Страдания молодого Кондрашкина

             Слушателям Высшей Школы им. Себя Самой
             1987 года выпуска и Гоше Макарову посвящается.


     В Блоке Подсознания включился Раздражитель. Сигнал последовал в Канал Слухового Обеспечения. Система Защиты Сна заработала в режиме «перегрузка», и Анализатор Внешних Явлений выдал информацию: - «Будильник!»

     Кондрашкин открыл глаза, тренированным движением руки потянулся к кнопке будильника. Будильника на месте не было, но звон прекратился. Система Защиты Сна заработала в нормальном режиме. Кондрашкин вновь зарылся в подушку. Мгновенно запищали ручные электронные часы «Электроника- 5», с ними в одной тональности, откуда-то из чулана, выбивал медные звуки маятник, которого, впрочем,  у Кондрашкина не было.

     Кондрашкин рывком принял положение «сидя», всунул ноги в уставные армейские тапочки, и пошлепал на кухню готовить завтрак, с досадой взглянув на сладко спящую жену, которую все эти сигналы подъема нисколько не тревожили.
     Открыв  холодильник, он потянулся к сосискам, но тут в голове что-то щелкнуло и Анализатор Внешних Явлений (АВЯ) отреагировал: «Сосиски были вчера, бери яйца» - А яйца были позавчера, хотел,  было возразить Кондрашкин, но не стал. Он взял три яйца, поставил их в кастрюльке с водой на плиту и пошел умываться.

     В раковине сидела средних размеров жаба, в черных сапожках, в солдатском п/ш, с застегнутым воротничком, перетянутая белым парадным ремнем, на котором болтался маленький штык-ножик. Кондрашкин почувствовал, что его (АВЯ) сейчас взорвется. Он тряхнул головой и увидел в раковине кусок туалетного мыла «Лесная нимфа». Кондрашкин умылся, но окончательно в себя не пришел.

     На кухне он заглянул в кастрюльку, в ней варился будильник. Вода уже закипала, и пузырьки мешали определить точное время. Кондрашкин выключил газ, вода успокоилась. Будильник показывал пятнадцать минут восьмого. Блок предостережения просигналил: «Время «Ч»». Кондрашкин заторопился, о будильнике он как-то забыл, быстро оделся, побрился, выставил «дипломат» в коридор и отправился завтракать.
   … На сковородке дымились жареные пельмени, будильник с раскачивающимся маятником висел на стене, яиц нигде не было, точно, как и время на раздумья по этому поводу. Все Внутренние Системы Кондрашкина функционировали нормально, хотя что-то все же и щелкнуло  несколько раз. Завтрак занял четыре минуты. Зажав в зубах яблоко, Кондрашкин натягивал в прихожей шинель и шапку. Внимательно оглядев себя в зеркале, он поправил эмблемы на петлицах, подчистил краем рукава и без того блестящую пряжку ремня, оторвал нитку от полы шинели и, переключив себя в режим «Военная Опасность», побежал на остановку автобуса.


Кондрашкин проходил обучение в Высшей Школе имени Себя Самой, в которой учили очень многим интересным вещам, но при этом внешняя атрибутика и дисциплина в школе были заимствованы у какого-то военного училища. Училища Связи, например. Люди сведущие могли безошибочно вычислить слушателя школы в толпе одинаково одетых курсантов по неуставной прическе, обручальным кольцам, а также  явно не курсантскому возрасту и проблескам интеллекта на лице. Жил Кондрашкин не в общежитии, а дома, у себя дома, со своей женой и каждое утро, через весь город он спешил на занятия, рискуя быть пойманным армейским патрулем, для которого никакие «корки» и объяснения были нипочем.

     - Пока все тихо – подумал Кондрашкин, - Прорвусь сегодня или нет? Должен прорваться – спросил и ответил он сам себе утвердительно.
- Самоуспокоение и неверный прогноз – услышал Кондрашкин из Блока Оценки Положения,
- Обмундирование в норме, но сегодня двадцать седьмое число – продолжал Блок ОП – у патруля план, а план надо выполнять, пройти мимо, молодцевато козырнув, не выйдет, все - равно … - Кондрашкин не разрешил Блоку ОП  высказаться до конца и переключился на воспоминание о спящей жене.

