Конец света и тьмы

- Николай Федорович, вас там спрашивают, - входя в комнату, сообщила домработница.
- Кто?
- Не знаю, какой-то плюгавенький.
- Ну, Катя, когда вы научитесь принимать… Хоть бы имя спросили. Ну, проси.
Вошел, действительно, плюгавенький. Тщательный зачес на лысину. Один глаз косит.
- Глубокоуважаемый Николай Федорович! Тысяча извинений, что осмелился обеспокоить вас в воскресный день, да еще и дома. Единственным оправданием моим может служить глубочайшая уверенность в вашей предположительной заинтересованности темой нашего предстоящего собеседования.
Николай Федорович слегка оторопел от такой изысканной манеры изложения и, невольно принимая предложенный стиль девятнадцатого века, извлек из подсознательных глубин памяти нечто соответствующее:
- С кем, собственно, имею честь? Не припоминаю, чтобы мы были знакомы.
- Именно, именно! Не знакомы! Вернее, односторонне. Кто же не знает академика Хаустова!
- Ну, если быть точным, то я член-корреспондент. И никто меня не знает. Кроме узкого круга специалистов моего профиля. Все же…
- Да, да! Представляюсь. Барбос.
- Простите?..
- Фамилия моя… Барбос. С ударением на первом слоге. Теодор Сигизмундович, к вашим услугам. Предки мои из поляков. Или ливонцев. Даже что-то с крестоносцами связано… Впрочем, это пустяки. Не стоящие вашего драгоценного внимания.
Николай Федорович почувствовал, что раздражение нежданным визитом исчезло; забавный человечек чем-то заинтересовал. К тому же пропало рабочее настроение.
- Выпьете чего-нибудь?
Посетитель вынул из кармана носовой платок какого-то дамского вида, с кружевной окаймовочкой, деликатно омокнул нос, который, в отличие от глаз, был ничем не примечателен:
- Находясь при исполнении… Впрочем, не откажусь.
- Виски, коньяк?
- Боюсь показаться неучтивым, но, если не возражаете, текилу.
Хаустов поднял брови:
- Хм… мне, разумеется, не жалко… но вы уверены, что у меня есть?
- Досточтимый Николай Федорович, неужели вы допускаете, что я мог нанести вам визит, не озаботившись ознакомиться с вашими обыкновениями?
Хозяину стало совсем интересно. Можно было сказать, что Николай Федорович развеселился, если бы это имело какое-то внешнее проявление.
- Катя, принесите, пожалуйста, текилу, лимон и соль! И минералки! Итак…
- Понимаю, понимаю, и ценю ваше время. Еще раз хочу заверить, что не осмелился бы докучать без уверенности в важности порученного мне дельца. И не только для меня важности, но – и главным образом – для вас! Несмотря на обширный круг моих контрагентов не каждый день приходится беседовать с человеком, который завтра, возможно, получит Нобелевскую премию! Так что, вторгаясь, я в полной мере осознаю, что отвлекаю…
- Ну, полно, полно, - академик уже всецело подчинился дворянско-гусарскому лексикону, - все-таки, кто же вы?
Неожиданно посетитель с собачьей фамилией вальяжно развалился в кресле, лицо его приобрело значительность, он как будто прибавил в росте, и даже глаз стал меньше косить.  Глядя себе в ноги, он медленно произнес:
- Я часть той силы, что творит добро, всему желая зла.
Впечатление смазало появление Кати, грохнувшей на стол  поднос.  Когда она вышла, хлопнув и дверью, Хаустов медленно разлил по стопкам текилу и с запинкой спросил, обнаружив редкую для людей его круга начитанность:
- Так вы… хотите сказать…простите… что вы – Мефистофель?
Барбос, очевидно раздраженный снижением эффекта, немедленно вернулся к своей суетливой манере разговора, и с очевидным ехидством произнес:
- Эх, эх, эх, Николай Федорович! Сразу уж и Мефистофель! Вы, извините меня, при всем моем, все-таки не Эйнштейн! И даже не Лысенко. Ну, и соответственно рангу, к вашим услугам.
После этих не очень учтивых высказываний Барбос ловко опрокинул стопку, продемонстрировав отменное знакомство с ритуалом потребления текилы. Академик машинально повторил действия гостя, сопроводив их словами:
- Что это вы меня с этим лжеученым сравниваете?
