Путешествие на юг

...Разумеется, никто такого чуда никогда не ждал, чтобы Николай Степанович вдруг взял да и прославился на шесть континентов. Ну как, казалось бы, может прогреметь имя неизвестного мастера, работающего в ателье по ремонту синтезаторов? Сам Николай Степанович не мог в это поверить, потому что был скромен и никогда не мечтал о вселенской славе. Но факт остаётся фактом; так скромный смоленский паренёк учится на военного лётчика, а в один прекрасный день его фотографии появляются на первой полосе каждой уважающей себя газеты. Ну и Николай Степанович, занимаясь немножко работой, немножко хобби, создал простое и гениальное изобретение.
К изобретению он пришёл довольно просто: как и все добрые, мечтательные люди, он жалел, что люди не наделены такими же природными крыльями, какими одарены птицы. Часто он представлял, что летит над лугом, и это так же приятно, как лететь в потоке музыки. А иногда, наоборот, взлетая с прекрасной мелодией, он чувствовал, что так же, наверное, ощущают себя в воздухе беспечные голуби. И однажды в голове родилась схема магнитного резонатора, который возбуждался бы под действием звука и отрывался от поверхности земли, благодаря магнитному полю планеты.
Первую модель Николай Степанович сделал размером с коробку из-под чая. Когда рядом с резонатором загудел камертон, модель плавно поднялась в воздух. Николай Степанович буквально подпрыгнул от восторга. В строжайшем секрете за две недели он с бешеной энергией разработал и перепроверил настоящее, большое устройство, управляемое перпадами силы и частоты звука. Ещё три дня ушли на сборку. Любимым инструментом в семье Николая Степановича был старинный ленинградский рояль. В день испытания Николай Степанович отпросился с работы пораньше и пришёл домой, когда из членов семьи никого ещё не было. Он закрепил настроеный резонатор внутри рояля, распахнул окно, затем сел на круглую табуретку, и начал играть... Рояль поднялся в воздух, и Николай Степанович немедленно понял, что забыл единственную вещь: прикрепить табуретку к инструменту. Он так резко отпустил клавиши, что рояль провисел в воздухе всего полсекунды, а затем рухнул на пол и вызвал страшный грохот. Жившая в нижней квартире пожилая домохозяйка Евгения Яковлевна немедленно решила пойти наверх и учинить скандал. Она принялась набрасывать конспект скандала, а Николай Степанович тем временем лихорадочно соединял табурет и рояль моментальным клеем-гелем. Закончив эту процедуру, так что от табурета теперь тянулись две прозрачные сосульки, Николай Степанович снова сел за рояль и заиграл "Голубой Дунай". Под воздействием музыки рояль всё так же легко взмыл в воздух, плавно развернулся, вылетел в открытое окно и понёсся к середине двора. Евгения Яковлевна при первых звуках музыки растаяла и мечтательно посмотрела в небо, где через несколько секунд, к её изумлению, показался играющий сосед. Находившиеся в своих квартирах жильцы не придали бы музыке большого значения, но человеческое ухо, слыша каждый звук, немедленно докладывает хозяину помимо прочего и расположение источника. Все, кого коснулась музыка, через мгновение осознали, что идёт она из какого-то непривычного места. Все бросились к окнам и увидели, как блестящий чёрный рояль с невозмутимым Николам Степановичем кружит в десяти метрах над землёю в центре двора. Доиграв главную вальсовую тему, Николай Степанович задержал пальцы на клавишах и рояль аккуратно приземлился. Опомнившиеся зрители устроили такую овацию, какой на пике карьеры не слышала ни одна итальянская оперная дива, хотя бы ей и аплодировало в сто раз больше поклонников. Николай Степанович встал, скромно поклонился, затем снова сел играть и под вальс "На сопках Маньчжурии" так же, по воздуху, вернулся домой. Когда он спустился, чтобы идти в патентное бюро, соседи встретили его у подъезда перевозбуждённой толпой и требовали рассказать, объяснить, покатать, сфотографироваться... На следующий день прибыли местные журналисты, которым изобретатель по возвращении с работы продемонстрировал показательный полёт, ещё через сутки его осаждали журналисты центральных газет и электронных каналов, а ещё через сутки двор переполнился толпой корреспондентов, фотографов и операторов изо всех возможных стран, включая далёкую Новую Зеландию. Пока в патентном бюро оформляли авторское свидетельство, Николай Степанович охотно демонстрировал полёты на рояле и даже решился сымпровизировать мёртвую петлю. В итоге, в начале подъёма крышка больно упала ему на пальцы, и неопытный авиатор едва удержался от того, чтобы бросить игру. Он застучал по клавишам какой-то немыслимый джаз или рок-н-ролл, и вставший на дыбы рояль так и понёсся: всеми тремя ножками вперёд.
