Борей

Через пару дней после присяги учебные роты были расформированы, а я среди двух десятков человек был распределен в один из батальонов внутренних войск, располагающийся в городе N. По дороге в N., сердце исторической Литвы, я смутно представлял свои дальнейшие обязанности. На курсе молодого бойца нас пугали службой вышкарей (то бишь охранников «зоны» на вышках), баяли басни про неспокойный нрав заключенных, которые, дескать, иногда шпурляют в сторону вышек всякую хренотень вроде так называемых заточек. Командиры N-ского батальона сразу попробовали поумерить подобные представления. Впрочем, доводили до ведома  разные случаи, что происходили раньше и были наверное исключением из общего течения смутнотелых правил. Например, в промышленной части N-скай колонии строгого режима зеки однажды прикрепили в тиски приобретенный где-то патрон. А поскольку окна цеха выходили прямо на вышки, сметливые узники направили тиски в сторону вышкаря да байданули по пятке патрона молотком. Прогремел выстрел, от которого вышкарь едва не изгадил себе портки. Это было давно. Недавно же, говорят, на одной из зон выявили несколько самодельных автоматов, неуступавших по некоторым своим характеристикам израильским  «Узи», даже превосходили их. Обитатели колонии люди умелые. Хорошо, что этой холере не нашлось применения.
Готовясь к службы на вышке, надо ясно отдавать себе отчет в том, что рано или поздно может случиться момент побега, который необходимо пресечь. Пересечь оружием. Так же следует быть психологически готовым стрелять в человека, пусть он и осужденный. Командиры утверждают, что на побеги порывается только всякая мразь. Вроде тех, кто получил огромные сроки. Но нередко попытки убежать предпринимают и те, кто проигрался в карты. За это им прощают долг. Нам же за пресеченный побег должны давать крест МВД Беларуси «За самоотверженную службу» да дней 10 отпуска. Как острил старлей К., «можно и на целый месяц настрелять». Главное — правильно применить оружие, а то сам можешь оказаться по ту сторону «линии охраны». А это уже будет не сахар и даже не горчица. За решеткой бывшему охраннику кранты.
Солдатики попадаются сами разные. Один на недалекой от нас зоне застрэліл себя уже после первого самостоятельного несения службы на вышке. Выяснять стали и увидели, что хлопчик сам собой сатанистом был, до армии в тетрадках всяких чертиков-демонов изображал с соответственными словесными атрибутами. В N-ском же батальоне стремятся избежать подобных коллизий. Подозреваемых «склонников» к самоубийству в караул не пускают, оставляя на хозяйственно-кухонных работах. Чтобы посчитали тебя вот таким «склонником», хватит какой-нибудь мелочи. Один на стекле вышки пальцем какой-то меланхолический стишок вывел, за что его перестали допускать в караул. Кроме того, перед уходом на сутки в караул (или, как здесь говорят, «к корове») солдатам никогда не выдают писем, чтобы оные не опечалили их и не вызвали суицидов вестями о свадьбах подруг, о беременности тех самых подруг от иных возлюбленных или еще о каких-либо неожиданностях с «гражданки». Поскольку практически все приходится иметь дело с боевым оружием, «неуставняк» бытует здесь в мягких, но довольно-таки подлых по сути формах. Нам, новому призыву, пробовали грузить про «семейственность». Нашли чистые уши для лапши! Единственное, что действительно нравится мне из здешних традиций, так это приветствие в батальоне взвода, вернувшегося из караул, пожатиями рук. Нормальная мужская традиция, только не все ее воспринимают серьёзно. Это и смущает, словно холодный северный ветер, выдувающий тепло из казармы N-скага батальону, расположенной на холме над «подопечным» объектом...  Холодно.
2000 г.