SSSR
Буксир отходил в 12 часов дня. Солнечный день обещал быть теплым и редкие кучевые облака лениво плыли по голубому небу. Накануне вечером и всю ночь шел дождь, свежие, не успевшие запылиться листья тополей на бульварах пахли горько и мятежно.
Ольга выглянула из окна на улицу. Было воскресное утро, когда великое множество городских жителей нежится в домах, отсыпается, пьет утренний чай в теплом семейном кругу и не торопится выходить из дому. Промытая дождем даль июньского неба восхитительно и неброско открывалась под напором солнца и прохладная голубизна горизонта была прозрачна.
Время доходило к одиннадцати. Начинало припекать. Редкие в спальном районе машины проносились по бульвару, мамаши с колясками уже облюбовали скамейки, детишки разного калибра и возраста в разноцветных одеждах мелькали яркими пятнами среди листвы.
Оля строго посмотрела на небо, потом на крашенный белой краской, местами облупившийся, потрескавшийся жестяной карниз. Жоры внизу не было, меж тем он обещал быть и, следовательно, бессовестно опаздывал. Она с сожалением отвернулась от окна, поудобнее уселась на подоконнике, разгладила новое шелковое платье, обтянув его вокруг коленок. Получилось неплохо. Вздохнула. По соседней улице прошел, громыхая, трамвай, стекла в серванте зазвенели. Звенел хрустальный сервиз, мелко вздрагивали кончики светло-зеленых плетей какого то тропического растения, росшего в горшке на стене. «Надо бы полить,»- Оля сморщила носик, но только покачала ногой – с подоконника не слезла. Оконное стекло было прохладным и так приятно было прижиматься к нему всей спиной.
Слева от окна, вдоль стены стоял сервант. В дальнем углу комнаты, за шторой, прятался торшер, а под ним стояло старое облезлое, темно-коричневое кресло производства минской фабрики «Красный Октябрь» с вытянутыми кое-где из обивки нитями. Растягивая слова и фразы долетал из коридора голос радиоведущего «радио ня-ня, ра- ди-о ня – ня, есть такая пе-ре-да – ча. Ра-ди-о ня-ня, ра-ди-о ня-ня, у нее одна за-да-ча…», еще дальше, из кухни, доносились приглушенные голоса и звон посуды.
Оля слезла с подоконника, медленно обошла комнату по кругу, присела на заправленную покрывалом тахту, сразу от входа – направо. Закрыла, подцепив носком ноги, не вставая, дверь. На обратной стороне двери оказался приклеенный по углам зубной пастой, вырезанный из «Пионера» листок с фотографиями Тото Кутунио и Челентано. От порыва ветра оконная створка начала закрываться, сперва медленно, но, постепенно, все быстрее и быстрее, пока не грохнула об раму со звоном и треском. Солнечный блик метнулся со стены на стену и замер, не добежав до середины. Оля вздохнула и поднялась с тахты. Было 11-25, а он все не шел.
Second
Паром отходил в 12 часов. Солнце уже давным давно встало, радио за стеной играло веселую мелодию, солнечные пятна на паркете лежали широко и округло. Вставать не хотелось. Лена еще раз прислушалась к чириканью воробьев за окном, приглушенным закрытой дверью голосам взрослых на кухне. Через простыню, прижатую вплотную к глазам проступали из молочного тумана огоньки солнечных бликов на стеклах серванта, стоявшего у окна и темные контуры кресла в углу. Досчитав сначала до 3-х, а потом, помедлив, и до 10-ти, Лена все-таки отбросила простыню, потянулась и села. Зевнула, потянулась еще раз, протяжно вздохнула, выдохнула и открыла глаза. Пионерский галстук на спинке стула у кровати блестел красным отутюженным шелком. Сегодня он выделялся на темно-коричневой школьной форме особенно празднично и весело. Еще бы – воскресенье. Май.