      На остановке толпились ожидающие. С автобусами на этом маршруте было напряжено, и положение выправляли только халтурщики на служебных машинах от разных ведомств.
Из-за поворота выплыл «Львов» с яркой табличкой на огромном ветровом стекле:

                МВД СССР – СЛУЖЕБНЫЙ

      Народ забряцал «левыми пятаками» и густой толпой сконцентрировался у дверей автобуса.
Кондрашкин шел последним. – Тебе нельзя – услышал он и увидел руку в коричневой шерстяной перчатке, преграждающую ему дорогу. – Тубе нельзя – повторил голос. Кондрашкин поднял глаза, но увидел только мелькнувшую бляху патруля, исчезнувшую в толпе пассажиров. Двери закрылись, и Кондрашкин остался один на остановке.

     Машину военной комендатуры Кондрашкин заметил еще издалека, машина быстро приближалась к нему, а он стоял и смотрел в ее фары, как кролик смотрит в глаза удаву в последние минуты своей жизни. «ГАЗик» остановился рядом с ним, и дверь приглашающее открылась. – Как они узнали мой адрес?  Теперь все, конец, пятое задержание, опять два часа маршировать под барабан в комендатуре, потом экзекуция у начальника и осуждающие речи товарищей на партсобраниях. Бежать?! Не уйду, слишком уж местность открытая – все это промелькнуло в голове у Кондрашкина и он, послушно открыв дверь, забрался в машину.
 
     Внутри пахло бензином и табачным дымом. Водитель был в гражданском платье. Кондрашкин увидел билетную кассу с трафаретной надписью:

                СТОИМОСТЬ ПРОЕЗДА – 15 КОП.

АВЯ молчал. В блоке Подсознания что-то пощелкивало. Кроме Кондрашкина в салоне сидело еще несколько пассажиров, военных среди них не было, и, не успел Кондрашкин сообразить, что к чему, как машина остановилась у входа в метро. Кондрашкин вышел и увидел, что он ехал в обычном маршрутном такси. – Все нервы – подумал Кондрашкин. Время поджимало. Нужно было аккуратно войти в метро. Кондрашкин прислонился спиной к стене и приставными шагами приблизился к стеклянным дверям, потом он снял шапку и высунул голову, наблюдая за «пятачком» у турникетов, где обычно дежурил патруль. Все было чисто. – Если они в комнате милиции, я должен проскочить – решил Кондрашкин и ринулся вперед.   

На платформе была невообразимая толчея. Народ стоял густой толпой  и старался соблюдать очередность посадки. С особенно наглых, желающих без очереди пролезть к дверям поезда, срывали шапки и бросали их назад. Курсантам отдавалось определенное предпочтение, но, пожалуй, лишь из-за сострадания к загубленной в казармах молодости. Кондрашкин стоял в первой шеренге,  когда подошел поезд метро. Поезд был странного цвета: зеленый с красно-белой полосой по всей длине состава. В кабине машиниста Кондрашкин заметил офицера и двух солдат по бокам. Офицер с невозмутимым видом смотрел вдаль и был похож на манекен, солдаты следили за посадкой.

Кондрашкина больно толкнули в бок, и он влетел в вагон. Толпа притиснула к нему молоденькую девушку, да так близко, что их глаза и губы находились на одном уровне в трех-четырех сантиметрах друг от друга. У девушки были очень милые губки, похожие на сердечко, и Кондрашкин испытал непреодолимое желание поцеловать их. Ему стало стыдно за свой необузданный порыв, он вспомнил свою жену, включил еще какое-то отвлекающее воспоминание, но ничего не помогало, и  Кондрашкин решился. Он сложил губы «крендельком» и поцеловал …

…холодную бляху патруля.

