Пацан

Судьба его поначалу складывалась вполне удачно. На протяжении двеннадцати с небольшим лет его любили и холили родители, хотя каждый по-своему. Иногда наведывались бабушки. Мамина мама - чаще, хотя приезжала издалека, потому, что жила в другом городе, папина мама – реже, хотя жила в пятнадцати минутах ходьбы через соседний сквер. Поэтому они особо не докучали нравоучениями и советами, как другие бабушки. А дедушек не было вовсе.
Сестра так просто в нём души не чаяла, но несмотря на это, они частенько поругивались, передразнивая друг друга. Но до рукоприкладства не доходило, как у многих обычных братьев и сестёр.
      В школе все науки усваивались так же быстро и легко, как потом и забывались.
Учителя попадались разные: одни ценили человеческие качества, другие – следили за дисциплиной. Поэтому папа в школу не ходил, посылая туда уставшую после работы маму, у которой хватало мужества выслушивать изливания учителей по поводу возмутительного поведения их сына.
      А сын был обычным нормальным ребёнком, и мама, зная это и справедливости ради, ограничивалась лишь выяснением причины конфликта.
А причины, хотя и были самые разные, все являлись веским основанием для последующего «возмутительного» поведения. Поэтому ему попадало редко...
А когда тебе доверяют, да ещё твои собственные родители – это, согласитесь, здорово. Поэтому врать, изворачиваться не хотелось. А если не привыкаешь в детстве врать, то и всю последующую жизнь становится гораздолегче говорить правду, какой бы горькой она не была.
      Он привык говорить правду и ужом на сковородке никогда не был. Да и слова вылетали легко и свободно, и он чувствовал себя раскованно в любой обстановке.
Честный, открытый, он был весь, как на ладошке, и просматривался, как сквозь хрустальное стёклышко.
- Бабушка, ты пряники принесла? – спросил он однажды, когда ему было года 3, у бабушки, которая жила  в пятнадцати минутах ходьбы через сквер.
- Нет! – недоумённо ответила бабушка.
- Так зачем ты тогда пришла?
Позже он ей заявил: « Бабушка, ты можешь обижаться, можешь не обижаться, но я тебя не люблю!»
Зато к другой он ездил часто и с удовольствием, проводил с ней в другом городе всё лето. Там оно, благо, было жарким, и море было рядом. Там он научился плавать. И никто не мог с точностью утверждать, что он научился делать раньше: ходить или нырять.
Он так самозабвенно заныривал в набегавшую волну, что бабушке ничего не оставалось, как бегать по берегу, размахивая руками и причитать.
      Так он рос, не обременённый заботами и проблемами. Зачем детям трудности?
Родители всячески оберегают их от всякого рода жизненных перепетий и коллизий.
У ребёнка должно быть нормальное счастливое детство, а трудностей он ещё нахлебается позже, когда подрастёт.
Так рассуждают все папы и мамы, лелея своих чад. Может быть это правильно...
      Но вот ребёнок вырастает, становиться самостоятельным, а иммунитета пртив зла, несправедливости, жестокости взрослой жизни нет. И он может сломаться сразу и целиком, под самый корень...
Ребёнку просто необходимо, как делают в детстве прививки, искусственно прививать умение пртивостоять злу и способность преодолевать любые трудности.
Он должен научиться различать лож во имя лжи и ложь во имя добра, ответственность за собственные  поступки и боязнь наказания за их совершение, способность принимать собственные решения и желание вознестись над миром.
И если родителям не дано справиться с этой философской задачей – их любимое дитя, став подростком, начнёт искать иные пути самоутверждения, порой не самые правильные.
      Он уходит на улицу, где его уже ждёт ватага сверстников с мятыми сигаретами в карманах, тайком украденных у родителей, и набором нецензурных словечек, смачно извергаемых в пустоту пыльных подвалов и чердаков.
Такое взросление ждёт не каждого.
      И с ним бы скорее всего это не произошло, потому что в семье ему было уютно и тепло. Он обожал своих родителей и они отвечали ему заботой и лаской и видели в нём свою будущую опору. Их сын рос надёжным и правильным человеком...
     Но случилось непоправимое...

