now

Расхристанные, взъерошенные, бестолково согнувшиеся в пояснице, часто с дикими гримасами на лицах они ходили около меня, проходили рядом, останавливались, начинали о чем то говорить друг с другом. Затертые, иногда просто грязные на коленках джинсы, грязные, не чищенные ботинки в белых разводах, всклоченные шевелюры и бороды. Антракт концерта  одного известного барда. Россия, Санкт-Петербург, ХХ1 век.
Бард сидел на сцене под светом рампы. Он напоминал большого, состарившегося ленивого кота – лысая голова с остатками седеющей шевелюры по бокам, пегие усы топорщились под носом  закрывая верхнюю губу, от чего казалось, что бард тихонько посмеивается, хихикает себе под нос,  немигающий взгляд голубых, прозрачных глаз.
Бард сидел на деревянном стуле перед двумя микрофонами, один из которых находился у его рта, другой – у  гитарной деки. Над ним, слева и справа с потолка на веревках свисали два одинаковых плаката размером со стекло витрины гастронома. На плакатах, на фоне большой коричневой бочки был нарисован стоявший расставив ноги бородатый мужик в зеленом  кафтане и боярской шапке. Лицо у мужика было красное,  усы - черные. Согнутой рукой он упирался себе в бок, в другой руке, вытянутой в сторону на уровне головы была зажата большая, налитая до краев пивная кружка.  Сверху мужика по кругу было написано желтыми буквами в старославянском стиле: «ПИВО ОРДИНАР -  ВЕРНОСТЬ ТРАДИЦИЯМ!»
Перед бардом стоял журнальный столик. На столике ничего не было.
Бард пел всем с детства знакомые песни. Вязкая тишина повисла в зале. Песни были о душе, о прошедших днях, о вечности. Слушатели изредка кряхтели и шепотом переговаривались, у  мужчин блестели лысины. Веселые песни тоже были весьма утонченными и публика  с готовностью хмыкала и крякала на  ожидаемых и знакомых каламбурах и остротах.  Пошли записки из зала. То одна, то другая девица из переднего ряда подходила к рампе и перебрасывала записки через нее на сцену, на пол. Когда бард заканчивал петь очередную песню, он вставал (он и фигурой походил на длинного, когда-то поджатого, но с возрастом  округлившегося в талии, городского, домашнего кота), подходил к рампе, присев на корточки собирал записки, возвращался на свой стул и, пошучивая в микрофон, раскладывал их на журнальном столике. Брал он записки со стола по одной, раскладывал на коленях и читал вслух, или не читал вслух, а сразу же откидывал на другой край стола.
Просили все об одном. О сокровенном. О песне 20 летней давности, о песне 30 летней давности. Часто он не помнил слов песен, которые ему заказывали (или не хотел помнить), некоторые песни пел. Играл и пел он профессионально, взгляд переводил то в один конец зала, то в другой, потом отворачивался и смотрел на стену, поверх голов.
Песни бередили душу. Почему то хотелось плакать. Старые, знакомые по детству, по первому кассетному магнитофону «Весна», они  уводили память по таежным тропам, в походы, к брезентовым палаткам, резиновым сапогам, фанерным гитарам с дребезжащими струнами, консервам «Перловая каша с говядиной» и холодному свисту зимнего ветра за окном панельного дома на окраине города в предновогоднюю ночь.
Бард пел. Временами он поводил головой из стороны в сторону, будто ему жал галстук, хотя галстука не было – он был в черном свитере и брюках. Барду недавно исполнилось 50. 
Второе отделение, объявленное, как концерт по заявкам, закончилось. Понастальгировавшая публика обильно отхлопала на бис. Потом на сцену вышел развязного вида молодец в ковбойке и сказал:
- друзья, разрешите от себя и от вас поблагодарить А за прекрасный концерт, приезжайте еще, ждем..
C этими словами он повернулся к барду и протянул ему объемный красный бумажный пакет, который до этого держал за спиной.
- вот, возьмите, возьмите, это вам некоторые полезные вещи... там и стаканчики тоже есть...
Зал дружно захихикал. Бард что то пробурчал, однако, пакет взял. Улыбнулся, посмотрел в зал и наклонил голову. Постояв так некоторое время он ушел за кулисы.
Публика потянулась к выходу, в гардероб, за одеждой.  Когда в зале никого не осталось, А вышел из за кулис. Подойдя к журнальному столику он выбрал несколько бумажек из лежащей груды и сложив, рассовал их по карманам брюк. Потом он вышел в фойе  и сел возле столика, у стены, где лежали диски, кассеты и книги с его песнями. Желающие могли купить их и получить автограф автора. Желающих нашлось много. Вокруг столика образовалась толпа. А сидел наклонившись вперед, взгляд его рассеянно скользил по сторонам, иногда он механически улыбался, те, кто подходили с дисками  тоже улыбались и быстро уходили, получив желаемое. Трое  молодых людей, коротко стриженых, в  блестящих, лакированных ботинках и цигейковых пальто стояли в стороне, о чем то негромко переговариваясь,  наблюдали за рабочими,  снимавшими в зале плакаты с рекламой пива и скручивавшими их в рулоны. Сухонький мужичонка в кепке отсоединял микрофоны от усилителей и сматывал провода на катушку, прохаживаясь вдоль сцены. Потом он подошел к боковой стене, щелкнул выключателем и свет рампы погас.
Ноябрь 2003, С-Петербург