Громкие мысли в мокрую тряпочку. Собраны под одной

Громкие мысли в мокрую тряпочку.


1. Начало
 
 Писатель прошёлся своей пятернёй по волосам и снова уставился на экран монитора. Перед ним ярким белым цветом светился чистый лист Wordа. Ведь на свете так много замечательных идей. Так хочется написать что-то огромное, что-то значительное! Какой-нибудь великий роман, чтобы женщины рыдали, читая его, чтобы мужчины чувствовали себя сильными и умными! Чтобы критики хором сказали: «Да вы Мастер, Писатель!». Чтобы… Чтобы ОНА, прочитав, улыбнулась и сказала: «А что, Писатель, вы не так уж и безнадёжны!»
  Писатель улыбнулся своим мыслям и ещё раз взъерошил свою шевелюру. Где же она, великая Муза? Где она прячется, когда так сильно нужна? Почему замечательные идеи приходят где угодно, но только не возле пустого экрана монитора? В автобусе, например, когда едешь домой и думаешь, что бы себе приготовить на ужин. Или перед сном, когда спать осталось всего четыре часа и совсем некогда думать. Где же вы, великие Музы великих Мастеров! Дайте хоть небольшую взбучку нерадивому Писателю.
  Писатель поднял кружку и заглянул в неё. Кофе был уже давным-давно выпит, остался только засохший сахар на дне. П
исатель поднялся со стула и пошёл на кухню. Он поставил чайник на плиту и снова задумался. Может, написать повесть про одинокого мужчину… Про неприступную даму сердца… Так, и что?..  Скитания, переживания парня, несчастная любовь… Глаза Писателя загорелись. Кажется, появилась хоть какая-то идейка. Так, а потом? Потом он покончит жизнь самоубийством! Конечно! Громко, красиво и очень душевно!
  Писатель вскочил с табуретки и убежал в свою комнату. Он сел за компьютер и начла печатать начало великого романа, который перевернёт мир. Который сможет спасти миллионы одиноких людей от такого вот непредсказуемого шага!
  Писатель работал минут тридцать. Роман совсем не получался. История почему-то стала очень короткой и не такой уж эмоциональной, как он себе представлял. Комнату наполнил какой-то непонятный запах. У кого-то что-то горело… ЧАЙНИК! Писатель вскочил со стула и убежал на кухню. Вода в чайнике действительно вся выкипела. Осталось совсем немного, на дне. Писатель налил себе пол кружки, засыпал быстрорастворимого кофе и пошёл обратно в комнату. Он с тоской посмотрел на напечатанный текст и, отставив кружку в сторону, продолжил писать.
  Писатель работал ещё минут десять, пока рассказ не пришёл к своему логическому завершению. Парень совсем извёлся от своего одиночества, спрыгнул с шестнадцатого этажа и разбился. Романа не получилось, дамы не будут плакать, мужчины грустно кивнут головой в знак солидарности, а критики… Критики даже и не заметят этого рассказа среди миллиарда подобных. Ну, ничего, завтра будет новый день, ещё лучше, чем этот. И может быть завтра великая милосердная Муза всё же снизойдёт и подарит кусочек своего вдохновения.
  Писатель сохранил текст, выключил компьютер и пошёл спать.

2. Один на один

Бежать. Бежать, не останавливаясь и не оглядываясь. Вперёд. Только вперёд! Деревья мелькают перед глазами. Ели, высокие зелёные ели. Слева, справа, а впереди только дорога. Небо. Солнце. Яркое, не по-осеннему светлое солнце. Полы плаща развиваются, и создаётся ощущение, что я не бегу – я лечу!
  Слева высокая гора, покрытая дымкой тумана. На ней огромные старые сосны. Но их не видно. Только очертания. Остальное скрыто туманом. Лужа. Перепрыгиваю её, и лечу дальше. Вперёд, только вперёд.
- Стой! – сзади. Это кричит Она. Она тоже бежит. Но только она не видит гору и туман над ней. Не видит. Я поднимаю руки к небу. Бежать становится тяжелее, но зато появляется волшебное чувство, от которого внутри всё холодеет. Как будто мир превратился в огромный, волшебный водоворот.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» - как там дальше? Да какая разница! Вот она, сказка. Вот она, быль. Это чудо, эта природа… Здесь смешалось волшебство и суровая реальность. Здесь всё, всё по-другому. Здесь нет огромных автобусов и грустных взглядов. Здесь нет обмана и глупости. Здесь не надо надевать маски и улыбаться. Здесь можно быть самим собой!
- Стой! – Она. Она не остановилась. Может быть, её тоже переполняют те же чувства? Может быть, она тоже сейчас ч
увствует себя тепло и уютно? Может быть, хоть в чём-то мы с ней похожи?
  Выбежав из-за очередной ели, я оказался на краю высокого обрыва. И замер. Сердце бешено стучится, дыхание сбивчивое, частое, но душа кричит. Кричит от счастья. А внизу лес. Деревья, много-много деревьев, покрытых туманом. Внизу узкая и длинная речка, которая уходит вперёд и скрывается за линией горизонта. И где-то далеко идёт поезд. Он гудит мне, гудит что-то весёлое и тёплое. Он радуется вместе со мной…
- Эге-гей! – кричу я. Эха нет, его съел туман. Но мне оно не нужно. Я один на один с обрывом. И с туманом, конечно, тоже. Немного отдышавшись, я снова кричу, не могу остановиться.
- Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, - пою я. Дальше слов не знаю, поэтому их заменяют парам-парам, пурум-пурум.
- Стой, - тихо говорит она. Она, задыхаясь, стоит за моей спиной, слегка согнувшись. Она дышит. Часто-часто, - стой. Не прыгай.
- Мы же рождены, чтоб сказку сделать былью, - говорю я. Также тихо, чтобы слышала только Она.
- О чём ты? – говорит Она, - что ты несёшь ерунду? Зачем ты убежал? Зачем мы здесь?
  Я грустно улыбаюсь. Я не вижу её лица, но знаю – она смотрит на меня. Только на меня. Она не увидела лес, она не увидела ярко-голубое небо, светлое, без единого облачка. Она не слышит тишину. Она не слышит приветливые гудки поезда. Ничего страшного, за это я её и люблю.
  Я поворачиваюсь к ней и, улыбаюсь уже совсем, совсем по-другому. Тепло и нежно.
- Пойдём назад, - говорит она, тихо и грустно.
- Пойдём, - я подхожу, и обнимаю её за плечи, - конечно, пойдём.

