Бесснежное рождество

БЕССНЕЖНОЕ РОЖДЕСТВО

Снега отчаянно не хватает - явный дисбаланс в природе. Где-то его по уши, а где-то его нет совсем. Но все равно празднуют Рождество, даже на тропических островах. Какая взаимосвязь между дедулькой в теплой шубе и вечнозелеными пальмами понять невозможно. Более того, какая связь между Рождеством Христовым и дедулькой? С пальмами еще можно примириться, ведь как-никак дело обстояло в той части света, где живут верблюды. А они тепло любят. И отчего дарят подарки друг другу, ведь это же день рождения одной персоны. Елка хоть и красивая наряженная, но почему именно елка, неужели они растут там, где верблюды. И более того - а кто сказал, что это случилось в конце декабря? И почему некоторые отмечают это две недели позже? Каким образом между этими двумя датами вместилась смена календаря, который оказывается неуниверсальным, только потому что есть китайцы. И русские.
Русские выживают там, где другие не могут. Они завладели Дальним Востоком, Сибирью и почти Аляской. Земли много, а что с ней делать, непонятно. Пусть будет. Как доказательство человеческой способности выживать в любых условиях. Но для этого надо иметь зачатки интеллектуальности. Дрыхнуть под пальмами, поедая кокосы, сможет любой. А кожа почернеет со временем - от солнца. Чтобы спастись от холода приходится делать некоторые теломыследвижения. Догнать еду, содрать шкуру, обернуться и, о чудо! - изобрести иголку. А то поддувает. Дрожать просто так уже не помогает. Быть сильным значит быть умным. Либо оставаться на месте.


Вот которую неделю я маюсь от абстиненции. В горле стоит ком, кожа шелушится и подташнивает. Ни шоколадные конфеты, ни ванильное печенье не помогают - мне просто плохо. Мне нужен снег, я выросла в Сибири. Яростно не хватает пушистой холодной субстанции. Отсутствие обволакивает мутью, как облаком, и я плаваю в нем, плавно перемещаясь из одного аморфного состояния в другое, такое же атмосферное. Все остальные ингредиенты на месте - в углу столовой стоит зеленая и пластиковая, вся в серебре. Наверху примостился ангел неопределенной ориентации. Подарки куплены, завернуты и перевязаны так, что не помнишь что кому и где - только наклейки с именами напоминают. Открытки, приглашения, коробки с шоколадом и печеньем заполоняют пространство при каждом очередном визите почтальона. Входную дверь подпирает окорок, красиво перевязанный, но все же остающийся свиньей. Выход только один - в люди. В живые, настоящие, где можно напиться, спеть под караоке, вздернуть руками и ногами, изобразить эмоцию, в конце концов задать глупый вопрос молчаливому гостю без надежды на ответ. Он все равно не умеет говорить по-русски. Все расходятся как всегда, пьяно целуясь, обмахивая теплыми куртками, небрежно наброшенными, - ерунда, нынче зима теплая. Отчего пожелания счастливого Рождества звучат фальшиво и ты им не веришь, как не веришь, что это все - пора уходить, бал закончен. Внутри робкая надежда - а вдруг... Ведь до самого праздника несколько дней, у нас есть еще время и силы что-то изменить.

На горячие мольбы небеса отзываются еще одним приглашением. Помилуйте, да это же ординарная компания, наряды - в шкаф. Вот так Господь искушает! Когда открыли дверь, откуда выкатились теплые волны запахов и звуков, Он подмигнул и азартно потер морщинистые ручки. И не зря - публика была самая изысканная, всех цветов и нарядов, возрастов и финансового положения. Втиснуть себя в определенный стиль задача была не из легких. Хотелось то платье такого же цвета, то кожу. С хозяйкой сравниться никто не мог - полная, в черном платье с меховой оторочкой, она была похожа на тигрицу, прикинувшейся ненадолго ласковым питомцем. Брат хозяина оказался голубым. Его друг ездил в Германию, а эта нежная дама в скользских туфельках обожает Францию. Мы долго говорим о Европе, смеемся, я рассказываю про Сибирь. Муж занимает хозяйское кресло, продавленное и широкое, и начинает говорить его голосом: - Принеси мне пива! Сам хозяин робко сидит на стульчике у пианино, опустив рыжую голову, покаянно отвечает: - Мне недозволенно нынче! В новых белых носках он выглядит ужасно представительно. Все говорят одновременно, рассказывают так, будто не видились сто лет, или никогда. Шутки и анекдоты перемежаются с примерами из языка и, выпав из общелингвистического кружка, я перемещаюсь на улицу - глотнуть свежего воздуху. Хлопает дверь, следом выходит худенький юноша, лезет в карман за сигареткой - этот жест мне напоминает кого-то знакомого. Моего бывшего мужа. Когда мы были вместе, мы были молоды. И мы говорим о молодости, о том, что есть дом и семья, но денег недостаточно. И что живут они не в самом лучшем районе, слышишь, никогда не переезжай в Глен Берни. А вот и его жена - молоденькая, хрупкая девочка. Она отвечает по-взрослому, нервно стряхивая пепел с сигареты. Я рассказываю им про социалистическую идею, про бесплатные квартиры, про одинаковые зарплаты, про то, что значит быть как все. Молодой человек кивает головой, мы понимаем друг друга. Ведь я тоже выросла в не самом лучшем районе. Лучше мы будем жить, как нам нравится. Все у нас впереди. Когда вышел хозяин, начал падать снег. Крупные снежинки приземлялись на его рыжую шевелюру, веснушчатые руки мяли мокрую сигарету, а белые носки постепенно сливались с поверхностью крыльца. Тихонько подрагивая от холода, освещенные желтым кругом уличной лампы, мы говорим о русской революции. По-английски в Америке.

