Сказка о Драгоценном Осколке

второе жизнеописание

         В одном лесу, на одной поляне, в тени одного дерева лежал Драгоценный Осколок.
          Он был очень красивый. Грани сияли на солнце, ребра были острые, словно бритва. А внутри клубилась некая дымчато-зеленая тайна.
         Это была Тайна его рождения. Размышления о Тайне составляли суть и смысл существования Осколка. Они занимали его в течение долгого летнего дня и долгой зимней ночи, и в жару, и в ненастье.
         Осколок давно уже понял, что сам по себе является лишь малой частью чего-то неизмеримо большего. Но чего? И как он очутился здесь, под деревом? Осколок напряженно пытался вспомнить. И думал, думал. Или думал, что думает и вспоминает. Так или иначе, он был уверен, что однажды ответы обязательно найдутся.
         Например, вечером Осколок увидел падающую звезду. Она вычертила по небосклону яркий след и потерялась за кронами. Наутро Осколок рассказывал молодой траве, окружавшей его, очередную версию своего рождения. Он был, да, да, безусловно, он был, - он ярко помнил это – частью одинокого космического камня. Миллионы миль беспросветного Космоса. Миллиарды лет бесцельного пути. Умопомрачительная, непостижимая бесконечность. Звезды холодно смотрели на него, туманности позволяли себя трогать. Притяженье планет изменяло траекторию его движения, но ни одна из них не сумела поглотить. И только последняя... Так или иначе, попал он в поле ее гравитации, а позднее – и  в плотные слои ее атмосферы, где, падая, раскалился добела. Потом, возле самой земли, космический камень взорвался и рассеял сам себя по всему свету в виде Осколков.
         - Гул от взрыва стоял такой, что люди и животные валились с ног, а Осколки разлетались прочь с ужасающим свистом. Так я и оказался здесь, на этой поляне, под этим деревом.
         Он старался ничего не пропустить, и даже вспотел от усердия, насколько может это сделать осколок.
         Листочки сныти закачались и зашуршали, побеги будры запахли сильнее, а стебли купены задумчиво пригнулись к земле. Только Куртина Осоки скептически хмыкнула и спросила:
         - А чего же мы того грома и свиста не слышали?
         И все прочие растения тоже стали недоуменно переглядываться.
         - Не слышали, не помним свиста…
         - Это было очень давно, - ответил Осколок. Он обиделся проявленным недоверием, но все равно тщательно сохранял присутствие духа. - Я появился здесь значительно раньше каждого из вас. Вы просто не можете этого помнить.
         Надо согласиться, что последнее было чистой правдой. Осколок был гораздо старше былинок и трав, растущих вокруг него. Даже постоянный оппонент – Куртина Осоки – ничем не возразила на эти слова. Лишь позволила себе еще раз скептически хмыкнуть. Уж она-то могла припомнить Осколку еще несколько историй его происхождения, придуманных столь же правдоподобно и рассказанных столь же непринужденно. Могла, но не стала.
         В другой раз мимо Осколка прошла группа оживленно беседующих людей, звякнула чем-то поодаль и скрылась в чаще. Из глубин своей памяти Осколок выудил ощущение, что некогда он был близок с людьми и даже, более того, люди нуждались в нем. Тогда, когда он был частью чего-то большего. Он вспоминал голоса, движения, прикосновения их рук. И вдруг ясно, совершенно ясно представил себя драгоценным камнем в уборе короля. Символ богатства и власти, неведомый камень южных земель, любезно поднесенный вассальным соседом.
         Осколок (теперь бриллиант) мерцал и светился – в его глубинах затаились прозрачно-тлеющие точки. Это были отражения свечей, стоявших перед королем.
         - Меня нашли в пещере чернокожие рудокопы, огранили люди в чалмах – язык их затейлив, а песни очень мелодичны. Потом в холодной туманной стране искусные мастера, распевая псалмы, одели меня в золотую оправу и украсили ее сложной резьбой. Только после этого я был подарен, точнее, завоеван, точнее, отдан как дань. Тысячи людей прошли перед моим оком, очень немногие имели право меня коснуться. В знаменитой династии я переходил от одного правителя к другому до той самой решающей битвы, когда вражьей стрелой я был выбит из оправы и затерялся в траве. Лишившись магического амулета, последний король пал, тело его поглотила земля, имя забылось, а великое государство разорвали на куски коварные соседи.