3. Кто сильнее?

Я. Конечно же я. Я сильный, молодой, независимый. Уверенный в себе. Причём очень перспективный молодой человек. Пока, конечно, зарабатываю не очень много, но это мелочи. Скоро всё измениться. Вот заметит Павел Николаевич меня, увидит мою работу, подойдёт ко мне, улыбнётся и скажет: «Ну, Юра, не думал о повышении?» А я так скромно-скромно улыбнусь. И скажу, что да, подумывал. И тогда он предложит мне какую-нибудь очень ответственную должность. А может даже сделает меня своим заместителем. Его-то зам уже на пенсию собирается.
  Чего-то я размечтался. А всё из-за неё. Всё она виновата. Слабаком меня назвала. И как там ещё… Матютей? Ну, что-то в этом роде. Она МЕНЯ слабаком назвала! Ну не наглость ли? И пусть я пока ещё мало чего достиг. Она-то тоже не лучше. Она ещё жизни не видела. Учится у себя в университете, можно сказать, у родителей за пазухой. А всё туда же – умничать. Видите ли, я не могу с людьми нормально разговаривать. Боюсь, видите ли, признавать свои ошибки. Тоже мне, психолог!
  Правда, я тоже, конечно, молодец… Нагрубил здорово… Не нагрубил, может, она бы и не убежала… Плачет, наверное, где-нибудь на скамейке в парке. На нашей любимой скамейке. Где мы всё лето просидели в обнимку. Читали стихи. Ели мороженое. А теперь она там одна. Плачет. И мёрзнет. Холодно уже ведь на улице, а она одета легко…
  Ну и пусть. Сама виновата! Она же начала ругаться. Я тут к ней со всей душой, а она с претензиями со своими. Не с той ноги, видно, сутра встала и вот давай меня пилить. И цветы тут же, в меня бросила. Что мне с ними делать? Мама увидит, сразу поймёт, что мы поругались. Тоже ведь пилить начнёт. Надо бы выбросить.
  Я взял букет ярко-красных тюльпанов, обул тапки и вышел на лестничную площадку. У лифта стояла Мария Николаевна, соседка, лучшая мамина подруга.
- Привет, Юра, - улыбнулась она, - Машу свою ждёшь? Приехать должна?
- Ага, - сурово кивнул я. При ней цветы я выбрасывать не собирался. Это сразу же дошло бы до мамы. А мама уж… В общем, я решил подождать.
- А она что, на лифте едет? – спросила Мария Николаевна.
- Да нет… Я просто вышел… Заранее…
- А, - Мария Николаевна улыбнулась ещё шире и как-то очень хитро мне улыбнулась, - ну, ну…
  Я не совсем понял её намёк, но тоже улыбнулся в ответ. Тут лифт открылся и из него вышла Машка.
- О! – засмеялась Мария Николаевна, - а мы тут как раз про тебя вспоминали!
  Я был готов провалиться сквозь землю. Это же надо, Машка теперь подумает, что я и вправду стоял на лестничной площадке и ждал её. Подумает ещё, что я извиниться хотел. Зазнается ведь. Надо же, так попал!
  Мария Николаевна зашла в лифт и уехала, а Машка подошла ко мне.
  Я сделал довольно суровое лицо, чтобы ей даже в голову не пришло, что я собираюсь извиняться. Сейчас начнёт снова пилить. Точно. Зачем же ещё приехала?
- Юр, прости меня, - прошептала она.
Я слегка опешил. И ничего не мог ответить.
- Я не со зла, прости, - снова прошептала она и обняла меня. Я ещё секунду стоял, а затем тоже обнял её.
- Эх, Машка, Машка, - пробормотал я. Какая же она у меня всё-таки беззащитная. Даже пять минут не смогла без меня. Да уж, характер у неё слабенький, сразу же побежала извиняться. Ну, ничего, я-то посильнее. На то она и женщина, чтобы её защищать…

4.Смысл жизни

Смысл жизни… Где-то обязательно есть смысл. Конечно, есть. Интересно, сколько мне было лет, когда я впервые об этом задумалась? Восемь? Десять? И с чего он вообще начался, этот поиск? Хотя какая теперь разница. Похоже, всё скоро закончится. Надеюсь, Мишка был прав и с этого дня моя бессмысленная жизнь прекратится. Начнётся совсем другая.
  Сколько ответов я успела услышать от людей на вопрос «А что для тебя смысл жизни?»… Заработать как можно больше денег, вырастить и воспитать ребёнка, нести добро и справедливость, доказать свою невиновность… Сколько людей, столько и мнений. Да только всё это ерунда. Всё это мелко и буднично. Смысл жизни не может быть таким глупым. Машина, квартира… Это всего лишь цели. А вот смысл ВСЕЙ жизни… Это что-то другое. А люди как-то живут. Со своими глупыми проблемами, со своими мелкими радостями, и ни о чём не беспокоятся. Как так можно? Вот мои родители. Мать зациклена на мне – Ох, Мариночка, ты сегодня свитер потеплей одень, а то простудишься… Ох, Мариночка, не ешь мороженое, оно холодное… И всё. И ничего ей не надо. Отец занят своей машиной, когда не пьёт. Тупо и банально. Нет, детей у меня не будет. И мужа, скорее всего тоже. Я девушка симпатичная, любовника на день себе всегда найти смогу. А дальше…
  Конечно, смешно надеяться, что с сегодняшнего дня моя жизнь круто изменится. Хорошо, если Юрка был прав, и я смогу понять хоть маленькую часть своего предназначения. Хотя бы попытаюсь проникнуть в глубины своего мозга. Если ради этого надо пожертвовать собой – я готова. Теперь уже поздно отступать. Теперь я полноправно могу считать себя частью вселенной.
  О Господи, какие мысли лезут в голову. Странные. И образы. Мне, наверное, было лет десять, когда я узнала, что вселенная бесконечна. Удивительно, правда? Наверное, после этого я и задумалась о смысле своей жизни. Тогда я ходила и спрашивала у людей, как это – бесконечная вселенная? Что, идёт-идёт, а потом бац – и стена? Знак «STOP», проезд дальше запрещён? А за ним что? Кто-то рассказывал про спираль, про цикличность… А что вокруг этой спирали? Как это может быть? Я до сих пор с ужасом смотрю на звёздное небо, представляя всю его мощь и силу. Что там, в глубинах космоса?
  Вот после этих мыслей и возникает вопрос – а зачем тогда я? Малюсенькая, бессмысленная крупинка в этом огромном мире. Есть ли для меня предназначение? Может, я всего лишь маленький муравей в огромном муравейнике жизни? И ничего не произойдёт, если я исчезну… Если я… Я растворюсь… Я отойду…
  Похоже, действует… Юрка… Не обманул… Как он… Героин?… Да, наверное… Всего один укол и смысл жизни станет понятен? Кажется так… А ведь Юрка был прав. Откуда у меня были такие мысли… Какие?.. Мысли?… Смысл всегда был рядом. Вот он… Какая же я была дура… Какая же я была…