- Серёга, ты выйдешь гулять? – успел крикнуть Вовка в, почти уже захлопнувшуюся за Сергеем, дверь.
Раскрасневшееся лицо Сергея  вынырнуло из дверного проёма. Он только что прибежал из школы, на ходу залепив пару снежков в своего друга Вовку с пятого этажа. На чёрной вязанной шапочке ещё лежал нерастаявший снег.
- Ща, только переоденусь и что-нибудь перекушу. А потом пойдём на горку, ладно?
Что-нибудь перекусить – значило сделать себе бутерброды с сыром и засунуть их в печь СВЧ. И, дождавшись, когда сыр растечётся, мгновенно их проглотить. Это было кжасно вкусно, а главное – быстро.
На утомительное разогревание дежурного борща, кострюля с которым всегда стояла на плите, или ещё чего-нибудь в сковородке, просто не хватало терпения.
Уроки он никогда днём не делал, потому, что делай – не делай, а вечером придёт мама и всё заставит переделывать сначала. Так зачем стараться и напрягаться дважды.
      Но в этот раз ему так и не пришлось их делать, потому что мама вечером почему-то не пришла...
Не пришла она и утром...
       Ещё долго в памяти Серёжи будет вновь и вновь раздаваться тот телефонный звонок, что истошным трезвоном сообщил им с отцом страшную весть.
      В тот день с утра подморозило, и с вечера пролившийся дождь, тонким стеклом застыл на асфальте. А потом пошёл снег, засыпая скользкую поверхность дороги, которая мгновенно становилась невидимой.
И в те самые мируты, когда Серёжка с Вовкой резвились на горке, радуясь первому снегу, в мамину машину на огромной скорости врезалась иномарка. Как потом выяснилось, водитель был пьян и не справился с управлением на скользкой дороге.
И этот первый снег, который так радовал мальчишек, стал последним в жизни Серёжкиной мамы, а также его сестры.
    Страшную, непосильную ношу взвалило на себя ещё не окрепшее мальчишеское сердце. Горе давило, болела и ныла душа, слёзы то и дело наворачивались на глаза, и, казалось, жизнь кончилась.
Но жизнь – такая странная штука, она продолжается всегда и вопреки всему.
И Сергею надо было привыкать жить дальше, но уже без самых любимых и дорогих ему людей.
Папа поначалу очень переживал и мучился. Он очень любил маму. Но потом заботы захлестнули его и он подался в поиски хлеба насущного, потому что раньше этот мужской груз полностью лежал на маминых плечах. У мамы была хорошая и высокооплачиваемая должность. А папа был простым инженером – конструктором.
А инженеры с некоторых пор почему-то стали никому не нужны. И папа, оставив свой институт, перешёл на полное мамино обеспечение.
     Сергей остался дома один. С утра до вечера в пустой квартире, которая всем напоминала о былом счастье. Всё оставалось на своих местах, и даже мамины вещи аккуратно висели в шкафу. Но теперь она угнетала, и хотелось бежать куда глаза глядят, лишь бы не испытывать этого страшного одиночества и щемящей тоски.
      И он убежал на улицу...