- Кобра! - ахнули знатоки фигур высшего пилотажа.
Наконец, ему удалось присесть на крыше многоэтажки, где он подул на ушибленные пальцы и, страдая, поднялся в воздух, чтобы лететь домой. После этого он не давал показательных выступлений, и журналисты, все как один, конечно же, подумали, что он просто набивает себе цену, ибо они сишком часто общались с испорченными героями светской хроники. Наконец, авторское свидетельство было оформлено, журналисты понемногу разъехались, но на их место тут же набежали многочисленные представители корпораций. Поскольку нефтяной кризис подступал всё сильнее, и помимо солнечного излучеиня человечество пыталось найти дополнительные виды энергии, простой способ использования земного магнетизма тут же вызвал всплеск новых спекуляций на рынке. Николай Степанович заключил сразу несколько контрактов, сделавших его милионером. Но, так как для счастья ему было нужно немного, все доходы от лицензированного изобретения он обратил на стипендии для одарённых музыкантов. Он также подумывал, не стоит ли построить несколько десятков музыкальных школ, но его опередил рынок: поскольку новое изобретение создало гигантскую потребность в музыкантах, которые управляли бы звуко-магнитными резонаторами, как грибы после дождя в самых разных странах стали возникать музыкально-транспортные учебные заведения, а существующие транспортные школы, техникумы и институты немедленно обзавелись музыкальными факультетами.
Массовое распространение нового способа передвижения чуть было не привело к трагедии. Через несколько месяцев после изобретения звуко-магнитных резонаторов в прессе и электронных новостях появилось сообщение о том, как некая юная скрипачка влетела в ливень, где её скрипка расклеилась, и девушка стремительно рухнула вниз, как в своё время - нечастный Икар. Она упала в болотистую низину, благодаря чему не разбилась, а только сломала спину; но целых три месяца, пока ей не сделали операцию по сшиванию нервов, Николай Степанович чуть не плакал от досады. Нет худа без добра: все правительства немедленно постановили снабжать каждый летающий музыкальный инструмент аварийным проигрывателем, который мог бы в случае экстренной необходимости исполнять музыку необходимую для посадки.
Успокоившись после начала выздоровления девушки, Николай Степанович жил просто отлично: счастливый, известный и обеспеченный, но за несколько лет он успел привыкнуть к новым радостям и неожиданно заскучал. Он задумался над тем, чего ему не хватает, и быстро понял: ему хотелось ненадолго уехать в какое-нибудь уединённое место. Подумав ещё немного, он решил, что отправится на Сейшельские острова, про которые говорят, что это обломок потерянного нашими предками рая. Выяснилось, что пограничная служба требует снабжать каждый летающий музыкальный инструмент опознавательным маячком с уникальным номером. Николай Степанович установил маячок, в одно прекрасное утро взял запас денег, пообещал семье, что через две недели вернётся, сел за рояль и полетел. Поднявшись в попутный поток, он включил силовой обтекатель и помчался на юг с захватывающей скоростью.
"...И летел он на рояле, нажимая на педали..."