5. Кусочек счастья.

Радость переполняет не только сердце. Нет, если бы только сердце, я бы держал себя в руках. Я бы смог не улыбаться как дурак. А то ведь всё тело, душу всю переполняет. Столько энергии – хочется скакать по лужам, подставляя лицо дождю и кричать. Кричать во всё горло. Да что там кричать!? Орать!
- Э-ГЕ-ГЕ-Й!!! – ору я и смеюсь. Конечно, смеюсь, не могу не смеяться. Кручусь на месте, ловя капли ртом, и смеюсь. Женщина с зонтиком обходит меня стороной. Я замечаю её испуганный взгляд и смеюсь. Не бойтесь. Я не страшный. Просто я СЧАСТЛИВ!
  Вприпрыжку иду дальше. Подхожу к цветочному рынку. Дождь сильный – а продавщицам всё равно – накрылись сверху пакетами и сидят как ни в чём ни бывало. Конечно, у них работа такая, но мне их ужасно жаль. Так и хочется поделиться с ними своим счастьем! А они сразу видят, что я счастлив. Им это на руку – они продают цветы.
- Мужчина, выбирайте розочки! У меня самые красивые!
- Мужчина, у меня вот…
- А вот, смотрите, тюльпанчики…
- У меня самые крупные… Не спешите!
  А я и не спешу. Время замерло, оно радуется вместе со мной. Пока идёт этот дождь, время будет стоять. Подхожу к первой продавщице.
- Мне букет роз! – улыбаюсь ей. Она тоже улыбается. Во мне столько радости, что я готов поделиться ей с половиной планеты. Почему бы не сделать этой женщине приятно?
- Вам сколько? – спрашивает она.
- Много! – говорю. А сам смеюсь. И она тоже смеётся. Даёт мне много-много роз. Огромный букет. Я хватаю его, расплачиваюсь и убегаю. Все продавщицы смотрят мне вслед и улыбаются. Я чувствую их взгляды спиной. Они понимают, они всё понимают. Спасибо им за это!
  Я подбегаю на остановку, насвистывая какую-то весёлую песенку. Встаю под козырёк, а сам слегка подпрыгиваю на месте. Людей на остановке много. И все промокшие, и лица у всех хмурые. Так и хочется им всем закричать: «Да вы что, как можно в такой великолепный день грустить!?» и засмеяться. Да только не поймут. Около меня стоит полная дама. Она как-то странно смотрит на меня, а потом, неодобрительно покачав головой, отворачивается. А я улыбаюсь. Ну не могу сдержаться и всё. Просто улыбаюсь.
  Подходит автобус и я бегу к входу. Полная женщина идёт следом. Мы вместе залазаем в автобус, и мой букет упирается ей в лицо. Я убираю цветы в сторону и извинясь. Не переставая улыбаться.
Женщина чихает, а затем строго говорит:
- Мужчина! Что вы как ребёнок? Аккуратнее надо, у меня аллергия, между прочим!
Я, не переставая улыбаться, наклоняюсь и шепчу ей на правое ухо:
- У меня сын родился.
  А затем отодвигаюсь и, улыбаясь, смотрю прямо в глаза. И тут женщина тоже начинает улыбаться. Оказывается, она совсем и не злая. А даже очень-очень добрая. Просто за своими делами и проблемами она на время забыла, что такое счастье. А я напомнил…
- Поздравляю, - шепчет она мне в ответ. И тут весь автобус начинает улыбаться. Все до одного смотрят на нас с женщиной и улыбаются. Даже кондуктор, молодая симпатичная женщина, улыбается. Она не идёт проверять проездные или собирать деньги. Она просто стоит и улыбается.
- Спасибо, - снова шепчу я женщине, а затем уже громче, чтобы все слышали, - Спасибо!
  Пассажиры улыбаются в ответ. Все до одного. И это наш маленький, тёплый мирок. Здесь тесно, здесь у каждого свои проблемы и дела, но на несколько минут каждый из них счастлив. Счастливы только от того, что на земле родился ещё один маленький человечек. Это разве не чудо? Только в такие моменты понимаешь, где оно, настоящее счастье!

