньями подпирают небольшое пенсне, сжимающее арабский нос. Арабский, потому что он узкий и тонкий, как сабля бедуина, но умеет иногда шуметь и раздуваться, будто ноздри чистокровного скакуна. Пиджак и брюки, сделанные из какого-то ненавязчивого сукна, выглажены и небрежно, и безупречно. Проф выдуман мной, но об этом в своё время.
    - Заходите – я выну из скважины ключ и махну рукой вглубь квартиры – сейчас достанем вино.
    - Не думаю, чтобы оно действительно играло какую-нибудь роль...
    - А я вообще в последнее время редко думаю. Всё больше пишу или сплю.
    - Вы, писатели – странный народ. Да и мы, что самое интересное...   
    - Да – мы сядем за кухонный стол и я разолью вино – Слушайте дальше.
    В окопе почему-то лежал лёд, но было тепло – не по-летнему, а будто вы укутаны пледом. Я и был им укутан, зелёным и шерстяным. Нам было велено ждать и действовать по обстановке. Лучше всего было бы наверное уснуть, но ведь я и так спал, значит мог случайно проснуться. Я решил не играть с этим, а просто смотреть на небо, такое пепельно-синее, что казалось, какой-то сказочник курит трубку там высоко, или ещё только зажигает трубку, да, именно зажигает, а когда огонёк вспыхнет, начнётся самое главное. Но пока – тишина и мягкая темень.
    Вдруг что-то длинное свернулось клубком у моего локтя. Ужик! Жёлтые пятна, двумя маленькими лунами нырнули в мою ладонь – такой неизведанный космос для них. Плед странно извернулся и защекотал мне лицо – это он давал знать, что пора выполнять боевой долг, то есть сновидеть эту змейку. И я протянул руку в воздух. Тяжёлая миска с куриной печёнкой, политой сметаной, была очень кстати, и луны  вдруг скрылись в собственных кратерах – в этих таинственных кусках мяса. Они ели, и я, пачкаясь, ел, и ужик уполз довольный.
    - Значит вся война состояла из таких тихих радостей? – спросит Проф и непонятно улыбнётся.
    - Из всяких радостей. Я где-то набросал картинку боевых действий, пойду в кабинет, распечатаю. А вы, Проф, ступайте в спальню и посмотрите на подушку, как я вас просил.
    Когда принтер закончит изумительно петь, я подойду к Профу, который будет стоять над моей кроватью, внимательно и слегка нахмуренно глядя на наволочку.
    - Что вы видите? – спрошу я
    - Я вижу, что вы не правы, Фил. Помните я вам говорил?
     - Помню.
     - Так вот. Вы говорили, что миром правят слепые. Но разве слепые нарисовали этих тигров?
    - А разве они правят?
   - Но разве не прелесть рисунков на наволочке и простыне, не вкус вина, не тени под потолком и за окнами усыпили вас в ту ночь и создали Бестиарий? А раз так – разве вся эта непустота только ваших рук дело? Как бы смелы ни были ваши глаза, Фил, и как бы ни горели – мы смотрим вместе. Все шесть миллиардов – вместе. И трусливых глаз нет, есть неумелые.
   - Да, Проф – медленно проговорю я – плоть от плоти и всё такое...
   - Нет, нет! Не плоть от плоти и тем более не кровь от крови. Во всяком случае не человечества. Просто мы смотрим в одно пространство и для вас лучше, чтобы они видели там что-нибудь хорошее. Ведь красивые видения делают таким и то место, где привиделись
    - Всё слишком связано, Проф – скажу я – Кто-то строит дом, я в этом доме брежу, дом становится живее и ближе к нам и делает других своих жильцов лучше, те в свою очередь метут улицы, шьют одежду, торгуют на рынке, стучат по клавишам или открывают новый химический элемент. И всё это приносит чудесные сны кому-то ещё. И так бесконечно.
    - Вы правильно поняли мою мысль, Фил, и великолепно развили её. А теперь давайте, я прочитаю про ваши бои.
    И Проф погрузится в чтение. Вот о чём нашепчут ему чёрные буквы:
    Всё небо, вся земля, весь лес и всё поле были, как столкновенья бенгальских огней.  Над головами неслось гиканье, а вслед за ним бежали бойцы. Они хватали друг друга за руки и то тут, то там начинали водить хороводы. Из деревьев навстречу им и прямо в бока выскакивали чудовища. Здесь было и всё, описанное в мифах – василиски, окаменявшие травинки, а потом плакавшие над ними горячими слезами; саламандры, чей огонь был внутри; великаны в тыквенно жёлтых рубахах; приветливая змея с бараньей головой; три журавля, выросшие на бычьей спине; и все крылатые, змееволосые и змееногие, с рогами, хвостами и дьявольскими улыбками, со свистом ветра и особенными взглядами. Их окружали всякие исторические животные – диплодоки и тиранозавры, мастодонты и пещерные львы, надо всем этим дышали и кружили драконы. А ещё там носились и шествовали мои собственные фантазии, такие волнующие, такие смутные, и они мешались с другими призраками, и лунный заяц всё толок свои снадобья – он и был вражеским медсанбатом, и фельдъегерями скакали повсюду верлиоки. Неизведанное катилось на нас, завывая и вереща. И докатилось – чудища влились в хороводы и всю ночь, мы хлопали их по чешуям и шкурам, танцуя или сидя у дружеских костров, а ещё мы менялись личинами.
    - Но как вам удалось загнать их всех в Бестиарий? – спросит Проф – и зачем??
    Я замолчу надолго.
    - Знаете что? – наконец скажу я. Ложитесь спать. Прямо вот здесь. Я надеюсь – вы может быть увидите что-нибудь похожее. Тогда мы выйдем на улицу и поговорим.
    Следущие несколько часов будут составлены из тихого храпа Профа, взглядов за окно, губ, пальцев и клавиш. Я напишу то, что пишу сейчас.
    А наутро мы выйдем из дома и немного пройдём по узкой улочке. Там будет забор, а за забором будет гулять собака.
    - Видите? – спрошу я у Профа
   - Забор – проговорит он. – но ведь наш Бестиарий не забор?
   - Вам виднее – отвечу я - это ведь вы его создали. Я только накормил вас куриной печёнкой.
    - Я же не снился вам, Фил! – профессор Флауэрс удивлённо вскинет брови
    - Да, мне снился один маленьких ужик, но никак не уважаемый член учёного совета. Вы теперь заняты научной работой и больше не ползаете по окопам, не дышите на зелёный плед, и лун на голове у вас нет.
   - Нет, Фил, не обижайте меня – попросит Проф – если я ужик, значит так тому и быть... – его седоватые виски пожелтеют, пенсне как-то позеленеет, застеклив чайные глаза, лицо заострится, весь он вытянется, и усы заползут в рот, котята спрыгнут с галстука, или может быть будут проглочены, как лягушки, потому что галстук станет языком. Вобщем, профессор Флауэрс превратится в свой нос.
    - Спокойной ночи – скажет мой собеседник вечером следущего дня, подвезя меня до дома.
   - Доброе утро – эхом откликнутся слова мамы, войдущей в мою комнату.