Маленький очерк о верности

Говорят, если человек любит собак – это хороший человек, добрый. Вот и я так считаю – это и моё жизненное кредо.
Одних просто обожаю, других - жалею: грязных, бездомных, голодных с несчастным и вместе с тем озлобленным взглядом, не раз битых палкой или просто носком чьего-то ботинка, больно угодившего в живот.
У меня слёзы наварачивались на глаза, когда я встречала такую псину, мокнущую под проливным дождём или съёжившуюся от пронзительного ветра в чьём-то мрачном подъезде, в который и заходить-то не хочется, не то, что жить в нём.
Такие картины напоминали мне эпизоды из жизни Шарикова до того, как он стал человеком. Но к сожалению, я не Филип Филипыч и не провожу опыты на собаках, и мне просто некуда было бы взять это существо. И я молча жалела это бессмысленное создание природы и сердце сжималось в комок от невозможности помочь ему.
Но это воспоминания из прошлого...
Всё это происходило там... Только там это и могло происходить...
Здесь жалеть некого. Здесь это существо вызывает чувство благородной зависти.
Такое грациозное, холёное, сытое и совершенно без проблем. Мне бы так...
И всё равно ко всем к ним я отношусь очень трогательно и всех  их очень люблю.
По-моему, нет в жизни друга более преданного, более ответственного за тебя, чем твой пёс.
Никто никогда не будет так ждать тебя во время долгого отсутствия и безмерно радоваться твоему внезапному возвращению.
Человек на такое чувство не способен. Он твоё отсутствие будет использовать максимально в своих целях, а внезапное возвращение расценивать, как бестактность (...Можно было бы предупредить...)
А пёс...Он будет сутками лежать у двери, положив голову с грустными печальными глазами, еле прикрытыми тяжёлыми веками, на натруженные лапы и ждать, ждать...
Это ли не самоотверженность во имя своей любви и преданности.
Поэтому, сколько я себя помню, рядом со мной всегда находился такой друг.
Сначала в облике шаловливого щенка, с которым мы вместе переворачивали вверх дном наше жилище, за что нам обоим не раз здорово попадало от моих родителей.
Затем щенок превратился в статную симпатичную псину на крепких мускулистых лапах с умным всепонимающим взглядом, считающим ниже своего достоинства шкодить. И я привязалась к нему ещё больше, тем более, что роста мы были почти одинакового и чувствовали себя с ним ровестниками.
Сначала он провожал меня в детский сад, затем стал сопровождать меня по дороге в школу, и я не мыслила себе своего существования без него.
Он был моей защитой и гордостью, единственным и самым верным другом на всей земле.
Но время неумолимо, и я выросла.
А подростки такие странные люди, они живут в своём, не всегда реальном мире и подчиняются только своим законам и желаниям.
И наступает момент, когда тебе уже нужен совсем другой друг в образе тебе подобного, но противоположного пола.
И твои мысли начинают путаться в голове, и ты уже ничего не замечаешь вокруг – ни голубого неба, ни зелёной травы, ни серой толпы – всё становится розовым вокруг и только Он...
И нет ничего приятнее на свете, как только думать о нём, мечтать о нём, разговаривать с ним и как верх  совершенства и блаженства, вдруг дотронуться нечаянно до его руки.
Земля разверзнется под ногами, тучи закроют солнце, всё померкнет вокруг и больше не захочется жить, если он вдруг выберет не тебя, а твою соседку по парте, или ещё того хуже – твою лучшую подругу.
А так почему-то бывает чаще. Наверное, существует этот зловещий «закон подлости», который ещё не раз в жизни подставит тебе подножку.
Но поначалу мы не готовы к этому. Холодный и здравый рассудок приходит к нам потом, гораздо позже, когда наделана куча глупостей, когда набито огромное колличество шишек и просто, когда приобретается какой-то жизненный опыт.
А какой опыт у юности ?!
Разве что опыт детства. Когда всё принимается за чистую монету, когда нет золотой  середины между «да» и «нет», «плохо» и «хорошо».
Когда душа чиста и прозрачна, как слеза Иисуса. И когда эта душа оголена, как  высоковольтный провод, готовый обуглиться при неправильном обращении.
С таким опытом и с такой душой  мы вступаем в почти взрослую жизнь.
И никуда от этого не деться. Все через это проходят, каждый должен переболеть этим возрастом, как болеют в детстве корью или ветрянкой и нет другог пути.
И я переболела...
О Боже, как сладка и упоительна  была эта болезнь, но как болезненны  и губительны были осложнения её. Как мучительно и прекрасно было находиться в состоянии первой любви, когда просыпаются все лучшие чувства и раскрываются все таланты.
И я была талантлива...
Я слагала стихи и песни, я совершала безумные поступки, кто их не совершает в 15 лет.
Я то витала птицей в облаках, то камнем лежала под землёй, то была чрезмерно весела, то грустила без видимой причины. И никто, кроме меня самой, не в силах был мне помочь.
Никто... Так мне казалось...
И пока я болезненно взрослела или взрослея болела, и думала, что никто в этом мире не мог бы любить меня, жалеть меня, поддерживать меня в трудную минуту
( это называется «юношеский неготивизм» - всё через свою призму, о как порой в жизни мы бываем неправы, а зачастую и жестоки...), мой пёс неотступно находился рядом со мной, только я этого не замечала.
Мой ласковый и верный друг – я ведь совсем забыла о тебе.
Эти молящие и преданные глаза ! Я вдруг опять заметила этот взгляд.
Всё в мире, совершив свой оборот, стало на свои места.
Вдруг мне открылось небо таким, какое оно есть, иногда лазурное до рези в глазах, залитое солнечным светом, иногда хмурое, в серых мокрых тонах, пугающее своей неизвестностью и непредсказуемостью.
Я вдруг резко почувствовала жизнь. А это один из признаков того, что я стала взрослой.
Всё в жизни проходит и всё начинается вновь, но уже в новом качестве, в новом измерении – это неотвратимый ход событий.
Лишь одно остаётся вечным и незыблемым – это верность.
Она нужна нам , как бы не распорядилась нами судьба, в несчастье, в горе или в наивысшей упоительной радости мы должны чувствовать чью-то преданность.
Это опора, это тот стержень, это то главное, ради чего можно жить.
Без верности человек слаб, душа его никогда не найдёт успокоения, а тело той пристани, к которой хотелось бы причалить и отдохнуть от всех невзгод.
...А потом были сборы долгие и томительные, мы уезжали далеко и кажется навсегда.
И мой пёс чувствовал это.
Его маленькое верное сердечко разрывалось от тоски, боли и отчаяния.
Он не мог понять своим собачьим умом , что его могут предать, бросить после стольких лет честной и преданной службы.
На него невозможно было смотреть без слёз, рыдания сковывали моё тело.
Из огромного статного пса он превратился в жалкое, убитое горем существо.
Он облизывал мне лицо и руки, судорожно вилял хвостом и умоляюще заглядывал мне в глаза с единственной просьбой не оставлять его.
Мне казалось, если мы отдадим его в хорошие, добрые, но чужие руки, он просто умрёт от горя и тоски. Он не выдержит этих страданий, раздирающих его собачью душу.
И было принято решение – чего бы нам это ни стоило, взять его с собой.
С тех пор прошло несколько лет.
Многое изменилочсь в моей жизни. Я стала другой.
Лишь по-прежнему вечной и незыблемой  осталась преданность моего друга.
И хоть он стал старым и ворчливым псом, но по-прежнему остаётся моей защитой и гордостью, единственным и самым верным моим другом на всей земле.

23 сентября 1996 г.
Лос Анжелес