6. Выигрыш

Вот это счастья привалило! Выиграл! Я выиграл! Главный приз выиграл! Пятьсот тысяч рублей! Это же надо! Столько счастья привалило! Люська моя, хоть и дура, а тоже вон как скачет! Понимает теперь, что жизнь у нас другая начнётся. Представлю только – такая сумма и у меня дома лежит! Вот это да! Сколько всего купить смогу! Машину в первую очередь. На иномарку, наверное, не хватит… Ну да ничего, куплю «Десятку».
- Сашка! Счастье-то какое! – Люська в очередной раз полезла обниматься. Я, конечно, попытался отбиться, но разве от такой отобьёшься? Килограмм восемьдесят, не меньше.
- Вот счастье-то! – Люська прижала меня к своей огромной груди, - представляешь, наконец-то все дыры залатаем. А то совсем в последнее время невмоготу стало.
- Стоп-стоп-стоп, какие такие дыры? – я вырвался из Люськиных объятий и посмотрел ей прямо в глаза, - ты это о чём?
Образ новенькой «десятки» упорно засел в моей голове. Ладно бы просто какой-то там «Десятки», а то ведь моей. Серебристого цвета. С тонированными стёклами…
- Как это, какие? – Люська искренне удивилась, - будто с Луны свалился! Юрке квартиру достроим. Технику бытовую прикупим – холодильник нам новый нужен, стиральная машина барахлит давно.
- А как же машина? Мы же хотели как-нибудь машину купить? – на самом деле это были всего лишь мечты. Причём исключительно мои. Бывало, лежим мы с Люськой в кровати, ко сну готовимся. И вот я про машину ей рассказывать начинаю – какая она красивая, да как мы на ней по городу кататься будем. Прав водительских у меня пока, конечно, нет. Ну да ничего, прикупим. Это сейчас не проблема – деньги-то есть, а когда деньги есть, всё можно.
- Ну, скажешь тоже, машина… - Люська пренебрежительно махнула рукой и улыбнулась. Ехидно так, как будто я глупость какую несусветную сказал. Терпеть не могу когда она так улыбается, - машина дорогая слишком. Тридцать процентов же государству отдавать придется. Это сколько…
Точно, придётся. Вот, сволочи, деньги у народа гребут. Ладно с зарплаты подоходный налог – так нет, ещё и с выигрыша забирают, ещё и вдвойне. Всё им мало. Зажрались совсем там. А машину можно будет и в кредит взять, заплатить сначала пол цены, а потом потихоньку выплачивать. Так даже, может, на иномарку какую хватит. Вот соседи обзавидуются, когда я на Тайоте приеду или на Форде своём домой. Представляю, Клавка с пятого этажа выглянет в окно, увидит новую машину во дворе и спросит у Михалыча, чья, мол, машина? А Михалыч и скажет, что Сашкина. Вот у Клавки челюсть-то и отвалится! А то всё ходит, критикует. То у нас не так, да тут не то. Сами купили «Москвич» и мучаются теперь – как в окно не выглянешь – Михалыч всё под капотом лежит. У него, правда, там бутылка рядышком – он часа два машину ремонтирует, а потом целый день пьянющий ходит.
Эх, вот у меня счастья-то привалило! Такая куча денег! Ладно уж, пусть тридцать процентов эти забирают, пусть подавятся. И машинку стиральную Люське куплю, чтоб не мучалась. А остальное на машину. Пусть хотя бы с рук.
- Мы же с тобой на курорт куда-нибудь съездить хотели. В Турцию, помнишь? – тихо пробормотала Люська. Она хоть сама большая, а голос у неё тихий-тихий. Про Турцию это её дурацкая мечта. Бывало, спать ляжем, я только-только засыпать, а она мне про Турцию свою. Давай рассказывать, как там тепло, светло и мухи не кусают. Мне на работу рано вставать, спать охота, а она вздыхает и всё тут. Эх, баба-дура, по-другому и не скажешь.
- Какая Турция, - смеюсь, - совсем сдурела. Сама же говоришь, Юрке квартиру достраивать надо, машинку стиральную тебе! Какой уж тут отдых, на том свете отдохнёшь!
- Опять меня хоронишь раньше времени? – Люська начала злиться, а это чревато последствиями. Голос у неё, конечно, тихий, но нрав – о-го-го! Не подходи, что называется, убьёт!
- Бог с тобой, ничего я тебя не хороню. Просто объясняю, что нету денег на отдых. Не до развлечений сейчас – хоть бы дыры кое-какие залатать.
- А машина твоя, значит, не развлечение? Машиной ты, значит, хочешь все дыры в доме залатать?
Тут уже и я разозлился. Сколько же в одной бабе ерунды всякой поместиться может!? Прямо так и хочется её вышибить!
- Дыры не дыры, - говорю, правда, повысив голос, - а машина она всё же в хозяйстве пригодиться. Куда поехать – чего привезти. Куда же сейчас без машины.
- Ну, так и купи себе «Запорожец» какой-нибудь старый, или «Окушку». Тогда денег на всё хватит! – Люська тоже повысила голос. Ну и бестолковая же она. Ей одно говоришь, а она опять за своё. Отдых ей подавай. Турцию! Дура она и есть дура!
- Как же ты не понимаешь! – кричу, - Турцию не увидишь – ничего с тобой не случиться. По телевизору насмотришься.
- Да!? – Люська тоже кричать начала, - так ты купи себе альбом с фотографиями автомобилей и любуйся! Зачем тебе своя?
Тут уж я не выдержал. Не хорошо, конечно, бабу грязным словом обзывать, тем более мать своих детей, но сдержать себя я уже не мог.
- Дура! – кричу, - сравнила машину с Турцией! Что тебе от этой Турции станется? Умнее, думаешь, станешь!? Да как была дурой, так дурой и помрёшь!
На дуру-то Люська никак не отреагировала. Она это слово как-то игнорировать умеет. А вот про то, что помрёт, это я, конечно, зря. Вот с этим у Люськи проблемы. Ей всего-то пятьдесят исполнилось, но она так своё здоровье бережёт – чуть что, насморк какой, или кашель – сразу к врачу. Сразу на больничный. Так умереть боится, страх! Я уж привык к её закидонам, нормально отношусь, а тут вот вспылил. Люська тоже вспылила…
- Ах ты, подлюга! – уже благим матом кричать начала, - ах ты, змей подколодный! Всё моей смерти дожидаешься! Без Турции-то я проживу, да вот только как ты без меня жить-то будешь!?
Я на неё тоже здорово обиделся. Не мог же я молчать, когда она мне такое говорит?
- Вот и проживу! И без тебя, и без твоей дури! Куплю себе машину новую, ко мне сразу бабы валом повалят. И не чета тебе – красивые да стройные.
Зря я конечно. Сгоряча сказанул, а Люська поверила. Она так не злилась, наверное, лет десять. С тех пор, как я всю свою зарплату в карты проиграл. Но даже тогда она меня по голове не била. А тут руками сначала, потом утюг схватила да как хватанёт меня по шее!
- Дура! – ору, а сам к выходу пробираюсь. Наспех обулся, куртку одел, выскочил из квартиры и дверь захлопнул.
Эх, пойду к Михалычу. Он, конечно, мужик бестолковый, но выпить с ним всегда можно. Безотказный он. Тем более могу у него с чистой совестью денег занять – теперь-то есть чем отдать. Я же выиграл. Мне же счастье привалило…

