Черная лента

 С самого утра Ольга проводила время за сборами.
 Она собиралась на похороны.
Стояла перед зеркалом и, глядя в собственное отражение, удивлялась обыденности действий. Казалось, все идет своим чередом, те же действия что и каждый день – душ, завтрак, макияж, только одежда непривычная – черное платье, единственное в гардеробе и широкая шелковая лента, удерживающая волосы.
Три дня назад разбился на машине ее любимый человек.
Самое странное, что не нашлось места для слез, было лишь какое-то полное отупение чувств и мыслей, окружавшее ее словно ватный кокон, мешавший думать, двигаться, дышать.
Все три дня она только и занимались тем, что перебирала воспоминания, воспоминания о них. Каждое мгновение кричало о прошлом, вот его любима чашка, здесь мы впервые поцеловались, а этот цвет так ему к лицу. Даже засыпая, она вдыхала его запах затерявшийся в складках простыней. Ее любовь была повсюду и нигде.
Даже собственная одежда предавала ее и причиняла боль – в этом маленьком черном платье она была, когда они впервые ужинали в ресторан. Ее мужчина, всегда обаятельный, открытый и веселый назвал его слишком мрачным и сказал – «В нем только на похороны ходить». А она, в шутку обидевшись, ответила - « Хорошо приберегу для похорон.»
Вот и пригодилось – невесело подумала она, и  заплакала, слезы хлынули долгожданные потоком, неудержимо увлекая ее в глубину утраты. Ольга плакала  настолько долго, что устала, от этого первого за три дня чувства, достучавшегося до нее, ей стало немного легче.
Так ,что, наконец, удалось собраться с духом и поехать на кладбище.
Проехав мимо зияющего провала центрального входа она долго искала место, колесила на маленьком фиате по узким песчаным колеям между бесконечными скоплениям могил.
Она все искала огромную толпу отмечавшую его могилу, пыталась отыскать по звукам оркестра и плачу, но на кладбище стояла тишина.
В который раз проезжая по центральной дороге, она заметила фигуру одиноко стоявшую возле огромной глыбы черного гранита, покрытой кое-где золотой вязью.
- Может она мне поможет – решила Ольга, все равно вокруг больше не души.
Стараясь не производить громких звуков, оставив машину у обочины, Ольга пошла к неподвижно стоявшей женщине. И чем ближе она подходила, тем сильнее становилось до этого  почти неощутимое беспокойство, чувствуя как перехватывает дыхание и не гнутся ноги, она силилась понять в чем же дело. Женщина стояла спиной, и ее силуэт почти сливался с памятником.  Сощурив от напряжения глаза, Ольга попыталась прочесть надпись, но сверкающие блики позолоты и вычурные завитушки мешали. Только оказавшись рядом с незнакомкой она прочла надпись  –
                СЕМЕННКОВ
                КОНСТАНТИН ВЛАДИМТРОВИЧ
                1968-2003


  Из ее горла вырвался сдавленный вздох, такого поворота она не ожидала.
Женщина, до этого не слышавшая ее, повернулась как раз во время, что бы подхватить внезапно ослабевшую Ольгу.
- «Я искала» ,  пробормотала она, искала, думала, она запнулась, - пока ехала, искала, повторила она- думала это шутка, все не настоящее. Искала по толпе, музыке, а тут такое.. Ольга растеряно замолчала. Вдруг вырвалась из поднимавших ее рук
- Господи, Костик,  запричитала она – Костенька, и кинулась к памятнику, как слепая обхватила его руками, перечитывая надпись, надеясь, что она измениться и повторяла  - «Это правда, правда.».
  Прошло достаточно много времени, прежде чем она заметила, что женщина, помогавшая ей подняться, не ушла. Она тоже была в черном, немногим старше Ольги, красивая и ухоженная, незнакомка с любопытством наблюдал за ней.  Ольга заметила в ее глазах  выражение сочувствия приправленного изрядной долей иронии. Такое неуместное сочетание вызвало неприязнь и в то же время желание разобраться в причинах столь неуместной иронии.
- Почему вы так на меня смотрите,  -  прямо спросила она, решив не церемониться с нахалкой.