Только после этих слов ему стала очевидна нелепость ситуации: перед ним сидит организм, аттестующий себя инфернальным посланцем, а он не нашел ничего более умного, чем обидеться на мелкий укол тщеславию. Однако, потомок крестоносцев воспринял слова хозяина совершенно как должное:
- Уж никак не хотел унизить вас сравнением, любезный Николай Федорович. Вы же на Эйнштейна не обиделись? А про Трофима Денисовича у вас превратное представление. Но, если позволите, не о нем речь.
Академик почувствовал в голове легкий гул, который предпочел отнести на счет текилы:
- И что… вы готовы предложить мне… молодость?
Барбос рассмеялся, при этом окосел уже на оба глаза:
- Ох, уж мне этот господин советник Гете! Ему бы о душе подумать, а он все маргаритки срывал. До старости горничным проходу не давал. Да и вообще, напутал он все. Ведь до него, драгоценнейший Николай Федорович, на ту же тему кто только не писал, включая Кристофера Марло, а первоисточник – просто легенда. Да и подумайте сами, к лицу ли вам молодость? Это в средние века никто паспорта не спрашивал. И как вы к себе в лабораторию явитесь? И с супругой непременно проблемы будут. Нет, Николай Федорович, мы давно от бартера отказались. Платим валютой. Любой. Доллары. Евро. Иены. Черта в ступе, простите за выражение. Что хотите.
- И что же желаете приобрести? Мою бессмертную душу?
- Эк вы зациклились. Ничего другого не читали? А ведь известно, что на свете есть штуки посильнее, чем "Фауст" Гете. Да, надо признать, что был краткий период, души были в дефиците, был план. Правда, нам, клеркам, так и неизвестно, зачем эти души, кому они нужны, так ли они бессмертны… а если и бессмертны, то все равно зачем? Но, как говорил Собакевич, "вот вы же покупаете, стало быть нужны". Нет, нет, у моего департамента теперь другой закупочный план. Мы покупаем открытия.
- Что значит "покупаете открытия"? Как покупаете? И что с ними делаете? Внедряете? Где?
- Не торопитесь, Николай Федорович. Все по порядку. Первое. Что значит "покупаем"? Это наш небольшой технологический секрет. После покупки вы уже не сможете открытие использовать. Нигде, никак и никогда. Второе. Как покупаем. Договариваемся о цене, оформляем договор…
- Кровью? – академик постарался, чтобы его вопрос прозвучал иронически.
- Чуть не сказал – "Бог с вами"- что вы, Николай Федорович. Да и слово "договор" употребил условно. Устно договариваемся. Да, должен предупредить, что наш разговор записывается. Фонограмма будет передана Творцу, он уж и отслеживает условия выполнения соглашения.
- Как… Творцу? Вы лично?
- Не удостоен, - суховато ответил Барбос. – Лично никогда не встречался. Не по чину. Передаем по команде, как положено. Третье. И четвертое сразу. Где внедряем. Нигде.
- Тогда… зачем?
- Так весь смысл покупки, почтеннейший Николай Федорович, в том и заключается, чтобы нигде и никогда.
- Понятно, понятно… Ну, а повторное открытие? История сплошь и рядом … такими примерами. Как тогда? Снова покупать? Не разоритесь? И вообще, чем покупать, может проще… того…бритовкаой по горлу… или в окно?
- Иронизируете? Зря. Что касается повторных открытий – не наше дело. Есть Заказчик, его проблемы. А насчет бритовки… побойтесь Бога, Николай Федорович, разве мы душегубы какие? Ну, то есть, конечно, и душегубы, но не в том смысле… не разбойники все же с большой дороги.
- Значит, вы теперь творите зло более утонченными методами. Лишая людей достижений цивилизации.
- Эх, эх, снова скажу, Николай Федорович. Глупость сморозили, не говоря уж о высокопарности. Я ведь не зря про добро и зло намекнул. Вот , позвольте рассуждение. Все говорили – в двухтысячном году конец света. Ноне – две тыщи пятый – и ничего? А может, он уже наступил, только никто не заметил? Кроме нас? Вот, раньше, наш департамент числился строго по ведомству "зла".  От нас все зло, от Творца – одно благо. Не смею судить о Творце, но у нас… Это ли не конец света? Вот приобретаю открытие. Цена сходная, открытие для человечества ценное. Злое дело сделал? Это как посмотреть.
- Ну, Америку открыли. Очевидно, есть опасные вещи, возьмите хоть генную инженерию. Конечно, надо с осторожностью. И бриллиантом можно череп проломить.