     Ее владелец, статный офицер в серой парадной шинели, неизвестно каким образом оказавшийся на месте девушки, выразил кивком головы свое удовлетворение, как бы говоря – Молодец, уважаешь! –
     У Кондрашкина нервно задергался глаз. – Да ты не бойся – сказал офицер – я уже сменился, будь здоров -  И он затерялся в спешившей к выходу толпе.

     Незаметно Кондрашкин доехал до своей станции. – Ну, держись – сказал он сам себе – здесь просто так не проскочишь, наверно с семи часов все выходы уже обложили – На станции метро можно было видеть курсантов, слоняющихся по платформе, видно боящихся выходить, и это означало только одно – патруль!

     Кондрашкин проверил все свои Системы. К Блоку Военная Опасность подключил Прибор Заднего Видения   и Спиночуствительный Координатор, поправил ремень, шапку, весь внутренне напрягся, нельзя ему сегодня  отсиживаться в метро и ждать пока патруль наловит достаточное количество курсантов,  и у него иссякнут повестки в комендатуру, Кондрашкин был сегодня дежурным, и должен был обязательно явиться в срок.

      Вдруг Кондрашкин увидел девушку, которую хотел поцеловать в поезде. Она стояла недалеко от него и рассматривала свое пальто с выдранным клоком ткани на месте бывшей пуговицы. Кондрашкин подошел к девушке, извинился, и, объяснив ситуацию, попросил взять его под руку и проследовать с ним на выход, мимо патруля. Патруль парочки обычно не трогал, но бывали и исключения. Девушка согласилась, и они двинулись в путь.

     Офицеры патруля расположились несколько необычно: один спрятался за газетными автоматами, а другой с солдатами стоял рядом с выходом из метро в подземный переход. Другие двое солдат прятались в комнате милиции, отрезая все пути к отступлению тех, кто пожелал бы броситься назад на выходящих граждан.
     Кондрашкин чувствовал себя знаменосцем на передовой. С девушкой под руку он вышел в вестибюль метро, с достоинством отдал честь стоящим у выхода офицеру и солдатам, те козырнули в ответ. У Кондрашкина отлегло от сердца, но офицер, прятавшийся за газетными автоматами, вдруг вышел из-за своего укрытия и направился к парочке.
- Мой папа  –  только и успела шепнуть девушка. Майор подошел к ним и спросил – Сюзанна, кто этот молодой человек? –
- Это… Это мой друг К-Коля – проговорила Сюзанна первое, что пришло ей в голову. Кондрашкина звали Борей, но он кивнул майору и придурковато улыбнулся.
- А можно мне, Коля, посмотреть Ваши документы – еще строже спросил папа-патруль. Кондрашкин потянулся за документами, и на его руке предательски блеснуло обручальное кольцо.

      То ли из-за обманутой дочки, толи из-за того, что по Уставу кольцо носить не рекомендовалось, глаза папы-патруля сделались маленькими и злыми. Он стал похож на бульдога, которого ткнули палкой в бок. «АВЯ» Кондрашкина заключил – сейчас все решает внезапность –
Кондрашкин резко отпрыгнул в сторону и, пригнувшись, мелкими перебежками, побежал к выходу. Бежать было трудно, мучила отдышка. Кондрашкин имел очень напряженный график жизни: занятия, самоподготовка, ребенок, который спит в основном днем, а ночью с удовольствием развлекается с папой, жена – тоже человек, требует внимания, а самое главное – нервы. Нервы были ни к черту. Постоянный страх, быть где-то и кем-то пойманным и наказанным, да еще в возрасте, когда появляются первые признаки лысения,   и старший сын скоро пойдет в школу, да еще наказанным неизвестно за что, за нарушение неизвестно каким уродом установленного порядка – все это привело к тому, что бежать было трудно, мучила отдышка.

- Стой, держи! – послышалось сзади.
- Не стрелять, брать живьем! – узнал Кондрашкин голос папы-патруля.