7. Воспоминания осени

Странно. И с чего я стал таким сентиментальным? Осень как осень. Как обычно. Да что там, как обычно. Ещё холоднее и злее… ДДТ наслушался?.. В последнюю осень, ни строчки, ни вздоха… Красиво… Да только никогда эти слова для меня ничего не значили. Просто красиво… А осень – мёртвы сезон. Глупый и очень скучный.
  Рассказал Лёшке, другу своему лучшему, так он посмеялся только. Друзья давно подшучивали – вот ты, мол, поэт известный, а ни одного стихотворения про осень. Про лето есть, про зиму тоже. Даже про весну немного. А про осень ни строчки. А я, смеясь, всегда отвечал: «Ну не прёт она мне! Не прёт! » И что же теперь, попёрла? Да не верю!
  Наверное, просто простыл. Конечно, не сильно, но, похоже, температура поднялась. Вот и почудилась ерунда всякая. Ведь как раз за эти постоянные простуды я осень и не люблю. Конечно, не только за это – тут много факторов. Но за простуды в первую очередь. Лёшка, подлец, всё смеялся,мол, как так, Шевчука слушаешь, стихи пишешь, а осень не любишь?
  А вот так вот! Не люблю я осень и всё тут. Хоть убейте… Точнее до этой осени не любил. А вчера вот иду по лесу, воротник у куртки поднят, ботинки промокли, а сам по сторонам глазею. И вдруг почувствовал… Что почувствовал? Сам не знаю. Что-то волшебное… И ведь словами-то не передать. Наверное, это потому что простыл – сентиментальность во мне разыгралась… Как глупо звучит, как будто не поэт писал, а маленький мальчик! Какой там из меня поэт… Слов найти не могу. Чувства какие-то переполнили, сразу расклеился. А ведь это основная работа поэта – чувства описывать…
  Да только как такое словами передашь? Что есть слова? Разве можно передать в стихах детские наивные мечты, первую любовь? Разве могут слова раскрыть душу, которая кричит – я ещё жива! Я ещё теплюсь в этом промёрзшем и умирающем теле! Я ЗДЕСЬ! Разве можно об этом писать без слёз?
  Нет, чувства я ещё смогу описать. На то я и поэт. Да только дело не в чувствах. Это было волшебство. А вот волшебство я описать не смогу, хоть убейте. Тогда, в лесу, я вдруг почувствовал себя ребёнком. Не просто в душе, а как будто меньше стал ростом. И как будто на мне вовсе не ботинки зимние, а сапожки резиновые, зелёные. И вовсе не курка кожаная с высоким воротником, а обычная, болоневая, синего цвета. И вдруг такое желание погонять мяч появилось, поваляться в этой листве, разгребая руками, раскидывая листья в разные стороны. Вдруг захотелось кораблик сделать из бумаги, пустить его в огромное море и смотреть, как он потонет в первой канализации… Как такое словами передашь? Я домой вернулся, налил себе чаю и расплакался. Почему? Зачем? Да какая теперь разница...Что было, то прошло, а остальное не важно. Надо будет какое-нибудь стихотворение написать, успокоиться.

