Четверг
Сейчас зима. Уже много дней метёт, холодно и на улицу совершенно не хочется. Я вспомнил, как сладко вчера засыпалось. В наступивших сумерках, когда дневная реальность потеряла силу, когда блестящий в ночных огнях снег застелил сознание, на меня навалилось удивительное чувство тепла и уюта. Как приятно было лежать под одеялом и слушать необузданную игру ветра, колышущего карнизы и поющего меж щелей в оконных рамах. К этой колыбельной я попытался добавить стук железной дороги, который всегда вводил меня в мягкий транс.
Но: сейчас утро, не забывай об этом! Прочь тёплые мысли из чугунной головы! Сейчас нужно заправить её железом и сталью, иначе не хватит сил. Вперёд: кухня, завтрак, чай, – “опять колет, чёрт возьми! да прекратишь ты!?” – туалеты, ванные, зеркало, щётка, паста, зубы, полотенце, свитер, ботинки, крем, щётка, куртка, шапка. “Счастливо”, - хочу сказать отцу, но, как всегда промолчав, закрываю за собой дверь.
Тускло горящие фонари тщетно пытаются разогнать своим светом пургу. Раз! – и кругом темнота. Вмиг всё превратилось в силуэты и тени. Различались лишь редкие окна домов. “Либо я ослеп, либо вижу до странного реальный сон, от которого будешь весь день ходить под впечатлением и ужасно мутно себя чувствовать. Ещё очень рано, чтобы выключать освещение. Кто-то видимо неудачно опохмелился”. Минутой позже, когда глаза немного привыкли, улица преобразилась в нечто магическое. Словно природа сама подружилась с городским освещением и попросила его ненадолго уняться. “Фьююю...” – весь город погрузился в огромный котлован с ветром, который был там королём. Он звучал словно музыка, он пел и как будто плакал. Я поднял голову и увидел небо, на удивление не затянутое тучами. Кое-где торчали одинокие звёздочки. Рваные обрывки белесых облаков, как будто клоки на волосах альбиносов, выделялись на чёрном холодном небосводе. При взгляде на такое небо и чужие звёзды сразу начинаешь понимать, какой же абсолютный Холод в Космосе, и как обманчиво бывает оно летом, когда в жару кажется, что даже из звёзд текут ручейки пота.
Я иду, завороженный этим психоделическим пейзажем, и в голове непроизвольно начинает звучать гитарная партия Дэвида Гилмора. “В один из этих дней я разрежу тебя на маленькие кусочки”. Пинк Флойд – вьюга в мозгу.
На этом фоне делают жалкие попытки передвигаться в пространстве чёрные силуэты призраков-людей. Они напоминают мне зомби, до того нереальны и призрачны их движения. Я сам принадлежу к их числу, я составляю эту массу фантомов пленного города, в котором асфальт и цивилизация отступают пред силами природы. Мне хочется видеть глаза каждого проходящего, но я различаю лишь иссиня-черные пятна воротников и капюшонов.
Маршрутка набита сонными людьми, почти все дремлют, лишь изредка открывая глаза убедиться, что не проехали. Я сам дремлю стоя. Мир сузился до пределов этой маршрутки. Все они мертвецы, потенциальные мертвецы. Позже народ немного рассеивается, и я замечаю, что кондукторша косится в мою сторону. “Что, понравился?”- думаю я. – “Так иди сюда. Вместе отпразднуем торжество мгновения! Хотя стой, не надо, даже не смей. Всё равно умрём”, - хочется крикнуть мне. Наверное, проблема в том, что самое важное я никогда не говорю в слух, тогда как всякую чушь – пожалуйста.
Пустой, как и предполагалось, день. Обратная дорога. Кондукторша, уже другая, снова смотрит на меня. “Здорово! Оказывается у меня сегодня везучий день. А ещё я гроза всех кондукторш”. Напротив меня садится бесподобно красивая девушка и безразличным взглядом впивается в окно за моей спиной. “Где интересно таких делают? Покажите мне на карте адрес этой фабрики Бога, и я устроюсь туда дворником, а лучше - грузчиком. И что же всё-таки творится у таких в голове? Какие мысли бегают?” В лёгкой задумчивости я опускаю взгляд вниз, и вновь зашедшая толпа скрывает красавицу из вида.