Воздушный океан охватывал его со всех шести сторон. Изредка вдали пролетал самолёт; внизу, раскинув крылья, плавали птицы; обрывки облаков носились справа и слева; пожилая супружеская пара, играя на двух баянах, летела, очевидно, на дачу, так как к креслам были привязаны вёдра. Пронеслась в каком-то странно круглом устройстве весёлая старуха с электрогитарой - словно ведьма в ступе с метлой - и весело подмигнула. Затем на встречном курсе появился сухогруз "Титаник-II" под "объединённым Джеком". Капитан рассмотрел в сильную подзорную трубу лицо одинокого путешественника за роялем и вдруг узнал того самого изобретателя, благодаря которому его "Титаник-II" получил возможность летать. Немедленно этот британский лев подтверил славу английской морской вежливости: на палубу были созваны все члены экипажа, включая матросов, которые при погрузке и выгрузке помогали портовым грузчикам игрой на простых музыкальных инструментах. Весь "Титаник-II" как одна душа исполнила "Оду к радости" в честь прославленного изобретателя. Растроганный Николай Степанович в ответ сыграл "Правь, Британия", и, поскольку старался он изо всех сил, эта старинная мелодия преодолела две мили и коснулась каждого человека на сухогрузе.
До самого Кавказа Николай Степанович переживал эту необычайно лестную сцену. А на подлёте к горам приятные мысли уступили место трудным раздумьям. Над Главным Кавказским хребтом клубился плотный туман, хозяин здешнего воздуха. Пытаясь разглядеть путь над горами, Николай Степанович перелетал то влево, то вправо, и вдруг увидел собравшихся в группу пианистов, гармонистов и нескольких других музыкантов.
- Здравствуйте, коллеги! - поприветствовал их Николай Степанович, приземлившись.
- Здравствуйте! - откликнулись коллеги. - Куда путь держите?
- На Сейшелы.
- Ого! - изумилась группа.
- Да, далеко, только сначала надо ещё как-то пролететь сквозь этот туман.
- Так вы ещё не знаете? Ну, понятно. Ждите с нами очередного органа-туманокола, он ходит каждый час, до следующего осталось минут сорок. Пока что можете заглянуть вон в тот домик за лоцией.
И музыканты показали Николаю Степановичу спрятанный в зарослях дом. Взяв у лоцмана-музыковеда копию фуги соль-минор Баха, Николай Степанович изучил её и, когда подошёл орган, был готов к полёту сквозь туман. Органист заиграл фугу с начала, массивный инструмент покачнулся и отправился на южную сторону Кавказа. Следом, в кильватерной колонне полетели ведомые музыканты с инструментами; чтобы не отстать, они играли в унисон. В густых облаках была почти нулевая видимость, но когда откуда-то донёсся отзвук фуги соль-мажор, Николай Степанович понял, что рядом прошёл орган-туманокол обратного маршрута. Над южными склонами Кавказского хребта после выхода из облачной зоны Николай Степанович распрощался с новыми знакомыми и полетел через Колхидскую долину в сторону долгожданных Сейшел. Над Турцией он догнал оркестр, летевший под исполнение Героической симфонии Бетховена. Николай Степанович осторожно приблизился к дирижёру; чтобы не прогневать маэстро он тоже перешёл на Третью симфонию, но играл её "три пиано". Этот знак, обозначающий "тише тишайшего", никогда не воспринимался Николаем Степановичем всерьёз, но в связи с реальной необходимостью ему удалось создать такой еле ощутимый уровень звучания. Дирижёр одобрительно кивнул. Звук от оркестра срезонировал с роялем Николая Степановича, и последний как бы прицепился ко всему оркестру.
Дирижёр ловко перехватил палочку левой рукой, а правую благосконно подал Николаю Степановичу.
- Офион, - представился он, - Аркадий Геннадиевич. А это - мои коллеги по одесской филармонии.
Николай Степанович назвал себя, на мгновение оторвал от клавиш правую руку и с восторгом пожал пальцы дирижёра.
- Куда вы летите? - спросил Офион тоном любезного хозяина, который не забывает развлекать гостя приятной беседой (тем более он не забывал дирижировать).
- На отдых, на Сейшельские острова, - ответил Николай Степанович. - А вы?
- Вечером у нас концерт в Тегеране.
- А что вы будете играть? - полюбопытствовал Николай Степанович.