8. Чужая ориентация

У меня великолепная фигура. Конечно, так не принято говорить о себе, но это чистой воды правда. Я же не сама это придумала? Сколько раз я слышала об этом от своих сопливых однокурсников. Сколько раз об этом мне напоминали завистливые подруги, дружно вздыхая, смотря мне вслед? Я совсем не зазналась, нет. Просто уж так получилось, что я первая красавица в группе.
 В кафе в это время пусто. Практически все столики пусты. За одним сижу я, за вторым дедушка, а за третьим молодой человек, очень даже симпатичный. Надо бы как-нибудь привлечь его внимание.
- Молодой человек, - обращаюсь я к официанту, - можно мне кофе без сахара и булочку. Да, конечно, подожду…
  Подожду и посмотрю ещё немного. У парень напротив действительно ничего. И эти очки совсем его не портят, а, скорее наоборот… Очень элегантно сидят на нём. Эх, вот бросил бы он газету читать. Вот бы поднял глаза, посмотрел. Я думаю, я бы ему понравилась. А какие у него широкие плечи. Какое спортивное телосложение. Эх, наверное, это его Тайота стоит у вход.а А чья же ещё? Не того же старичка! И причёска у парня модная, наверное, в дорогих парикмахерских стрижётся. И почему он на меня не смотрит!?
  О! Отложил газетку. Да, посмотри сюда! Посмотри! Ну же…
 Я аккуратно положила ногу на ногу, слегка покачиваю носком туфли. По-моему, выгляжу сверх сексуально. Да что же он… Вот! Да! Посмотрел! Посмотрел! Вот чёрт, почему же так не долго!? Где стандартный мужской пронзительный взгляд, который ощупывает каждый бугорок твоего тела!? Он даже не посмотрел на мои груди! А ведь груди у меня тоже ничего – среднего размера, очень даже симпатичные. Тем более на мне любимая белая блузка. Все мужики на неё пялятся… Да я и не виню их – ведь есть на что посмотреть! А этот какой-то странный. Может, он голубой!? Может, сидит тут, дружка своего дожидается. Вместе сядут в свою Тайоту. А там, на заднем сиденье…
  Снова посмотрел! И улыбнулся! Какая же у него милая улыбка! Зря, я, наверное, козырнула – слишком уж сексуально ему улыбалась. Подумает ещё, что я шлюха какая-нибудь. Но ведь улыбнулся! Правда, снова проскользнул мимо моей груди. И ножки его не заинтересовали. Только глаза. И улыбка. Может, и правда голубой!? Мало ли чему он улыбнулся? Может, издевается. Смотрит, дурочка какая-то глазки строит, а ему всё по боку. У него мальчик любимый есть. Вон как в окно глазеет – может, ждёт.
  Да нет, не может быть. Такие симпатяшки голубыми не бывают. У него, скорее всего, девушек хоть отбавляй. Надоели уже. Вот и не смотрит. Эх, ну хоть на пару секунд задержал бы свой взгляд. Я думаю, потом бы его за уши нельзя было оттянуть.
  Входная дверь открылась, и парень резко развернулся. Я тоже посмотрела - в кафе вошёл полный мужчина средних лет. Неужели его?.. Нет, парень сразу же потерял всякий интерес и снова повернулся к окну. А на меня даже внимания не обратил.
  Подошёл официант, принёс кофе с булочками. Ладно, поем и пойду. Похоже, парень всё же голубой. И очки-то у него какие-то не такие. Женские какие-то. Он, наверное, вместо женщины в их отношениях. О, Коля, как я тебя люблю! Да, Миша, я тебя тоже!.. Фу, гадость какая! И как люди могут такой гадостью заниматься?
  Неожиданно парень увидел кого-то за окном и вскочил со стула. В кафе вошла молодая женщина. Обычная замухрышка – кудри во все стороны, глаза тусклые, губы даже не накрасила. И… Вот чёрт! Парень буквально подбежал к ней и… И ПОЦЕЛОВАЛ! Прямо в губы. Что? Леночка? Любовь? Как дела?.. Бред собачий! Чем эта мымра лучше меня? Они даже ещё не женаты! У них нет колец, нет! И что, он из-за этой мымры так переживал!? Так, что даже посмотреть на мои ножки не мог… Совсем сдурел. Я понимаю, если бы голубой. А тут… Да даже женатые на мои ножки заглядываются… А тут… Вот это да…
  Я, не допив кофе, вскочила со стула и вышла из кафе на улицу. Эх, надо было чёрную юбку надеть, она покороче. В ней я вообще секс-бомба. Сразу бы забыл свою дамочку. Ладно, не всё же мне побеждать. Надо уметь и проигрывать… Ха, а Тайота действительно оказалась того старичка! Значит, правильно сделала, что ушла из этой кафешки. Зачем мне этот бедный очкарик? Пусть со своим пудельком милуется!
И в хорошем настроении я побежала в институт.

9. На его шее нет креста

Обед. Снова обед. Я, садясь за стол, прочитала молитву. Муж посмотрел на меня с лёгкой презрительной улыбкой. У него на шее нет креста, он не верит в Бога, он не ходит в церковь.
- Опять ты со своими закидонами, - пробормотал он и начал хлебать суп. Он уже привык, а ворчит так, по старой привычке.
  Муж включил телевизор. Немного пощелкав, остановился на каком-то боевике. На экране раздаются выстрелы и две машины несутся друг другу на встречу, а затем взрываются. Я отвожу глаза в сторону. Мне неприятно смотреть на смерть людей. Пусть даже не настоящую. Я смотрю на мужа. Он бездумно хлебает борщ, не отрывая взгляда от экрана. Я тоже перевожу взгляд на экран. Картинка взрыва меняется и я вижу полуобнажённую девушку, которая лезет целоваться к пожилому человеку, который разговаривает по телефону. Я смотрю на мужа. Его глаза светятся и всё внимание, вся его любовь предназначена этой девице. Он уже представляет себя в одной постели с ней. Я вижу это в его глазах и мне его жалко. Моя душа разрывается от боли.
  «Господи Иисусе Христе, помилуй нас грешных», - шепчу я. Тихо-тихо, одними губами, чтобы муж не слышал. Чтобы он не злился.
  Быстро доев суп, он убегает в зал, и уже оттуда слышны выстрелы и взрывы. Я выключаю телевизор и встаю мыть посуду. Нет, я не жалуюсь на жизнь. Мне повезло – есть сын, великолепный сын, денег тоже на жизнь хватает, работа великолепная. Просто хочется, чтобы близкий человек понимал, хочется, чтобы он слышал. Хочется, чтобы любил.
  Он смеётся мне в лицо, говорит, что Бога нет, и что это я всё придумала. Но сам стороной обходит полку, на которой стоят книги, купленные в церкви.
- Выброшу я их когда-нибудь, - бормочет он. Но я знаю – не выбросит. Он даже не притронется к ним. У него на шее нет креста. Он не верит в Бога. Он не ходит в церковь.
  А я хожу. Хожу, чуть ли не каждый день. Только там я чувствую себя кому-то нужной. Только там я чувствую себя легко и непринуждённо, только там я могу вздохнуть свободной грудью. Когда ты видишь весь ужас этого мира, когда понимаешь, что такое добро, и что зло, становится очень тяжело жить. Ловушки поджидают на каждом шагу – каждое сказанное слово может быть опасно, каждая реклама по телевизору, каждая книга. А так хочется уберечь мужа и сына от этих ловушек, так хочется, чтобы и их душа не осталась в лапах Лукавого.
  Каждый раз я ставлю свечку на имя своего мужа. Я знаю, что если человек не крещён и ведёт неправедный образ жизни, то Бог не услышит мольбы за его душу. Но я верю. Я всё равно верю.
  И когда муж смеётся над моей верой, я прощаю ему. Когда он кричит, что иконы в углу мешают ему спать, я терплю. Я знаю, что его душа не умерла и не умрёт никогда. Я верю, что он услышит и поймёт меня. Иногда я пытаюсь заговорить с ним о его жизни. О нашей жизни. О Боге. Но он не слышит. Он не хочет слышать. Он орёт, что я дура и уходит. А я плачу. Я понимаю, на его шее нет креста…