Спасительный просвет был уже близок. Кондрашкин оглянулся и не заметил погони. Не сбавляя скорости, он перешел в режим Умиротворения, вышел к остановке автобуса и встретился глазами со своим начальником курса. Начальник поманил Кондрашкина к себе. Кондрашкин улыбнулся, ощущая полное спокойствие и расслабление, подошел к начальнику, надеясь рассказать ему о своих приключениях, но тот, сухо поздоровавшись, спросил – Ты, что это Кондрашкин, вчера с самоподготовки на полчаса раньше ушел? -  Кондрашкин не ожидал такого оборота, растерялся, забыл все легенды прикрытия, и сказал первое, что пришло ему в голову – Патруль…

- Обалдели вы все с этим патрулем – сказал начальник курса – форму носить нужно аккуратно и стричься вовремя. Что это у тебя в руке? –
Кондрашкин и вправду держал в руке какой-то листок. Эта была повестка военной комендатуры, выписанная на имя Кондрашкина, и предлагающая задержанному явиться к назначенному часу по такому-то адресу… .
     Кондрашкин уважал начальника курса, тот был добрым и справедливым, не любил наказывать подчиненных за мелкие огрехи, но за задержание патрулем, как не крути, наказывать было необходимо, иначе самого начальника на его партсобрании высекут.

     - Так, снова влип – сказал начальник курса – зайдешь сегодня ко мне после построения. Такая фраза ничего хорошего не сулила, но Кондрашкин был спокоен, только подумал  –  Рано переключился с Военной опасности на Умиротворение, успели всучить повестку –
     Перед глазами все поплыло, «АВЯ» щелкал в голове, Кондрашкину даже показалось, что он задымился. Все Системы Кондрашкина заработали в Аварийном Режиме.

     К автобусной остановке подъехала Боевая Машина Пехоты. Кондрашкин забрался в нее. Машина была очень просторная, как большой танцевальный зал. Всюду горел свет. Пары патрулей кружились в вальсе, военный оркестр играл «Варшавянку». В середине зала стояла большая новогодняя елка, наряженная большими и маленькими бляхами патрулей, а по середине елки тянулась ослепительно белая кожаная гирлянда, с подвешенными стеклянными штык-ножами.
     Рядом с елкой стоял Дед Мороз в парадной форме летного офицера с двумя солдатами по бокам. Из большого зеленого мешка он доставал разноцветные повестки и раздавал их проходящим мимо гостям.
     Кондрашкин шагнул к Деду Морозу и провалился в темноту. 


     В курилке было не продохнуть. Все обсуждали последнюю новость – нервный срыв Кондрашкина.
- Да, це дiло – говорил Стецько Сидорову, -
 - Ось як бувае. Хлопець-то мицный, вiдмiррiк, п”ятыкурсник, диток двое, дружина дуже гарна, шо вiн з глузду зьихав? –
- Наверное, потому, что отличник – сострил Сидоров.
- Да не, те тихие – перешел на русский Стецько -
- А этот же такое учудил, диву даешься, да и только. Начал ко всем офицерам на остановке автобуса приставать, повестки какие-то требовал, маршировал, документы всем свои предъявлял. – Может на пятом курсе, и мы такими же станем, а, Сидоров?
- Дожить бы до пятого курса – пессимистически подметил тот. –
- Ты где живешь сейчас, в общаге или в городе? –
- Да вчера к жене переехал – сказал Стецько.
- Дорога-то как, сколько времени тратишь?  - поинтересовался  Сидоров.
- Час с лишним, на двух автобусах, да на метро. Патрули кругом. –

Они обменялись телефонами и разошлись по своим аудиториям.

Через неделю Сидорова разбудил ранний телефонный звонок:
- Алло!
- Здоров, Колян, це Стецько.
- Чего тебе в такую рань, а?
- Колян, у меня в раковине шкрек, жаба, Колян, жаб-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!!!

3 ноября 1986 года  г. Москва


 
 
 








   
   
 


Рецензии