Закрываю глаза и внезапно ощущаю прилив давно забытых чувств, какие испытывал лишь в далёком детстве. Парк рядом с площадью Свободы, напротив Оперного театра. Дождливая осень, золотая листва, аккуратно сложенная в большие кучки местными дворниками. Мне не больше восьми-десяти лет. Мы идём с мамой по этому парку, а я то и дело вырываюсь от неё, подбегаю к этим листовым горкам, и со всем восторгом, на который только способен ребёнок, ворошу листья ногами, раскидывая их в разные стороны. Мне нравится чувствовать, как ноги погружаются в этот мягкий ковёр практически до колен, нравится возможность озорничать и бередить всё вокруг. “Сынок, ты чего хулиганишь” – слышу я напускную строгость матери. “Люди убирались, а ты всё портишь”, - снова слышу я издалека, хотя сама она продолжает идти по асфальтной дорожке, даже не пытаясь меня хоть как-то остановить. А я и не думаю внимать её уговорам, я уже бегу к новому кургану, чтоб проделать с ним то же самое.
Снова маршрутка. Приоткрываю глаза, смотрю, где нахожусь. Начинаю разглядывать пассажиров. Ещё три-четыре симпатичных женских взгляда. Столько же по пути от остановки до подъезда. Продолжаю всматриваться в лица женщин. Эти взгляды я с жадностью ищу каждый день. Их накопились тысячи, ни одного из них я не знаю, ни одного не помню, но это как воздух. Любой из них мог бы при моём большом желании стать моей судьбой. Тысячи, миллионы человеческих судеб связываются воедино и разрываются навсегда. Какой здесь кроется секрет? Я думаю об упущенных возможностях и миллионах людей, с которыми никогда не встречусь и не познакомлюсь. И никто из них никогда не будет знать меня. В этом нет никакого резона – мы все мертвецы, потенциальные мертвецы. Зомбированые насекомые, муравьи бестолкового муравейника.
Поднимаясь по лестнице своего подъезда, я в сотый раз за день вспоминаю ту, кому принадлежит моё сердце. В груди сразу же сжимается комок. Чем она сейчас занимается?.. О чём думает?.. Было бы здорово увидеть её хоть на миг, на секунду. Не так давно я совершенно случайно оказался в её обществе на несколько часов. Кроме нас там было много людей. Пытался вести себя достойно – выглядел болваном. Мне кажется, женщины удивительным образом могут чувствовать мужское одиночество, превращая его в собственную уверенность. Пытался не смотреть на неё – это оказалось невозможным, глаза сами косились в её сторону, пытаясь подхватить малейшее изменение мимики, любых жестов, слов, фраз, бесконечных улыбок. Даже на морозе её губы излучали неуловимое алое тепло. Она удивительная. Похоже, что весь опыт прожитых лет пропадает и превращается в молочный кисель, когда любовь вычищает закостенелые уголки нашей души.
У неё были душевные неурядицы, я пытался ей помочь, не знаю точно – получилось это или нет, но именно так мы изначально сошлись. Я всё больше убеждаюсь, что понимание, сочувствие и доброта сейчас не в моде. Эти качества дальше дружбы не заводят. Их всё чаще предпочитают поверхностности и безрассудству, выбирая тех, кто умеет быть эгоистом и причинять другим боль. Главное сейчас - уметь развлекаться и быть сверхпозитивным, взять на вооружение девиз: “всегда бодр и весел”, тогда успех будет. Но я так не умею. Она и сейчас, наверняка, с кем-то, кто умеет быть веселее и беззаботнее, но только не со мной, и я никак не пойму, что я от этого чувствую, убивает это меня или нет, словно я - Абсолютное Чувство, которое перемалывает реальность, превращая её в жалкий опыт. Безответные мысли, безответные чувства, безответная жизнь. Мы не выбираем возможности своего рождения.
Я повернул ключ в замке, открыл дверь и оказался дома. Безответность.
Пронзительный писк. 04.45. Пора вставать...
У.Е.
03.02.05
Свидетельство о публикации №205020300209
Елена Васневская 15.08.2006 20:20 Заявить о нарушении