10. Бесплатный проезд

  Так, кажется, кондуктора нет. Ну и слава Богу. А то совсем уже надоели. Плати каждому. И так зарплата маленькая. Эх, ещё бы место найти, куда сесть.
- Молодой человек! Да-да, вы. Может, уступите место пожилой женщине?
Парень пожал плечами и встал. Вот и хорошо – и место нашлось. Эх, хороший сегодня день. До дома хоть спокойно доеду. А то на работе дур дом сплошной – Михаил Юрьевич не в настроении, у клиентов куча проблем. Всем угодить надо, всем объяснить. Надоели до боли. Прямо вот уже в печёнках сидят. Чтоб им пусто было.
- Оплачиваем проезд, предъявляем проездные, - раздался голос откуда-то справа. Я повернула голову, и взгляд уткнулся в значок кондуктора. Вроде молодая девушка, а в кондукторы пошла. Как будто нормальной работы в городе нет. И как я её сразу не заметила? Увидела бы сразу, так хоть на заднюю площадку перешла. Села бы, спящей притворилась. А теперь уже поздно. И что у меня сегодня невезения сплошные. Ладно, притворюсь, что не замечаю её. Глядишь, не хватит наглости подойти.
- Ага, спасибо, - кондуктор оторвала кому-то билетик, - а что у вас?
Нет, не ко мне. Буду делать вид, что не слышу.
- Женщина, что у вас? – кондуктор наклонилась и дотронулась до моего плеча. Вот нахалка!
- Я с работы только что! – сказала я как можно строже. Чтобы сразу поняла, что не с дурочкой дело имеет.
- А я на работе, - улыбнулась девушка. И моя работа продать вам билетик. Или у вас проездной?
- Нет у меня ничего! – отвечаю я. Стараюсь, конечно, не грубить. Но и не мямлю как пятилетняя девочка.
- Ну, тогда мне придется попросить вас выйти из автобуса, - говорит девушка. Вот нахалка! А голосок писклявый такой, противный. Сразу видно, издевается! Вот зараза! Из-за таких вот мымр и жизнь у нас в стране никак не наладится.
- Никуда я не пойду! Мне ещё домой ехать, - говорю я. Стараюсь, конечно, не грубить. Не буду же я опускаться до её уровня!
- Вы же знали, что вам ещё домой ехать, надо было заранее позаботиться, проездной купить. Или деньги на крайний случай оставить. Оплатите, пожалуйста, проезд или покиньте салон.
Автобус остановился на остановке и внутрь зашли люди.
- Выходите, - сказала девушка. Вот нахалка! Ещё бы автобус остановила! Но нет, слава Богу, хоть капля совести у неё есть! Я ей даже ничего говорить не стала – сама отошла. Правильно, пусть других дураков ищет. Не на ту напала.
Девушка прошла в конец салона, обилетила вновь вошедших и снова вернулась ко мне.
- Ну что, вы выходите? – строго так спрашивает. Думает, я напугаюсь. Ага, держи карман шире! Мне через одну выходить. Постояла бы немного в другом конце автобуса. Нет, лезет. Сама на грубость нарывается!
- Девушка, - говорю, - вы что, совсем ополоумели? Видите, я с сумкой большой? Думаете, я пешком домой пойду из-за вашей дурацкой прихоти?
Автобус снова остановился, и в салон вошли люди. Ну всё, следующая моя. Вот кольцо проедем, и выйду. Только надо эту нахалку на место поставить. А то ведь возомнит, что я из-за неё вышла.
- Так, оплатите проезд, а иначе я попрошу водителя остановить автобус, - кондуктор снова принялась за своё. Ишь, разугражалась! Вот стерва!
- Ничего я вам платить не буду! Идите вон дураков обилечивайте! А я не привыкла деньгами просто так сорить! Совсем обнаглели!
- Как это просто так? – девушка сорвалась на крик, - вы думаете, автобусы вечные, не ломаются? Думаете, прокатились разок и всё? А кто будет водителям зарплату платить?
- Государство у вас на что? – я тоже не промах. Что это, мне, значит, кричат, а я терпеть буду? Тоже закричала, - вот, при советах-то бесплатно ездили. Кто-то же платил? А тут, значит, некому стало. Все государственные деньги по своим карманам рассовали, а теперь с людей деньги собираете! Мало вам налогов?
Правильно ведь говорю, ничего не приврала. Совсем обнаглели. И молодёжь пошла – привыкла к этим рыночным отношениям, старшим хамят – как будто так и надо!
Девушка уже было открыла рот, наверное, хотела снова нахамить, но тут молодой человек, который уступил мне место, опередил её.
- Вот, возьмите, - говорит. А сам шесть рублей протягивает, - не ругайтесь только.
Кондуктор ошалевшими глазами смотрит, понять не может. Оторвала молча билетик и мне суёт. А мне-то он на что, мне уже выходить надо. Я встала с места и прошла к выходу. Эх, так у нас в России и не настанет жизнь лучше, пока есть ещё такие вот лопухи, как этот парень. Надо же, взял и деньги отдал, за что? Зачем? И главное, кому? Лопух он и есть лопух. Хорошо хоть мои дети совсем не такие. Нормальные, вроде, выросли. Вот таким как они и поднимать родину – искоренять надо такую бестолковую молодёжь. И нахалок таких, и лопухов. А то так и будем нищенствовать. Я гордо окинула взглядом салон и вышла.