В ответ на ее вопрос брови собеседницы удивлено-насмешливо приподнялись
- Позвольте представиться, - сказала женщина, меня зовут Нина, и я жена, то есть вдова, поправилась она, продолжая улыбаться уголками рта, глаза ее откровенно смеялись.
- Кого жена?  - Тупо спросила Ольга.
- Его -  ответила Нина. -  Костика, которого вы только что оплакивали. Голос ее был полон любезности, как будто они беседовали о погоде, и пока Ольга прибывала в шоке, Нина успела усадить ее на скамью и присела рядом.
- Вы как? – спросила она, с любопытством разглядывая Ольгу.
Ольга ошарашено молчала.
- Да не расстраиваетесь вы так, начала ее уговаривать Нина. – Я конечно понимаю, Костик ничего про меня не говорил, но в конце концов – не вы первая, ни вы последняя, усмехнулась она.
- Я вам не верю, - прошептала Оля, вы меня обманываете, только я еще не знаю зачем.
- Глупости, милочка, - отмахнулась Нина, - Вы думаете почему я тут стою второй час?
Ольга молчала, сбитая с толку такой неуместной здесь иронией.
- Я вас считаю, продолжила Нина, -  любовниц и любимых  Константина Владимировича Семененкова, моего мужа.
- И сколько? - помимо воли спросила Оля.
- Вы – пятая, жизнерадостно прочирикала вдова.
- Чему вы так радуетесь?  Ольга не смогла сдержать раздражения, неприязнь к новоявленной жене  усилилась.
- Не злись, девочка, - оборвала ее Нина. Тебе меня все равно не понять. Вдова вздохнула – Садись, это долгий и грустный рассказ.
Вика присела на скамью разглядывая, чужое, уставшее лицо.
  Нина Андревна была красива той немолодой, холеной, выпестованной в салонах красотой, что вызывает зависть у девушек подростков – Вот бы мне в ее возрасте выгладить так же.  Но в глазах, закрытая щитом цинизма, сквозила пустота и холод, углы рта хранили  следы горьких складок разочарований и боли.
- Ты наверно его очень любила? - Спросила она глядя Ольге  в глаза.
Оля хотела соврать, что бы побольше уколоть эту неприятную странную женщину, но во взгляде собеседницы читалось такое жадное внимание, что Ольга не смогла.
- Да очень, - невесело усмехнулась девушка – я же думала что у него одна, - если бы я знала, Ольга с трудом вздохнула, сквозь обман, ставший комком в горле.
- Да не расстраивайся ты, деточка- вдова ласково погладила ее по руке.
Это было так неожиданно что Ольга отпрянула.
- даже если бы ты знала, как я – продолжала, не заметившая этого движения, вдова – все равно бы любила, только еще сильнее.
  За ум, за красоту, за то, что его хватает на нас, на всех. Костя всегда был на высоте, все его любили, всегда хорош и с женщинами и на роботе, и дома, даже с  собственной смертью.
 Этот памятник он давно заказал, только даты поставить оставалось, говорил, что – надо всегда быть готовым. Мне кажется – продолжала она, - он жутко боялся умереть, хотел жить вечно, а тут это авария, - получилось все уже готово, будто знал.
- А знаешь, мечтательно проговорила Нина Андревна, - как я его люблю, любила, запнувшись поправила она. И он меня любил, я это точно знаю, всегда меня берег – гордо сообщила она – вреде как командировки да совещание, вот и нету его дома. Я уж потом, потихоньку, сама все узнала, только не думала, что вас так много – усмехнулась она.
- Знаешь, Костик так любил жизнь, ему со мной было тяжело, вокруг болезни, смерть.
  Он ведь моих родителей похоронил, от рака умерли, потом младшая сестра от лейкоза, а через три года у меня рак матки нашли. Думаю, это его и сломало. Все эти годы мы вроде как по морю боли и страха вместе плыли, и всегда он меня на плаву держал, заставлял по сторонам смотреть. А тут я тонуть стала, это его и доконало. Внешне он таким же остался, вытащил меня своим жизнелюбием, только в глазах что-то изменилось.
  Естественно никаких детей у нас быть не могло, ни детей, ни секса. Но он виду не подавал, никакого отчаянья, только вроде жить стал торопиться. Настоящие гонки со смертью устраивал – то парашюты у него, то автомобили с лыжами, настоящая русская рулетка. Что я могла ему сказать, терпела, ждала.