Из окна второго этажа был виден бульвар, усаженный тополями и березами, широкой изогнутой полосой уходящий в направлении моря. На скамейках уже сидели мамы и бабушки, дети разноцветными пятнами мелькали среди молодой листвы, иногда доносились с порывами ветра их звонкие голоса. Редкие, по воскресному неспешные машины, проезжали в ту или другую сторону слева и справа от бульвара, заворачивали за угол дома или терялись за деревьями, сначала мелькая среди стволов, а потом исчезая за их уплотняющимся в уходящей перспективе строем. Черемуха под окном уже отцветала, весь старый, в выбоинах и трещинах темно-серый асфальт перед подъездом, был усыпан ее грязно белыми лепестками. Ах,- Лена вздохнула,- так и жизнь пройдет.
И где он пропал? – время доходило к 10 утра, надо ехать на Морской вокзал за билетами, там наверняка очередь, на полчаса, не меньше, а потом хорошо бы в «Лакомке» посидеть, съесть по вазочке мороженного (три шарика, все разные), сегодня обязательно попробую коктейль «с ромом», навру продавщице, что уже 16, Ирка наврала и ничего, подумаешь, - всего 2 года, никому плохо не будет ведь, один то разик можно. Или попрошу его купить. Ему поверят. Он большой, - Лена привстала на цыпочки у зеркала. К этому времени она уже успела встать, сбегать потихоньку в туалет и обратно, стараясь незаметно проскользнуть перед закрытой на кухню дверью, выглянуть, щурясь от яркого света, в окно, посмотреть на небо с высокими кудрявыми облаками, помахать вытянутой рукой с растопыренными пальцами, наморщив нос определяя: будет жарко или нет, закрыв глаза вдохнуть запах цветущей черемухи и потоптаться босыми ногами по паркету.
Заведенной за спину рукой она взяла комбинацию в горсть, потянув назад так, чтобы спереди не осталось ни одной складки. Полюбовалась результатом, - вполне ничего себе (то, что на колене синяк - не считается, я на физкультуре была).
-Лена, завтрак на столе,- ее все-таки заметили, - мы тебя ждем,- голос матери был заранее непреклонен.
-да, да, иду…- а интересно, все таки, как это происходит,- она еще раз повернулась перед зеркалом. А потом вот здесь вырастает такое большое пузо... Ой! Не, не надо. Рассказывают, дурочки, ерунду всякую. Он хороший. Да и я тоже. Хорошая… она присела на корточки, уперлась лбом в зеркало, покачала головой из стороны в сторону, наблюдая, как черные зрачки сливаются у переносицы в размытую восьмерку. Ни-че-го се-бе…Ой, да, ну тебя! Даже поцеловать не дам. Пусть заслужит сперва.
-слышу мам, щас,- она распахнула дверь своей комнаты, прошлепала по коридору до двери в ванную, щелкнула выключателем, зажигая свет.
-ленинградское время 10 часов. Передаем последние известия,- произнес хорошо знакомый чужой голос, - вчера, на закрытии очередного ХХV съезда Коммунистической Партии Советского Союза генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Союза ССР, товарищ Леонид Ильич…
В ванной зашумела вода, заглушая голос диктора. Дверь кухни открылась, на пороге появился дедушка, на ходу запихивающий авоську в карман брюк.
- и не забудь сметаны купить, в баночках по 58 копеек, у продавщицы спроси, а то после обеда то разберут,- голос бабушки вплетался в шум воды, бубнеж диктора, крики мальчишек, игравших в футбол во дворе соседского дома, чириканье воробьев и тиканье будильника, стоящего сейчас передо мной.
Свидетельство о публикации №205020500154
Возможны другие расшифровки.
А вот (смотрю рецензии) в 1984 году Леонид Ильич уже не мог ничего сказать, помер сердешный наш целовастик.
Виктор Санин 12.04.2005 04:14 Заявить о нарушении
Конечно помер, эт я запамятовал...ну, значит ето 82 г.. ага. Блин как давно то, е-мое!
Просыпаемся!!
Вам Удачи...
Антон Капацин 15.04.2005 21:21 Заявить о нарушении