11. Записки самоубийцы

Всё надоело. Честное слово. Сколько можно терпеть эти издевательства!? Ладно, раньше одна мама доставала, а теперь ещё и Леночка туда же. Да, я плохой писатель. Да, у меня получился никудышный роман. Да, чёрт побери, да! Я не смог его продать, я не могу обеспечить семью, я не могу прокормить даже собственную собаку. К чёрту всё, надоело!
  Я вскочил с кровати и подбежал к письменному столу. Достал с полки чистую тетрадку и ручку. Леночка придёт только вечером. Так обычно бывает после наших ссор. Пробежится по магазинам, купит себе какую-нибудь дурацкую обновку, потом к маме, жаловаться. Там отсидится до вечера и домой. И я ещё прощение прошу. Надоело всё. Нет, сегодня будет по-другому. Совсем по-другому!
  Я вырвал листок из середины тетради и начал писать: «Уважаемые Лена, мама и тёща!». Ерунда какая-то получилась. Ничего они не уважаемые. Я же решил покончить жизнь самоубийством, а не прощения снова просить. Наверное, с окна сброшусь, у нас шестой этаж. Разобьюсь, точно. Пусть потом отскребают от асфальта.
  Я вырвал второй листок из тетради и снова начал писать: «Леночка! Раз я тебе не нужен, раз тебе не нужен мой роман…» Да, надо побольше о романе написать – вдруг Леночка всё же добьёт издательство и его опубликуют. То, что он станет популярным, это бесспорно. Главное, чтобы опубликовали. Раз для этого я должен умереть, так пусть оно будет так. Пусть хоть после смерти стану известным! Я снова начал писать: «Если мой роман всё же опубликуют, деньги можешь оставить себе. Если я всё же стану известным, тебе будет вдвойне обидно». Да только зачем мне известность, если я уже умру? Что мне с того, что роман издадут большим тиражом? Больше-то я написать не смогу. Нет, про роман в записке не надо. Пусть сама думает, куда его деть. Может, выбросит совсем… Да и с окна прыгать небезопасно – всего лишь шестой этаж. Были случаи, что и с девятого человек падал – живой оставался. Пара переломов и всё. Вдруг калекой на всю жизнь останусь. Что Леночка со мной делать будет? Замучается ведь совсем. А вдруг дураком стану? Тогда и писать даже не смогу. Нет, так дело не пойдёт. Лучше повешусь. Да, точно. Пойду в ванну и в петлю.
  Итак, на чём я остановился? Ага… Я вырвал новый листок из тетради и начал писать: «Леночка! Вся наша жизнь была глупой и бессмысленной. Я жалею, что вообще женился на тебе»… Эх, а прошло-то всего два года. Какая свадьба была, до сих пор приятно вспоминать. И тёща ведь, вроде уже не молодая, а так веселилась… Хорошая она женщина, хоть и ворчливая. Ведь практически каждые выходные к ней на блины ходим… Да что я вообще ерунду пишу? Нормально мы с Леночкой жили. Ругались, конечно. Но какая же пара сейчас без этого? Главное, мирились всегда. Нет, обижать её нельзя.
  «Дорогая Леночка. Ты была великолепной женой. Жаль, что наша дальнейшая жизнь не сложилась» А ведь летом мы с ней в Сочи собирались. Мама обещала помочь с билетами. Здорово там, наверное, в Сочи. Теперь Ленке придётся одной ехать. А может, она совсем не поедет. Вместе же собирались. На вторую годовщину нашей свадьбы… Эх, жалко я до неё не доживу.
  А есть у нас дома вообще верёвка толстая? Да, есть, кажется, в кладовке. Точно, канат толстый. Интересно, это больно, повеситься? Кажется, мыло ещё надо. Только вот для чего? Шею намылить перед смертью, чтобы не так больно было? Шею намылить… Так вот откуда это выражение пошло… А петлю я сделать смогу сам?. Я галстук-то завязывать не умею, не то, что виселицу себе. Эх, вот если бы у нас дома было ружьё. Или пистолет. Сразу бы все проблемы решил. Приставил к виску – выстрелил и всё. Как там по-испански? Фенит аля комедия? Ну, что-то вроде этого. Эх, Ленка, зачем же ты так грубо меня обидела.
  Тут входная дверь со скрипом открылась. Я быстро сложил все листочки в стопку и убрал в стол. В комнату вошла Леночка. С пакетом в руках. Похоже, мамы дома не было.
- Что, так и сидишь тут целый день? – тихо спросила она.
- Лен, прости меня, - я виновато улыбнулся.
- А, ну тебя, - Леночка махнула рукой, - пойдём есть. Я пельмени купила.
- Спасибо! – улыбаюсь я. Эх, Ленка, Ленка. Если бы ты знала, что только что вытащила меня из петли. А ведь на самом краю был. Ещё бы немного и умер. Почувствовала, наверное, сердцем. Поняла, вот и пришла.
А записки выбросить надо. А то вдруг найдёт – неудобно получится…

12. Конец

Писатель снова сидел перед монитором, но на этот раз идей было слишком много. Они лезли в голову целыми табунами диких, ревущих меринов. А всё началось с того злополучного рассказа о самоубийце. После этого Писательский разум как прорвало – маленькие, но очень громкие идеи просто распирали его, и каждая новая была громче другой, и каждая хотела иметь право на существование!
  Писатель выдавал по два-три рассказа в сутки, выпивал по десять-пятнадцать кружек кофе, а чайник уже почернел от накипи. Только куча мыслей всё кружилась в голове, как рой разъярённых диких ос. И каждая орала что-то своё. Каждая была по-своему права. И каждую хотелось записать.
  Писатель, наконец, напечатал слово «Конец» и откинулся на стуле. Ещё один рассказ готов – ещё одна сформировавшаяся идейка. Писатель быстро пробежался по рассказу глазами. Мысль, казалось бы такая громкая в голове, становилась обычной посредственностью… Такая незаметная и никому не нужная… Писателю вдруг стало не по себе. Это что же получается? Он берёт ГРОМКИЕ мысли и делает их ТИХИМИ? Произносит громкие мысли сквозь мокрую тряпочку!?
  Писатель открывал один рассказ за другим и заново перечитывал их. И каждый был всего лишь гласом вопиющего в пустыне. Всего лишь набором букв, слов, предложений. «Нет, надо это прекращать, - прошептал писатель, - пора взяться за какую-нибудь серьёзную работу.» Написать, например, огромный фентази-роман, и чтобы в нём жили чудесные феи и злые гоблины, чтобы Прекрасные принцы спасали Принцесс, чтобы белые Маги правили над Чёрными… Чтобы…
  Писатель прошёлся своей пятернёй по волосам и снова уставился на экран монитора. Перед ним ярким белым цветом светился чистый лист Wordа… Прошло несколько дней, а идеи всё не посещали его. Похоже, великая Муза навсегда от него отвернулась… Писатель горько вздохнул, взял пустую кружку и пошёл заваривать кофе.