- Эй, пацан, поди сюда!
Сергей обернулся и увидел три тёмных силуэта. Свет от фонарного столба падал им на спины, и лиц почти не было видно.
- В глаз хочешь?
Сергей молчал. Он сначала испугался и по телу прокатилась дрожь. Но через некоторое время его охватило безразличие. Будь, что будет. Больней, чем ему сейчас, всё равно быть не может.
- А вы как раздаёте, бесплатно, или может я вам ещё останусь должен?
Парни явно не ожидали такого ответа. Да и страха в его глазах не было.
Чувствовалось, что пощады он просить не будет.
- По-моему с чувством юмора у него всё в порядке. Смотрите, маленький, а шустрый.
Парни оскалились, а один брызнул слюной сквозь зубы Сергею под ноги.
- Даже бить его расхотелось, какой интерес его мочить, если он не боится. А потом он такой щуплый, двинешь ему, а он до жопы расколится и даже сам развалится...
- А, Шустрик? – другой схватил двумя пальцами Сергея за подбородок.
Сергей отбил руку и с ненавистью посмотрел на того, кто назвал его Шустриком.
- Ну что, бить хотели, так бейте, чего издеваетесь? Или на большее фантазии не хватает?
Тут ему кто-то залепил по уху. Сергей упал. В голове загудело и перед глазами замельтешили светлые точки.
Так началась его взрослая самостоятельная жизнь...
      Как потом выяснилось, эти трое жили через дорогу в соседнем дворе, было им по пятнадцать лет, и они держали в страхе все близлежащие дома, дворы, улицы и скверы...
Тем вечером Сергей повстречал их впервые, а может они и встречали его раньше, да не обращали внимания. Просто относился он к разряду «сосунков» и его не трогали. А теперь он повзрослел, и это вдруг резко бросилось в глаза.
На следующий день они подкараулили его возле подъезда, когда Серёжа возвращался из школы.
- Привет, Шустрик!
Сергей резко остановился и стал внимательно разглядывать своих вчерашних обидчиков. Он понял, что теперь они просто так не отстанут.
- К мамочке спешишь? Мамочка сыночка ждёт, она его сейчас покормит. Кушать хочешь, Шустрик?
Сергей сжал кулаки и стиснул зубы. Хотелось закричать, что есть мочи от невыносимой, нестерпимой, душераздирающей боли...
Но он только прошептал пересохшими губами:
- У меня нет мамы...Теперь уже нет... И сестры нет...Мама больше меня никогда не покормит...
И он вдруг заплакал... Сначала тихонько всхлипывая, просто слёзы сами катились по щекам, их невозможно было удержать. Потом всё громче  и громче, он стал рыдать, не обращая ни на кого внимания. Наружу вырывалась горькая скорбь по родным людям. Это были уже не детские слёзы, но ещё и не мужские скупые.
     Парни испуганно смотрели на Сергея. И хотя, они не совсем понимали, в чём дело, им стало жаль его.
Ведь в хулиганах тоже изначально заложены доброта и сочувствие. Просто это очень глубоко, просто сверху понапихано всякой грязи. Не их в этом вина.
... Ребёнок рождается чистым и безгрешным... Вина тех, кто вылепит из него поганище...
- Ты что, Шустрик? – один из парней потряс Сергея за плечо, - Что за водопад? У тебя что, правда матери нет?
Сергей перестал плакать, резко смахнул рукой слёзы и, шмыгнув в последний раз носом, уже спокойным голосом произнёс:
- Она погибла несколько дней назад вместе с сестрой в автоаварии.
- А отец где?
- Отец работает.
- Так вы с ним вдвоём живёте?
- Втроём. У нас ещё собака есть.
- Ну ты даёшь, Шустрик!
- Меня зовут Сергей!

