Три несчастья

  Ося сидел на крыльце и чистил ногти тонкой веточкой.
  Солнце уже садилось, а день прошел бездарно. И что самое ужасное все оставшиеся до сна часы  были расписаны и предугаданы с точностью до минуты. Ничего захватывающего не могло произойти. Через 15 минут вернуться с работы родители, мать пойдет готовить ужин, а отец, как все остальные отцы уткнется в газету перед агонизирующим телевизором. Потом полчаса на ужин и пресечение родительских попыток поговорить о его личной жизни, еще какое-то время на проверку домашнего задания, разрешенные 40 минут игр на компе и телек до упора, пока родители, многозначительно переглянувшись, не отправят его спать.
   Вздохнув над своей скучной жизнью, Ося поднялся, стряхнув мелкий мусор с брюк, мать всегда следила, что одежда была в порядке, и поплелся домой.
   Проигнорировав услужливо разинутую пасть лифта, тот все равно не работал, поднялся по заплеванной и исписанной  по лестнице на четвертый  этаж, и привычным движеньем отпер дверь.
  За полтора часа, что он пробыл на улице, в квартире ничего не изменилось – это радовало. В коридоре все так же шелушился обрывками плакат Аэросмит, на кухне стояли пустые пивные банки, а на включенной кассете порнуха подходила к своему логическому концу.
  Ося облокотился на косяк и задумчиво смотрел на пышнотелую,  слегка полосатую от растяжек престарелую секс-бомбу умело обрабатывающую двух волосатых мужиков и его одноклассницу Танюшу. Мужики просто стояли, а Таня умело подмахивала в такт языку партнерши и профессионально с животными завываниями стонала.
- Классно Таньке - подумал он – а я все не могу найти работу, в фильм просто так не попасть, очередь желающих на полгода вперед, меткость плохая, убивать не люблю, больно муторно, а для тестирования лекарств - здоровьем не вышел.
  Не сказать, что Осю это сильно расстраивать, карманных денег в принципе хватало на все. Просто было бы здорово – думал он – накопить, например на Харлей и свозить Таньку на Цейлон, чтоб отдохнула от работы.  Усмехнувшись своим мечтам, Ося принялся за уборку, банки, источавшие глухой пивной аромат, одна за другой валились в пакет, липкие пятна, красовавшиеся на столе и полу, были кое-как подчищены, а пепельница  безжалостно выпотрошена. Кассета с фильмом заняла свое место в обширной родительской коллекции.
Решив освежить воздух, Ося поджег мамины вонючие палочки, которые та  упорно называла благовониями. Кольца и спирали закружились по комнате, только вместо ожидаемого запаха сандала, в квартиру потянуло бодряще обнадеживающим запахом конопляных шишек.
- Родители идут -  подумал Ося, и на цыпочках подобрался к глазку. Так и есть, у двери вырисовались два темных силуэта. Ося смотрел как мама, заглянув с той стороны в глазок, стала рыться в недрах сумочки, а папа неторопливо затянувшись, тушит косяк об правую стену. Многострадальная стена на уровне полутора метров была сплошь покрыта оспинами окурков, и хотя мама каждый день снимала со стены прилипшие бычки, Ося давно знал  о пристрастии отца и полностью его одобрял.
  Он так задумался, что не успел вовремя отскочить о двери, и его постигла первая неприятность – дверь, влекомая сильной материнской рукой больно стукнула его в лоб. От неожиданности и боли Ося отступил назад и дверь, раскрывшись еще шире,  мстительно ткнула его металлической ручкой прямо в пах.
  Пока он и тихонько сползал по стене, вошли родители, и, не обращая на него специального внимания, стали разоблачаться. Мама сняла толстый резиновый костюм, в котором всегда ходила на работу, за тридцать лет работы в роддоме она так и не смогла преодолеть отвращение к этим маленьким синевато-красным младенцам. Отец отстегнул шпагу и стащил с тапочек шпоры.
- Ну что уже все пиво выпил, малолеток, - дружелюбно спросил он, и весело заржав, удалился на кухню.   
Ося перевел дыхание, три раза присел, для восстановления сил и, нацепив улыбку, отправился за отцом.
Из ванной послышались звуки льющейся воды – мать как всегда принимала душ.
-  Может, побалуем себя? – хитровато прищурившись, спросил Осин папаша, доставая из холодильника прозрачную, запотевшую бутылку водки. 
 Ося безумно удивился, но виду не подал, обычно родители вели себя как ретрограды, а тут такие вольности.
- Давай - сказал Ося, хотя водки не хотелось совершенно. – Это какой-то бред – промелькнуло у него в голове за секунду до того как водка, стальным холодом обожгла горло худенького четырнадцатилетнего паренька.
   А потом словно переключился канал в  его внутреннем телевизоре.
   Вторая неприятность случилась с ним, но он ее абсолютно не помнил, а вынырнул откуда-то лишь к тому моменту, когда от действий остались одни  последствия. 
Молча, вытерев растекшуюся по столом, большую кучу блевотины Ося пошатываясь побрел в гостиную, где судя по звукам, ужинали родители.
   Он вошел как раз в тот момент, когда отец, подцепив из сковородки последнюю картофелину, удовлетворенно рыгнул, оценив реплику из телевизора. Шла популярная передача «Уроки педофилии» с Гого Коскаридзе. Отец согласно кивал ведущему, не забывая наливать и закусывать.
Ося сел напротив него и стал смотреть как отец поглощает пищу, на мать даже не стоило обращать внимания – она как всегда неподвижно сидела с закрытыми глазами, чуть покачиваясь, а из вены торчала трубка капельницы с медленно текущим глюкозным сиропом.
 Поскольку еды не осталось. Ося налив пива, стал смотреть телевизор. Коскаридзе, совершая поступательные движения, имитировал половой акт с девчонкой лет девяти, очень похожей на Таньку.  Ося всматривался в ее лицо, пытаясь понять. Что между ними общего, и пришел к выводу, что дело здесь не в стандартном наборе – белые гольфы, банты, юбка-шотладка и закрытые трусы, а в том равнодушно ушедшем в себя взгляде, что выдает с головой циничных любительниц, не попавших в ряды профессионалок в связи с низкой концентрацией внимания на клиенте.
Но все это было не важно.
Просто было приятно сидеть в кругу семьи, по которому раз смотреть одну и ту же передачу, быть молодым и влюбленным, пусть даже и в Таньку.
- Сколько же передо мной возможностей – подумал Ося – кем я могу стать – и сам себе ответил – всем, - в конце концов можно пойти работать к отцу на бойню.
  И тут мир сталтаять покрываясь легкой коркой тумана.
Нд Осей нависло размытое лицо в белом халат,  и сказало,  прямо в его закаченные, беспомощно упирающиеся в потолок, глаза
– Ну вот, отпускает помаленьку.
– Будем выводить.
Это была третья неприятность.