- Не поняли вы меня. Не об этом я. Какие там опасные последствия. Есть открытия – пальчики оближешь, вроде одно благо для людей, - видимо, облизывание пальчиков вызвало у Барбоса ассоциации, и он без разрешения хозяина наполнил стопки, - вот, давайте на примере. Где-то годах в двадцатых купил я такое открытие: состав для эпиляции волосяного покрова. Ну, то есть, радикально. Помазал – больше никогда не вырастет. Хорошо? А теперь, подумайте, кто этим будет пользоваться? Думаете, только мужчины, которым надоело бриться? А женщины? Которые ежедневно борются с растительностью на ногах, в подмышках и на лобках? А чем они бреются и борятся с волосами? Правильно. Лезвия, станки, жиллеты-муфлеты, эпиляторы, кремы для бритья, кремы после бритья, лосьоны, электробритвы… Вы представляете, сколько людей занято в производстве и распространении всего этого? А парикмахеры?  И вы хотите сделать всех этих людей безработными? Обрушить целые отрасли экономики наиболее развитых стран?
Барбос остановился перевести дух, махнул еще стопочку текилы, не побеспокоившись о хозяине, и продолжил:
- Но этого мало! Только я закрыл это открытие, как появилось противоположное: состав против облысения! Помазал – на третий день шерсть. Хоть на коленке. Само по себе имеет катастрофические последствия для тех областей, которые борются с облысением – пересадка волос, парики… что там еще? Но в сочетании с предыдущим открытием – все, апокалипсис! Захотел – отрастил, захотел – облысел. И никто не нужен! Так, хочу вас спросить, что мы творим – добро или зло? Я уж и сам не знаю… конец света… и тьмы. Дифференциация минимальна.
Из косого глаза Барбоса прямо в очередную стопку выкатилась слеза.
- М-да… И много у вас уже куплено?
- О! Не счесть. Ну, навскидку. Препарат, начисто уничтожающий похмельный синдром. И препарат, начисто отвращающий от алкоголя! В паре они непременно обрушат алкогольную промышленность! Что было бы с большинством стран, можете себе представить?
- Да, уж. Это, пожалуй, не слабее нефтяного кризиса.
- Именно, не слабее. А вакцина от диабета?
- Что, было и такое открытие?
- Именно, было. И нет. Зло для людей? Конечно. А масштабы мирового производства инсулина? То-то.
- Так, возможно, были лекарства или вакцины против СПИДа, рака?
- Конечно, конечно! Нет почти ничего, до чего бы не додумалось человечество. О, если бы не мы…
Оживление покинуло Барбоса, он откинулся в кресле и замолчал. Хаустов тоже молча переваривал полученную информацию, потом спросил:
- И что же вы хотите от меня?
Барбос встрепенулся:
- Прошу прощения, увлекся. Конечно, мой визит носит исключительно прагматический характер. Предлагаю вам восемнадцать тысяч евро за вашу гипотезу, опубликованную последнем номере "Анналов".
Хаустов изумился:
- Какой практический смысл это имеет? Сугубо теоретические соображения из области космогонии, до практики, как до Бога…
- Кто знает, кто знает… Впрочем, потому и предлагаю не миллион. Смета. И так перерасход. Могу надбавить пару тысяч. Не более. Ну, по глазам вижу – согласны. Можете ничего не говорить.
- Глаза тоже на диктофон записываете? Бред какой-то!
Вошла Катя:
- Николай Федорович, вас там спрашивают.
- Кто?
- Не знаю, двое, в халатах…
Не дожидаясь приглашения, в кабинет робко вошли два дюжих мужика, облаченных в белые халаты. Увидев Барбоса, один из них с облегчением выдохнул:
- Слава тебе Господи, тут он!
Потом повернулся к Хаустову:
- Вы уж извините, гражданин академик, недосмотрели за пациентом. Но он у нас безобидный.
И к Барбосу:
- Вставай, расселся… и налакался уже, на халяву!
Барбос встал и впервые за все время улыбнулся, показав великолепные зубы:
- Спасибо за гостеприимство, Николай Федорович. А знаете, жемчужина моей коллекции? О! Представьте только себе, от чего я спас человечество! Способ передачи мыслей на любое расстояние!
И вышел, сопровождаемый санитарами и Катей.
Хаустов вернулся за стол, посидел некоторое время, сжав голову руками. Потом медленно встал, подошел к стеллажам и достал последний номер "Анналов". Открыл на нужной странице, и вместо своей статьи, содержание которой как-то ускользало, обнаружил уведомление об открытии во "Внешторгбанке" счета на его имя на сумму девятнадцать тысяч евро.
         Тысячу, жулик, прикарманил.