   А потом была весна... Какое чудо – это время года, воспетое поэтами и художниками. Что можно добавить, когда подобраны все слова, перемешаны все краски.
... Тает снег, кругом лужи, лужи, обувь не успевает просыхать, и Сергею каждое утро приходится надевать холодные и влажные ботинки и бежать в них в школу.
И опять по лужам шлёп, шлёп...
Шапку надевать уже не хочется, солнце припекает макушку, а уши почему-то красные. Холодно, зябко...Куртка нараспашку – тепло, солнце припекает спину, а руки почему-то мёрзнут, невозможно пошевелить пальцами...
И это тоже весна!
Для Сергея это была первая весна без мамы.
Зато теперь у него появились друзья. Это были настоящие взрослые друзья, а не то, что соседский Вовка. Они приняли его в свою компанию, как брата, и всячески оберегали его. Они снабжали его сигаретами, угощали мороженным (он его очень любил), иногда подбрасывали деньжат на мелкие расходы
- Сергей не слюнтяй, он настоящий мужик!
- Шустрик наш человек, он не подведёт!
- В обиду мы тебя не дадим, а кто тронет – будет иметь дело с нами.
И Сергей был горд, что у него есть такие друзья.
     Если бы он мог тогда, в свои тринадцать лет отличить настоящую человеческую дружбу от законов волчьей стаи. Если бы сумел понять суть человеческих отношений, что есть добро, а что – зло.
Это взрослому человеку не всегда удаётся. А уж ребёнку тем более.
     До сих пор он жил в замкнутом добром мире без лжи, корысти, предательства, где всё принималось за чистую монету, где не было места ненависти и зависти.
Это была его семья.
А сделать прививку против зла забыли, не успели, чего-то не объяснили, где-то упустили. И вот пришла беда и переломила ребёнка пополам...И он сам не заметил, как его засосало в это болото, в трясину, в грязь...

... В железной двери лязгнул замок, и конвоир впустил в камеру мужчину в штатской одежде с уставшими, слегка вспухшими веками, помятым лицом и с дипломатом в реках.
Сергей насторожился... Он твёрдо решил на вопросы не отвечать. Будь, что будет.
- Ну здравствуй, Сергей Ковалёв!
Незнакомец сел рядом и положил дипломат себе на колени. Сергей отвернулся.
Человек в штатском продолжал, не придавая значения тому, что с ним явно не желают разговаривать.
- Меня зовут Николай Степанович. Я следователь, и меня интересуют некоторые обстоятельсва твоего дела.
Сергей молчал.
- Так, ну хорошо, давай отставим официальный тон. Я действительно хочу разобраться, попытаться понять и помочь тебе, если ты проявишь благоразумие. Расскажи мне, пожалуйста, всё попорядку. Как ты попал в эту квартиру? С какой целью? Или может тебя кто-то подтолкнул на этот, прямо скажем, неблаговидный поступок?
Сергей продолжал упорно молчать. Мысли путались в его детской голове. Что он натворил? Как это произошло? Ведь по сути его подставили его же друзья. Как они могли так поступить с ним? Ведь он им доверял, как самому себе. А они просто обманули его.
... В памяти всплыл тот злополучный день. Но тут голос следователя оборвал ход его мыслей.
- Я навёл справки и узнал, что у тебя недавно погибла мать. Я понимаю, какая это для тебя душевная травма, и мне бы очень не хотелось, чтоб ты из-за своего упорства пострадал ещё больше.
Сергей тихонько всхлипывал. Его душила обида.
- Они предали меня, предали, предали...

Он считал, что совершает  благородный поступок. Он помогал своим друзьям вернуть «должок».
-Мужик – сволочь взял у нас деньги, а отдавать не хочет. Помоги, Шустрик нам их вернуть. Ведь это наши «бабки». Мы тебя выручали, теперь пришёл твой черёд.
    Как он мог им отказать? Он им верил, ведь он считал их своими друзьями.
А поскольку он был самым маленьким, ему легче всего было пробраться в квартиру через форточку. Он без труда нашёл деньги в указанном месте.
Но когда он влазил в окно, его случайно заметила соседка и позвонила в милицию.
Когда его взяли, он понял, что друзья скрылись, бросив его без помощи, без поддержки, взвалив на него всю вину...

... Когда Сергей вышел на улицу, яркий солнечный свет резанул глаза. Он прищурился. Рядом шёл отец, единственный родной человек, плечи его были опущены. Он крепко сжимал руку сына и молчал.
Сергей понимал, что дома им предстоит первый, по-настоящему мужской разговор...