Не помним, не любим, не скорбим

     Место было странным. И она сама. И вела за собой. В темноту куда-то. Показать страшное. Показать непонятное. Мы стояли на заднем дворе дома, и не видно было ничего на расстоянии вытянутой руки, хотя была ясная звездная ночь. Это было то самое место во дворе, где днем прятались тени и шорохи, там, где никто никогда никого не ищет. Это было место пустоты. Там вообще ничего не было, только задняя стена дома, поистершаяся от времени, никому не нужная днем. Что здесь было делать ночью, стоя под этим, раскрытым над нами чьими-то ладонями, небом?!.
     - Доходит? – Я ощутил легкий тычок в спину и обернулся. Взглянул в темень – хоть глаз выколи. Темнота дыхнула мне в лицо, словно ждала этого, таилась и пряталась; дыхнула всеми запахами сразу – я уловил утро и почувствовал себя увереннее. Тьма не била меня по щекам, а гладила – осторожно прикасаясь. В этом была какая-то издевка.
- Дошло до тебя, наконец? – Снова услышал я над самым своим ухом. – Все спят. Мы тут совсем одни с тобой. Страшно?
- Кого бояться? Тебя? – Я постарался придать голосу веселость, но прозвучало это отчетливо фальшиво. Темнота вокруг была настоящей, без примесей. В ней все было таким, каким на самом деле было.
- Ну, все, уже пришли.
Я услышал звук открываемой двери. Такой протяжный скрип-стон давно не смазанных петель.
- Заходи, - и снова тычок в спину. Мне показалось, словно сама эта ночь вталкивает меня внутрь, заманивая в ловушку. Я обо что-то споткнулся и едва удержался, чтобы не вскрикнуть.
     Внутренность сарая осветилась таинственным мерцающим светом фонаря. Значит, у нее все это время был с собой фонарь?! А вся эта таинственность – нагнетание обстановки?
     Луч фонаря бродил-шарил по деревянным стенам. По стоящим то тут, то там, повсюду, картонным коробкам.
- Все – неизвестные. Я сюда прихожу и думаю – кто они, кем же они были, и мне так и не удается узнать. Они когда-то думать могли, они были не чем, а кем, а потом – что-то такое огромное накрыло их, лишило индивидуальности, совсем обезличило. Будто это что-то – молния, попавшая в дерево, начисто срезавшая его верхушку. О них вообще невозможно теперь что-либо узнать.
- Сколько их здесь?
- Человек тринадцать. Точнее, тринадцать черепов, парных и непарных конечностей и других костей. По ним можно теперь отлично изучить военную судебную медицину. Ну вот, показала. Странно? Непонятно? Много вопросов?
     Я подошел к одной из коробок. Достал с полки. Выбрал. Конкретизировал. Сделал индивидуальной. Вещью. Все равно уже не человеком. В коробке что-то громыхнуло. Не что-то, а теперь я знал, что. Засунул внутрь руку и извлек наружу гладкую, пожелтевшую от времени кость.
- Зачем они тебе здесь?
- Не хватило денег на погребение. Эти мы нашли за дорогой, на поле. Они все здешние. Лет пять назад выкопали. И с тех пор они здесь, потому что им некуда больше идти, - злая ирония слышалась в ее словах. – Наверное, нам не нужно было их находить. Все, что у них должно быть сейчас – у них более или менее было, а так… мы все равно не установили их личности.
- Да разве важно это? Это уже просто груда костей, не нужных никому. Эти тела подверглись забвению. Может, к тебе приходят их души? Ты видишь призраков?
- Нет, - она помотала головой, - Ничего такого. Только ты не прав.
- В чем?
- В том, что они не нужны никому. Мне кажется, что я – их связующее звено между двумя мирами. И у них никого больше нет, и у меня тоже. Так легче переносить одиночество.
- Когда люди мертвые, они разговорчивее?
- Нет. Когда они мертвые, они не разговаривают, - она улыбнулась моей «непонятливости».

     Ничто так не интересовало меня, кроме этого. Сейчас. О чем она помалкивала. Если бы сказала – это было бы уже не то. Это было бы разочарование. Что-то вроде того, что у всех есть, что все знают. А так – пока на все остальное не было похоже абсолютно. Интриговало, притягивало. Хотелось, чтобы она и дальше так многозначительно молчала. Я даже не знал, как ее зовут!

     Я нашел ее днем. На старом кладбище. Она полола там траву на чьей-то могиле. На этом кладбище уже не хоронили. Это теперь была история. Здесь были похоронены те, кто умер во время войны, и до ее начала. Она не обернулась, не почувствовала моего присутствия, продолжила свою работу. Я уселся на покосившуюся скамейку невдалеке и наблюдал. Довольно долго. Когда солнце уже начало садиться, она, наконец, перестала ходить от могилы к могиле, приводя их в приличное состояние, и обернулась. Я в знак приветствия помахал ей рукой. Она не ответила и медленно побрела вдоль заросших тропинок, иногда наступая прямо на древние могилы. Я за ней не пошел. Я заметил, где она дольше всего стояла.

     Она пришла туда и на следующий день. Увидела меня. Я улыбался. Теперь она знала, какой я, когда улыбаюсь. Я улыбался, и на меня падал солнечный свет, а моя улыбка не кончалась, и не могла кончиться. Меня звали Сидоров Олег, я умер в 43-м.

     Она часто приходит в том место, где мы впервые встретились. Ей хочется узнать, кто они – те, чьи кости были извлечены из земли поисковыми отрядами, но так и не были возвращены обратно. Ей хотелось бы знать… Я больше к ней не прихожу. Она меня больше не видит. Только того, улыбающегося на надгробии. Здесь давно никого не хоронят. Здесь заросло все травой. И никто не приходит сюда, кроме нее, потому что все давно уехали из этой деревни, кроме нескольких стариков, которые переселились сюда уже после войны, и у которых здесь нет родных могил.
     «Человек не привязан к земле, пока в ней не лежат его мертвецы».
     Это старое кладбище. Никто не приходит и не тревожит ничей покой. И вот там у меня возникает чувство, будто со мной общаются. Да, после смерти. У вас такое было когда-нибудь?..