         Былинки и листочки снова зашуршали, а Куртина Осоки снова скептически хмыкнула:
         - Чего-то не припомню я великой битвы поблизости. Бог с ним, с королем, но уж коней-то я бы запомнила.
         - Это был очень давно, - привычно возразил Осколок.
         - Очень, очень давно, - закачалась былинки и стебли.
         Но однажды случилось то, что неизбежно должно было случится. Осколок узнал, наконец, свою Тайну.
         Впрочем, по порядку. Бежал мимо того места Заяц. Торопился - очень!!! - под лапы не смотрел, наступил на Осколок и порезался.
         - Ну вот опять!.. – заплакал Заяц, высоко подняв кровоточащую лапу. – Не могу больше жить в этом лесу!..  На каждом шагу – бутылочные осколки.  На каждом шагу!.. Все лапы себе изрезал...
         - Простите, - сказал Осколок, - я совсем не хотел. Я не виноват. Однако, скажите, пожалуйста, что такое «бутылка»? Как выглядит эта драгоценность? (Осколок все еще «был частью» королевского убора).
         - Какая драгоценность?! - взвился раздраженный Заяц. - Бутылка – это такая стеклянная тыква. Люди в ней всякое питье в лес приносят. Это сначала она типа драгоценность. А когда опустеет – шарах! шарах! Стекляшки и разлетаются. С ужасающим свистом.
         Заяц, хромая, ушел прочь.
         Все-все вокруг слышали этот разговор – и сныть, и будра, и Куртина Осоки, и бабочки с муравьями, и прилетевшая не вовремя Сорока.
         - Не может быть! – закричал Осколок сквозь слезы. – Я никакая не стекляшка! И знать не хочу никакой глупой бутылки! Я помню совсем другое, а бутылку не помню. Это – гадкая глупая выдумка.
         Возвратившийся Заяц принес в лапах горсть стекляшек, которые походили на Осколок, как родные братья. Недостающие части принесла в клюве Сорока. Общими усилиями Заяц и Сорока собрали бутылку, и Осколок как раз вписался в ее вульгарный круглый бок.
Зачем разбитую бутылку собрали – я не знаю.  Но только с той поры Осколок замолчал. Он больше не раздумывал о Тайне, поскольку тайны никакой больше и не было. И никогда не было.
         Осколок лежал молчаливый и пустой. Среди таких же молчаливых и пустых братьев.
Прошло много лет. В одно такое ничем не примечательное лето случилась в округе великая сушь. Состарившееся дерево высохло. Куда-то исчезли и купена, и будра, и Куртина Осоки. Звери и птицы покинули лес. Везде торчали высохшие стебли и стволы. Солнце палило с неба жестоко и неумолимо. Однажды утром его лучи преломились в бутылочных осколках и упали на кучку сухой травы. Из-под нее потянул слабый дымок, и вскоре показалось пламя.
         Лес выгорел весь.
         Остались вместо него лишь угли да зола.
         Во время пожара часть осколков разбитой бутылки рассыпалась в мелкую пыль, смешалась с почвой и золой. Осколок оплавился и принял в себя несколько своих братьев. Его грани потеряли бритвенную остроту, став на ощупь округлыми. А в самой глубине появились разновеликие пузыри, разноцветные прожилки и паутинистые трещины.
         Прошло еще несколько десятков лет. На месте старого пожарища вырос молодой березовый лес. Однажды бежала по тропинке черноглазая шустрая девчонка. Остановилась, подобрала что-то с земли и стала внимательно рассматривать, задрав голову к солнцу.
         С той поры Осколок живет в заветной коробочке, среди прочих драгоценностей. Его показывают подружкам и взрослым гостям, которые тоже смотрят сквозь него на солнце.  Иногда – на пламя свечи.
         И восхищенно цокают языком или посвистывают.