   Женщин менял одну за другой, только чтоб ощутить,  вернуться назад, в то время когда все было хорошо, хотя меня не разлюбил, даже семья крепче стала.
 Чуть помолчав, будто отдыхая от долгой своей исповеди,  Вдова повернулась к Ольге, и в глазах ее мелькнул прежний огонек сарказма.
- Так что ты, милочка, не расстраивайся – сказала она, только вы все у него вроде терапии были,  чтобы жить дальше.
Пока Нина Андревна изливала свою душу пополам с желчью, Ольга, слушая вполуха, разглядывала памятник.
_ Даже здесь сумел отличиться, подумала она, гладя на улыбающееся с камня лицо любимого.
- Они строгие и серьезные, а Костик даже на кладбище смеется, - врет она все, решила Оля, -  Завидует и злится, вот и изглоляется побольнее укусить. Но так все это было на него похоже, что Оля и сама слабо верила в обман.
- Все равно тебя люблю, злясь, твердила про себя – сволочь моя, ненаглядная, гад, мой родной, кобель любимый. Слезы текли по ее щекам, оставляя следы, капая с подбородка на его нелюбимое платье.
Оля не сразу поняла что исповедь закончилась, поток грязи прекратился и пауза затянулась.
Стараясь не показывать появившихся слез, она отвернувшись провела рукой по щекам. По душе больно резанула фраза про «терапию».. Какое-то время она сидела собираясь с мыслями. Вокруг них исполняя н7еспешный танец, падали сухие листья. Повернувшись к Нине Андревне ,  она уже хотела было поставить ее на место, как вдруг увидела в тонких начесанных волосах соперницы застрявший листок. Время вдруг стало тягучим как резина, в памяти всплыло воспоминание из детства – она со школьными подругами развлекается на перемене – сбрасывая на стоящую пролетом ниже директрису мелкий мусор. И в высокой прическе так же застревали спички и бумажки. Это неожиданное сходство с одинокой чопорной директрисой из детства, гордо несущей свое «осиное гнездо», вдруг ослабило  тугой узел растерянности и боли, застрявший где-то в груди.
Спокойно глядя на сидящую перед ней немолодую женщину, Оля, нарочито медленным движением сняла с головы ленту и протянула ей.
- Это вам сказала, она и голос не выражал ничего.
- Нина Андревна удивленно приподняла свою идеально прореженною бровь и выжидающе молчала.
- Я не могу вернуть вам того, кого любила, так возьмите хотя бы то, что было частью его жизни. Очень сочувствую вам, - продолжила девушка,  - вашей тяжелой жизни и утрате любимого, возьмите.
- Что это?
- А вы не видите? – бесцветным голосом спросила Ольга, сдерживая льющуюся через край неприязнь к этой лощеной, насмешливой даме, не нуждающейся ни в сочувствии, ни в жалости, ни в любви. 
- Это обыкновенная шелкова лента черного цвета –продолжила она. Ею Костик иногда привязывал меня к кровати, чтобы он мог без помех ласкать меня столько сколько способен выдержать сам, иногда, когда мы занимались любовью,  она заглушала крики удовольствия, вырывавшиеся из меня, от того, что ваш муж делал со мной. Этот кусок шелка ласкал и его кожу, заставляя сладко вздрагивать в предвкушении, произносить еще, еще любимая.
- Возьмите . это вам – повторила она, внимательно вглядываясь в лицо жены.
Нина Андревна застывшим взглядом смотрела на нее и никаких чувств не отражалось на ее лице, шелк, трепетал в протянутой руке девушки и Нина Андревна не делала никаких попыток взять его.
 Ничего не видя от слез, Оля бросила ленту на скамью и с не оборачиваясь, медленно, пошла к машине.
Порыв ветра подхватил черный шелк и, закружив, по прихоти своей, кинул на памятник, чуть прикрыв улыбающееся лицо.
   И полетел дальше, оставляя за  собой сожаления, боль и плачь старой, больной женщины, одиноко сидящей на скамейке, среди молчаливого, покрытого сухой листвой кладбища.