- Как, что?! - изумился такому странному вопросу Офион. - Разумеется, Шестую симфонию Бетховена. Во-первых, кроме Бетховена мы ничего не исполняем, - тут Офион бросил подозрительный взгляд на сосредоточенно играющих музыкантов, боясь, что кто-нибудь из них может втайне изменить величайшему музыкальному гению человечества, - а во-вторых, от Одессы до Тегерана - ровно пять симфоний лёту.
Николай Степанович очень удивился такому ответу и хотел задать Офиону уточняющий вопрос, но тут их коснулась какая-то посторонняя мелодия. Справа приближался состав цистерн, ведомый духовым оркестром. Толстый брандмайор в начищенной пожарной каске невозмутимо отмахивал ритм для незатейливой польки. Сближаться на слишком маленькое расстояние оркестрам было нельзя, в этом случае пересёкшиеся звуковые волны могли бы закрутить, опрокинуть и разметать музыкантов. По правилам музыкального воздушного сообщения тот, кто находился ниже или, при равном уровне, играл быстрее, или, наконец, при равном темпе, подлетал к точке пересечения слева, должен был замедлиться и опуститься, а другой - заиграть быстрее и подняться. Брандмайор ускорил темп польки, и состав цистерн стал изгибаться кверху, но с Офионом случилось странное: он уткнулся в партитуру и забыл обо всём на свете.
- Простите, - окликнул его Николай Степанович...
Офион не отзывался. Он поднял голову, вдохновенно, с закрытыми глазами стал дирижировать чуть быстрее, и оркестр из Одессы тоже пошёл вверх. Николай Степанович взвизгнул. Вдруг он понял, что его дирижёр демонстративно не замечает духового оркестра. Брандмайор тоже понял это, замахал на все 240 четвертей, и колбаса из цистерн, изогнувшись как змея, перелилась через голову одесского оркестра.
- Эй, за пультом! - крикнул возмущённый брандмайор сверху. - Лечиться надо!
И в доказательство своей уверенности постучал кулаком по начищенной каске.
- Какое ничтожество, - поморщился Офион.
- Почему же вы не замедлили темп? - осторожно поинтересовался Николай Степанович.
- Что за странный вопрос? - удивился Офион. - Вносить изменения в замысел гения? И ради чего? Чтобы просто трусливо разминуться с этими лабухами?
- Но мы же могли столкнуться! - ахнул путешественник.
- И это было бы прекрасно! - сказал дирижёр мечтательно. - Конечно же, автоматические проигрыватели нас спасли бы, и это такая пошлость, но как приятно вообразить собственную гибель в момент исполнения Героической симфонии!
Николай Степанович вспомнил незаданный вопрос и полюбопытствовал:
- А как понимать ваши слова о том, что от Одессы до Тегерана пять симфоний лёту?
- Так и понимать. В Одессе мы начинаем Первую, а в Тегеране приземляемся под Пятую. В концертном зале мы играем Шестую.
- Но ведь таким образом вы обрекаете своих слушателей на зависимость репертуара от географического расположения их города?
- Правильно, - сказал дирижёр. - А что вас смущает?
- Ну, если бы я был персом, я бы хотел услышать в вашем исполнении, например, Вторую симфонию.
- Разве только если мы будем лететь не издалека. Поймите, ведь это в сущности оскорбительно, лететь ради одной симфонии, а все остальные наигрывать так: как попутное сопровождение. Во время полёта мы играем музыкальные произведения Бетховена по порядку, а после приземления, в театре - то, что находится на очереди.
- Хм. И где надо жить, чтобы иметь возможность послушать Девятую в вашем исполнении?
- В Одессе или где-нибудь в Индии. Хотя во втором случае это удовольствие будет нескорым. Мы до сих пор ещё ни разу не отправлялись на такие расстояния. Мне-то, конечно, это нипочём, а вот музыкантам...
И Офион снисходительно посмотрел на оркестр, который по-прежнему невозмутимо играл послушно его палочке.
- Ну да, конечно, - кивнул Николай Степанович, - ведь им намного тяжелее, чем вам.
- Сударь! - возмутился Офион и едва не потерял темп.