...Желтые и розовые шары на елке поблескивают при догорающих свечах, закуски на столах не съедены, всего было так много. - Какая у вас красивая елка, - похвалила я хозяйку. Она устало улыбнулась, ей предстояло еще убирать со столов. - И какой красивый ангел. - Да, это американская традиция: вместо звезды сажать ангела. Хозяин грустно качнул головой и сказал: - Да-да. Я помню как-то в детстве мой брат что-то натворил на Рождество, отец разозлился, и мать разобрала елку. И заплакал. - Взяла и разобрала елку! По его щекам покатились слезы, похожие на маленькие замерзшие снежинки, они падали на пол с легким звоном, и ангел на елке с желтыми и розовыми шарами тихонько затрубил в рожок. Мы обнялись - ведь это было Рождество. Как позже выяснилось, вечеринка была устроена по просьбе гостя в лаковых ботинках, он искал, нет ли у хозяйки знакомых незамужних дам. Дама, которая любила Францию, ему понравилась. Все остальные оказались соучастниками - в пьесе, разыгранной хозяйкой. Но как хорошо у нее это получилось...

Рождественское действо продолжается. Мне, правоверной католичке, должно быть особенно свято в эти дни. Очередная порция глянцевых открыток вместо образов. Пахучие свечи вместо ладана, марафон шопинга вместо молитвы. Merry Christmas, черт вас подери. Месса Христа. А ведь как хорошо было в костеле - храме польском, на холме. Дышалось легко, народу немного, но даже если и набьются тесно, то бережно, и все слушали патера. Отца. Адама. Он говорил просто, по-русски. О польской вере, об утраченной и возвращенной, о западных традициях, таких светских по сравнению с другими, ортодоксальными. Но даже если и так, то жили все вместе, и переживали одно. И через две недели шли в другой храм, темный и высокий, слушали службу, кланялись низко и ставили свечи. Тонкие, прозрачные, с которых капал горячий воск на холодные пальцы, таявшие перед ликами. Это был Великий Праздник.

- Я так не могу. Что-то неправильно. Кажется, вместе с друзьями, языком и привычками я потеряла веру. Муж слушает внимательно. Мы сидим в китайском ресторанчике, нам скоро должны принести пекинскую утку. Огромные красные рыбы с выпученными глазами глядят через стекло аквариума, им все равно. Они не росли в стране, где не было духовных праздников. Им не нужна никакая вера. Они просто рыбы. - А я еще помню время, когда люди все вместе ждали этот праздник, и он был самым большим событием года. Сейчас это коммерция, - муж подтверждает мою догадку , кажется, я проскочила из одного исторического поезда в другой на полном ходу. Там, где веру истребили искусственно, не знали, что она может умереть сама. Еще ведь оставался Новый год, крупномасштабная акция, превратившаяся в милый семейный праздник. Праздники новой страны, издательство Молодая Гвардия. Так и быть, оставим вам елку. Да, в моем детстве были елки, колючие, настоящие. Которые пахли. Были пельмени. Замороженные, их хранили на балконе. Холодно было всегда в это время года. - Я тебе дам одну книгу, там все написано, - говорит муж. Официант приносит утку.


На бокалах с вином отражаются елочные огоньки, соперничая с неровным светом от зажженных свечей. Шторы раздвинуты, за окном бесснежная темнота, стол накрыт для двоих. Мы делим наш праздник с другими. Нам есть что - подарки нынче не предусмотрены. Мы просто разговариваем. Пельмени вот-вот будут готовы, под них мы пьем холодную водку. Это традиция. Мы едем туда, где пальмы - это новая традиция. Даже если нынче нет снега. Мы едем, потому что подарок мне. За этот год сделано немало. Я знаю это, поэтому мой подарок мужу символичный - набор для выживания: соль, спички, пакетик чая. Это было вчера, сегодня я читаю книгу, на обложке которой нарисована маска Санта-Клауса. Есть прямое указание на время, когда мог родиться Христос, скорее всего, это сентябрь. Клаус - укороченное время от Николаса, святого. Во всех религиозных энциклопедиях сказано, что Рождество было установлено церковью. Церковь это учреждение, установленное людьми. Господь хихикает.

Как просто - достаточно было прочитать. Я захлопываю книгу, встаю с дивана и иду в офис мужа. - С Рождеством! - говорю я по-русски. Он смотрит удивленно, а я продолжаю говорить: - Родить, рождать, родиться, рожденный. Что-то новое появляется на свет - основное значение. Где действие есть отсутствие действия, где тишина пробуждает сознание. Тайна, окутанная ритуалами. Тайна рождения нового. Ангел на елке бесшумно хлопает крыльями, с них сыпятся блестки. Огоньки на елке зажглись и погасли сами собой. - С Новым годом! С Новым счастьем! С Новорождеством!

Л.Берловска, Январь 2005