МОЙ ДРУГ

МОЙ  ДРУГ
(покаяние)
В. П-ву

Сколько раз он выручал меня – никто точно не знает. Не знает этого и он сам. И только сейчас, неожиданно оглянувшись назад, я понимаю, как много он сделал для меня и как много значит он в моей жизни.

Мы подружились давно, когда он был еще «недавним пацаном», а я уже «вроде как» сформировался во взрослого мужика. Историю зарождения нашей дружбы я описал в самом первом своем опусе, помещенном на этом сайте. Опус называется «На тетиве». Я попытался в нем отобразить свою жизнь, и там же имеется глава «Друзья», где и описана история зарождения нашей с Валерием дружбы.

История эта – не легкая прогулка в страну идиллий и восторгов. Потянувшись друг к другу, мы вскоре «сколотили» интересную товарищескую команду, куда вошел его брат, Славик, и наш общий знакомый Витюша – эдакие «четыре мушкетера» нового розлива. Кому интересно, тот сможет прочитать о нашей команде в моей «На тетиве» (она – первая в списке на странице данного сайта). Я же вернусь к своему другу.

Итак, наша с ним дружба не была безоблачной. За тридцать лет мы не единожды ругались, порой «смертельно и навсегда». Возможно, то была война самолюбий, а может - просто рецидивы нашего эгоизма. Сейчас, по крайней мере, я себя ничуть за то не оправдываю, хотя бывали моменты, когда он, друг мой, казался мне немыслимым снобом с невероятно раздутым самомнением.

И лишь теперь, всё переиначив в собственной жизни, я вдруг понял (в который уж раз!), что, во-первых, он  ОЧЕНЬ  талантлив, а во-вторых – ОЧЕНЬ раним (эти два «очень» довольно часто сочетаются в людях неординарных, отмеченных божьей искрой). Я всегда знал о его талантливости, но лишь совсем недавно разглядел его ранимость, и простить себе не могу, что не разглядел этого раньше. К счастью, друг мой жив, относительно здоров, при деле и при семье, а значит – еще не поздно загладить перед ним любую свою вину.

Не так давно, буквально на днях он исповедовался передо мной и, широко раскинув руки, сказал:
-  Я вот так, с распахнутой душой стараюсь идти навстречу людям, и когда в эту мою раскрытую душу вдруг летят плевки – я этого понять не в силах! 
И я видел, что ему больно, и лишь тешил себя надеждой, что на душе его не осталось ни одного МОЕГО плевка.
 
Хотя – нет! – безгрешным я себя не ощущал. Потому что вспомнил, как когда-то, полтора десятка лет назад, когда на друга моего свалилось нежданное горе - умер его отец – я не пришел к нему, не преклонил голову (хотя прекрасно знал его отца!). Мне в те дни было как-то по особенному паршиво, угнетала какая-то СВОЯ печаль, и я не пошел соболезновать другу, не предложил своей помощи (разве это не грех, не плевок в душу?). И он тогда обиделся на меня, и с горечью сказал, что никогда мне этого не простит… И был, скорее всего, прав!

Но все-таки простил (хотя Я себя СЕЙЧАС не прощаю, потому что в тот черный для него день и год свою боль я поставил выше боли друга. А друзья так не поступают). Но он все-таки простил меня, понял и простил. И еще бессчетное число раз помогал, когда мне бывало нелегко. В том числе, например, предложил мне однажды вторую работу, когда доходы от первой едва успевали закрывать дыры в моем семейном бюджете… То было лихое время всяких «перестроек» да «поющих революций».

Он, мой друг, неисправимый романтик и тонкий наблюдатель, вынужден был в силу обстоятельств заняться несвойственной его душе предпринимательской деятельностью. Одно время он был даже успешен, но страдал от многочисленных подлостей и несправедливостей конкурентов. И в конце концов оставил свой недоходный бизнес – «достали» конкуренты и законодатели. И в его душе глубокой, болезненной занозой застряла тоска по прошлому (гораздо более порядочному, чем нынешнее время), печаль по тем годам начала нашей дружбы, когда мы могли широко и красиво мечтать, либо, внезапно сорвавшись, поехать в Пушкинские Горы, а также без конца собирать друзей возле построенного нашими руками камина. И не бояться нежданных плевков и подножек от малознакомых людей. И эта тоска по прошлому, гораздо более душевному, теплому времени, не дает покоя моему другу. И он собирает и хранит в своем компьютере песни тех лет, и мы порой слушаем их вдвоем, под водочку, и я не могу при этом сдержать непрошенных слёз.

А как-то раз, года два назад, в самом начале июня, мы с ним отметили день рождения обожаемого нами Александра Сергеича Пушкина. Отмечали  у меня на чердаке, который я постарался обставить, что называется, «творчески» и романтично. И я стал свидетелем того, как вдруг оттаяла, потеплела душа моего друга. И мы поднимали тосты за великого нашего Поэта, и вспоминали наши неоднократные визиты в сельцо Михайловское, и пели под гитару песни тех,  НАШИХ лет, когда был еще жив директор Пушкиногорья Семен Степанович Гейченко. И всё было просто и здорово! И хотелось бесконечного продолжения этого нашего спонтанного вечера вдвоем, и потому мы просидели на чердаке до полуночи, а потом там же улеглись спать – в каморке, в которой ночевали, бывало, всей нашей развеселой компанией «мушкетеров» во дни нашей молодости.

Ах, Валера! Бесценный мой дружище! Жизнь подарила мне тебя, моего Друга, который НИКОГДА не был «кидалой» и, несмотря на любые наши взаимные трения, всегда был открыт душой навстречу мне.

И какое все-таки счастье для любого человека – покаяться перед своим Другом, пока он еще жив и здоров. И дай Бог тебе, Валера, жизни вечной! Тебе и твоей семье. Потому что в тысячу раз больнее бывает то покаяние, которое опоздало… Вот почему я в тысячный раз готов сказать тебе: «Береги себя! Не терзайся своей мнимой несостоятельностью. Ты умён, опытен и талантлив. Ты  нужен мне, ты нужен своей семье. Без тебя этот мир обеднеет, а мы – осиротеем. Помни об этом и не распыляй свою жизнь на бесцельную тоску. Ты очень, ОЧЕНЬ нужен нам!» - и пускай слова эти лягут бальзамом на твою большую, ранимую душу.
23-24.01.2005
Таллинн