- Ой, извините, - спохватился Николай Степанович. - Я имел в виду, что никто из них не влюблён в Бетховена так, как вы.
- Естественно, - небрежно кивнул маэстро, - но ведь главное не в этом. Главное в том, что они работают за зарплату.
- А вы?!! - изумился Николай Степанович.
- А я - за наркотик, - ответил погрустневший маэстро.
- Какой?! - испугался мастер по ремонту синтезаторов.
- Страшный. Имя ему - слава. Тот, кто хоть однажды вкусил его, больше не сумеет избавиться от наркотического пристрастия. Горе ему, если славы мало, и трижды горе, если много. А здесь между "мало" и "много" нет даже тончайшей линии.
- Понятно, - ответил Николай Степанович и тоже погрустнел. Затем, вспомнив про острова, он попрощался и повернул строго на юг.
К вечеру он долетел до Багдада, где решил переночевать. Высматривая место для приземления, он разглядывал дома и улицы. В одном из двориков не очень высоко от земли левитировал человек с флейтой. Он наигрывал тягучую арабскую мелодию и почти неподвижно парил в воздухе. От этого он становился похожим то ли на Аладдина, которого на могучей ладони поддерживает невидимый джинн; то ли на халифа, который, услаждаясь музыкой и гашишным дымом, уносится в чудесные пещеры из сказок любимой жены - Шехерезады.
Вскоре Николай Степанович заметил стоянку музыкальных инструментов и приземлил рояль. К нему немедленно подбежал молодой араб и о чём-то заговорил. Николай Степанович вынул деньги. Парень кивнул, но продолжал говорить. Николай Степанович улыбнулся и развёл руками:
- Не понимаю!
Но тут из будки сторожа вышел пожилой араб.
- Добрый вечер, - поздоровался он. - Рад приветствовать на моей стоянке русского гостя.
- Я тоже очень рад приземлиться у вас, - ответил радостный Николай Степанович.
- Как вы уже догадываетесь, - объяснил хозяин с улыбкой, - я учился в вашей стране.
- Очень польщён, - сказал ещё более радостно путешественник.
- Омар просит вас сообщить номер транспортного средства, - перевёл хозяин слова молодого охранника.
- Ой, - поморщился Николай Степанович, - я не помню его. Он должен высветиться сам, если к роялю поднести сканер.
- Ну, это неважно, - успокоил гостя араб. Роялей у нас сейчас не так много, русский вообще один, а на всякий случай я найду особую примету.
И тут же он пробежался пальцами по клавишам в хроматической гамме.
- Так, - объявил он, - соль малой октавы понижена на восьмую тона. Исправим. К утру, разумеется, когда будете улетать, это бесплатно.
Николай Степанович поблагодарил хозяина, заплатил за стоянку и спросил, где вечером можно провести время с пользой и удовольствием.
- Я бы посоветовал пойти вам в театр на левом берегу, - ответил хозяин. - Там вы, по крайней мере, ещё успеете взять билеты.
- У вас такой музыкальный бум? - удивился Николай Степанович.
- Дело не совсем в этом. Просто концерты в обычных театрах у нас стали редкостью. Все любят летать и слушать музыку в полёте. Провести вечер в твёрдо стоящем кресле теперь сложно. Кстати, хотите анекдот из жизни?
- Конечно!
- Когда наша королева эстрады Лейла собралась на свой первый воздушный концерт и раскрыла рот перед зрителями, взлетел только синтезатор!
Николай Степанович захохотал.
- Под фонограмму поют не только у вас! - весело возразил он.
- Да, но наша красавица взбрыкнула и решила вспомнить, каково это - петь своим горлом. В итоге звуко-магнитном резонансом её просто швырнуло в сторону и ударило о стену!
- Какой кошмар!
- Не волнуйтесь, ничего кроме нашатыря не понадобилось.
Николай Степанович посмеялся, сердечно распрощался с арабом до утра и отправился по указанному адресу.
Очередь меломанов, желающая послушать вечерний концерт, проходила через рамку звукового контроля. Николай Степанович увидел табличку на французском языке, прочитал и понял, что эта мера предосторожности направлена против глупых шутников, которые любят проносить с собою в зал магнитные резонаторы, чтобы при первых же звуках музыки взлететь кверху и вызвать нездоровый смех слушателей. В рамке случился только один инцидент, когда полную женщину в синем хиджабе вдруг подняло кверху. Она испуганно ойкнула, рамку выключили и подхватили женщину на руки. По интонации Николай Степанович догадался, что женщина оправдывается и говорит, что даже не знала про резонатор, а охранники успокаивали её и вкладывали резонатор в конверт, чтобы на выходе вернуть его владелице.
После концерта Николай Степанович поужинал в ресторане, где его поразила невиданная новинка: официант не нёс заказанное блюдо, а сопровождал его, тогда как оно летело на подносе с музыкальной шкатулкой. Доведя блюдо до столика посетителя, официант с улыбкой снимал серебряную крышку и уносил шкатулку.
Наконец, в гостинице Николай Степанович лёг спать, но что-то тревожило его и мешало заснуть. Что это было, понять он не мог. Это были не чудеса пережитого дня, это была и не печальная фраза, сказанная Офионом на прощание.
И вдруг, Николай Степанович понял, что его беспокоило. Он совершенно забыл одну необходимую вещь, которую, впрочем, ещё не поздно было достать. Он уснул счастливый, а утром забежал в музыкальный магазин, где и отыскал нужный диск.
На стоянке его поджидал хозяин. Он выдал Николая Степановичу квитанцию и лёгким движением ключа подтянул соль малой октавы на восьмую тона. Николай Степанович вставил купленный диск в аварийный проигрыватель, пожал руку новому знакомому и снова полетел на юг.
И вновь перед ним открывались диковинки чужих земель. Жители Аравийской пустыни играючи улетали от опасных песчаных бурь. Над Африканским Рогом гремели национальные инструменты, и пляшущие негры перелетали по кругу в диком танце. По морю - по дну воздушного океана ползли невероятно тяжёлые корабли, которые были намного плотнее воды, но не тонули благодаря изобретению Николая Степановича. И вот, наконец, показались Сейшельские острова. Николай Степанович прекратил играть, и через секунду включился аварийный проигрыватель со вставленным заранее диском Поля Мориа. Зазвучала до боли прекрасная мелодия, имя которой было "Эль Бимбо", а имя её отца - Клод Морган. Эта мелодия не могла появиться ни у кого из гениев XIX века. ХХ век должен был очаровать, напугать и утешить людей, чтобы возникло такое чудо. Только в двадцатом веке, когда человек беспощадно покорял пространство и материю, а духом был ещё ненасытнее, могла возникнуть эта музыка. Она была пропитана страстями своего времени; она несла человека как раскалённый паровоз, который только собирается открыть новый горизонт, но сидящий в нём машинист уже мысленно всматривается в следующий. И Николай Степанович думал, что нет ничего постыдного для великих мастеров прошлого, если им не было суждено дать людям такую мелодию. Ведь мир музыки безграничен, как эти горизонты перед паровозом, и каждая новая эпоха обрушивает на человечество новые гениальные сочетания нот.
Мелодия закончилась, и рояль плавно опустился на прогретый солнцем песок. Вообще, конечно же, мелодия заканчивается только с нашей точки зрения, а на самом деле она просто ускользает в свой мир, откуда ненадолго приходила по нашему зову. И всякий раз, когда она, покружившись в нашем мире, снова мчится туда, где резвятся её сёстры, человек порывается бежать следом, но через мгновение оставливается с виноватым и пристыженным видом; ибо все земные границы вместе взятые бесплотны как тень по сравнению с тем невидимым рубежом, который защищает мир музыки от вторжения вещей. Так и глаза Николая Степановича на мгновение затуманились мечтой, затем прояснились, в них мелькнуло мгновенное сожаление, но тут же он укорил себя за эгоизм. Ведь он хотел, чтобы мелодия просто донесла его до желанных островов, и не смел напрашиваться в её волшебный дом.
Николай Степанович вышел из-за рояля и посмотрел на синий океан...


2005